Климат Непала не допускает возведения ветхих развалюх, и как бы ни был беден непальский крестьянин, согласно статистическим данным, его жилище превосходит своих аналогов у большинства крестьян мира.

Смекалистые деревообработчики, непальцы умело используют все местные строительные материалы. Гурунги возводят солидные каменные дома с кровлей из скальных плит. Таманги для кровли используют дощечки, а раисы — плетеные циновки. Эти дома либо сохраняют цвет камня, либо красятся в белый или разнообразные оттенки красного цвета.

Деревенские улицы зачастую искусно вымощены, а вдоль тысяч километров пешеходных троп страны примерно через каждый километр пути устроены аккуратные каменные скамьи для носильщиков, с тем, чтобы они могли положить свою ношу. Кроме того, на обочинах дорог деревенские жители издавна в знак внимания путникам устраивают небольшие, аккуратно выполненные убежища для бродячих торговцев и носильщиков их товаров. Там они могут укрыться на ночь от непогоды и отдохнуть.

Еще более очаровательно выглядят великие торговые пути, проходящие через Гималаи. Они представляют собой широкие, а местами даже вымощенные тропы, образуя кажущиеся бесконечными каменные ступени, пересекающие холмы и горы, нередко врезаясь в мощные утесы наподобие гигантских расселин.

В особенности знамениты пути, проходящие по долине вверх по течению реки Кали Гандаки. Ими широко пользуются люди народности такали, включающей своего рода касту хозяев постоялых дворов и их семей. В течение многих поколений люди такали контролировали великий торговый путь, связывающий Непал и Тибет.

Никакие живописные документы, свидетельства очевидцев или банальные сравнения с мифическим государством Шангри-ла не могли убедить Бориса в том, что он ошибся, когда понял, что главной уникальной чертой Непала является сохранение средневекового уклада. Катманду оказался обычным городом, похожим на город пятнадцатого века, в котором люди из тех времен ведут самую обычную жизнь.

«С самого начала, — вспоминает Борис, — меня поразило то, что все местные жители кажутся такими счастливыми, естественными и улыбающимися». Это особенно было заметно после унылой Индии, где ваше малейшее движение сопровождается подозрительными взглядами. В Непале на лицах людей, собиравшихся вокруг, чтобы поглазеть на него (тогда, как и теперь, иностранцы вызывали там огромный интерес), играли улыбки удовлетворенных людей, нашедших в стародавнем укладе жизни ответы на все свои проблемы.

Даже когда Непал поражает эпидемия, умирающие жертвы улыбаются в знак благодарности богиням, которые, по их поверьям, рассылают свое благословение через посредство болезней.

Если отвлечься от гармонии, привлекательности и красоты страны, Борис был поражен еще и энергетикой самой атмосферы в долине Катманду, которую некоторые связывают с высотой над уровнем моря. Несомненным является тот факт, что в этой долине каждое действие, слово или контакт приобретают какую-то особенную интенсивность.

Когда первый краткий визит Бориса в Непал подошел к концу, он решил, что вернется туда при первом же удобном случае. Вскоре такая возможность представилась. С возвращением к власти короля Трибувана генерал Махабир был назначен министром промышленности. Это был довольно помпезный титул для страны, в которой в 1951 г. вообще не было промышленности.

Как-то по возвращении в Калькутту Борис сидел с Махабиром у Фирпо и, когда его взгляд остановился на рюмке, наполненной виски, к нему пришло одно из его озарений.

— У меня возникла идея, — заявил Борис.

— Как, опять? — не очень удивился Махабир, который был хорошо осведомлен о бесчисленных проектах собеседника. — И что же на этот раз?

— Напитки, — ответствовал Борис, щелкнув пальцем по рюмке.

— Только не алкоголь, — запротестовал Махабир. — Помнишь, чем окончилась эпопея с твоим ликероводочным заводом в Куч Бихаре? — Полный провал. Все дорогостоящие материалы и оборудование тогда пошли прахом.

— Именно это я имею в виду, — пояснил визави. — В Непале нет запрета на алкоголь, и не вводился сухой закон, как это было сделано в Индии. Пойми, если бы нам удалось построить спиртовой завод в Непале и централизовать производство алкоголя, это привело бы к фантастическому росту доходов правительства за счет налога на продажу этого зелья. В тераях много сахарного тростника, и если все это подытожить, это будет для тебя означать начало промышленного производства. А что касается оборудования, то оно у нас есть в полном комплекте в Куч Бихаре, уже не говоря о технологии.

В Непале всеобщей слабостью является потребление «ракши» (местной рисовой водки), и потому Махабир был вынужден согласиться с тем, что воплощение новой идеи Бориса в жизнь позволило бы наполнить пустую казну