Выйдя из храма, я столкнулся с Леппринсе.

— Что говорят? — спросил он меня.

— Где? Здесь?

— И здесь… и повсюду. Что пишут газеты? Что говорит Кортабаньес? Эти два дня я практически не был дома. Забегал только переодеться, принять ванну и что-нибудь перекусить.

— Обсуждают убийство сеньора Савольты, естественно, но пока еще ничего не прояснилось, если вас это интересует.

— Именно это. И какие же ходят слухи?

— Нападение было совершено из сада. Не исключено, что убийца — один из гостей.

— Будь я полицейский, я бы не пренебрегал ни одной из версий, хотя тоже считаю, что убийство носило не личный характер.

— Вы уже пришли к какому-то выводу?

— Разумеется. Как и ты, как все.

К нам подошел Клаудедеу. Он плакал как ребенок.

— Не могу поверить… столько лет вместе, и вот, видите… не могу поверить.

Когда он отошел, Леппринсе сказал мне:

— Сейчас я очень тороплюсь. Приходи ко мне завтра домой. После восьми, ладно?

— Непременно приду, — ответил я.

Д. Теперь я хотел бы коснуться вопроса, который, на мой взгляд, особенно важен. Знали ли вы о делах на предприятии Савольты?

М. Только понаслышке.

Д. Кто был главой акционерной компании?

М. Савольта, разумеется.

Д. Говоря разумеется, вы хотите сказать, что Савольта был владельцем всех акций общества?

М. Почти всех.

Д. В каком соотношении?

М. Ему принадлежало 70 % всех акций.

Д. Кому же принадлежали остальные 30 %?

М. Парельсу, Клаудедеу и другим компаньонам принадлежало около 20 %, остальные же находились на руках у разных лиц.

Д. Всегда сохранялся этот статус-кво?

М. Нет.

Д. Расскажите коротко историю предприятия.

— Акционерное общество Савольта, — сказал Кортабаньес, — основал голландец по имени Уго Ван дер Вич в 1860 году, а может быть в 1865-м, точно не помню. Я тогда не имел к нему никакого отношения и вообще не интересовался тем, что происходит вокруг меня. В Барселоне была провозглашена конституция, и предприятие стало носить имя Савольты, поскольку он тогда являлся доверенным лицом Ван дер Вича в Испании, а единственным выходом для предприятия стала передача его фискалу.

Кортабаньеса мучал страх. С той новогодней ночи он не переставал трястись от страха. Он пригласил меня к себе в кабинет и начал рассказывать историю предприятия, словно хотел таким образом сбросить с себя давившее его бремя, которое было прологом великого разоблачения.

— В скором времени Ван дер Вич лишился рассудка, и Савольта фактически стал руководить предприятием, а затем, узнав из газет о трагической смерти Ван дер Вича, воспользовался ситуацией и завладел акциями голландца.

Еще в детстве читал я об этой романтической истории. Уго Ван дер Вич — знатный голландец — жил в замке, окруженном непроходимыми лесами. Лишившись рассудка, он начал надевать на себя шкуру медведя и, бегая на четвереньках по своим владениям, пугать крестьян и пастухов. О медведе пошли легенды. Устроили облаву и убили более тридцати медведей. Среди погибших было шесть охотников и Ван дер Вич, переодетый медведем.

— После смерти Ван дер Вича, — продолжал Кортабаньес, — остались его сын и дочь, которые по-прежнему жили в замке, пользовавшемся дурной славой. Ходили слухи, будто по ночам там бродит душа Ван дер Вича и увлекает с собой всех, кто попадется ей на пути, кроме собственных детей, которые якобы оставляли ей у зубчатых стен мод и мертвых грызунов, чтобы было чем питаться. Дочь и сын вступили в сожительство и настолько опустились, что власти сочли своим долгом вмешаться. Они признали обоих безумными и поместили Бернарда в сумасшедший дом в Голландии, а Эмму — в швейцарский санаторий. Когда вспыхнула война 1914 года, Бернард Ван дер Вич сбежал из сумасшедшего дома и, вступив в германскую армию, дослужился до чина драгунского капитана.

Во время войны во Франции, неподалеку от швейцарской границы, Бернард Ван дер Вич был тяжело ранен и доставлен Красным Крестом в Женеву. Когда его перевозили через границу, сестра Бернарда воскликнула: «Бернард, где ты?» Но брату с сестрой так и не суждено было увидеться: он умер в ту же ночь в операционной, а она чуть позже, на рассвете. Возможно, все это — легенда, созданная вокруг необычно зажиточной семьи. Богачи отличаются от простых смертных и, естественно, о них плетутся небылицы.

М. После смерти брата и сестры Ван дер Вич Савольта и его компаньоны завладели всеми акциями голландца, за исключением пакета, который был положен в швейцарский банк на имя Эммы Ван дер Вич.

Д. У Бернарда и Эммы не было наследников?

М. Насколько мне известно, нет.

Д. Достаточно ли большие доходы приносило предприятие?

М. Да.

Д. Постоянно?

М. Особенно накануне и во время войны.

Д. А потом?

М. Нет.

Д. Почему?

М. Вступление Соединенных Штатов в войну лишило предприятие Савольты иностранной клиентуры.

Д. Возможно ли? Скажите, а какого рода товар или продукцию выпускало предприятие Савольты?

М. Оружие.

Немесио Кабра Гомес побледнел. Секретарь принес чашку сероватого кофе с молоком и булку, обсыпанную мукой. Поставил на стол и уселся на свое место, глядя перед собой мутными глазами. Немесио Кабра Гомес разломал булку на куски и опустил в кофе с молоком, образуя отвратительное месиво.

— Если ты имел в виду не Савольту, то зачем явился ко мне?

— Я знаю, кто его убил, — повторил Немесио Кабра Гомес, набив рот содержимым чашки.

— Но кто и кого убил?

— Убили Пахарито де Сото.

Комиссар Васкес на какой-то миг задумался.

— Меня это не интересует.

— А ведь это убийство, а разве убийства полицию не интересуют?

— Следствие по этому делу прекращено несколько дней назад. Ты опоздал.

— Значит, его надо снова начать. Мне известно кое-что о письме.

— Письме? Которое написал Пахарито де Сото? Немесио Кабра Гомес перестал жевать.

— Вас это интересует?

— Нет, — ответил комиссар Васкес.

Как мы и уговорились, я в тот день отправился к Леппринсе. Швейцар, хорошо знавший меня, заметив, что я в трауре, счел своим долгом выразить соболезнование по поводу смерти Савольты.

— Если правительство не предпримет решительных действий, порядочным людям не будет покоя. Надо перестрелять их всех, — заявил он.

На лестничной площадке меня ждала неожиданность. Бледнолицый мужчина, которого я видел на похоронах в длинном пальто и черном котелке, преградил мне путь.

— Расстегните пальто, — приказал он с иностранным акцентом и окинул меня грозным взглядом.

Я подчинился, и он ощупал мою одежду.

— У меня нет оружия, — улыбнулся я.

— Ваше имя, — отрезал он.

— Хавиер Миранда.

— Подождите.

Он щелкнул пальцами, и на его призыв явился управляющий Леппринсе, который сделал вид, что не знает меня.

— Хавиер Миранда, — сказал бледнолицый, — пропускать или нет?

Управляющий исчез, но через несколько секунд вернулся и передал, что Леппринсе ждет меня. Человек в черном котелке пропустил меня, и я направился по коридору, чувствуя на своем затылке его враждебный взгляд. Я застал Леппринсе одного в гостиной, где мы провели с ним столько задушенных бесед.

— Кто это? — спросил я, кивая в сторону двери.

— Макс, мой телохранитель. Дезертир немецкой армии и преданный мне человек. Прости, что он причинил тебе беспокойство, но в нынешней ситуации я предпочел пренебречь учтивостью и принял необходимые меры предосторожности.

— Он обыскал меня!

— Ты же ему незнаком, а он не верит даже собственной тени. К тому же он дока в своем деле. Я прикажу впредь тебя не обыскивать.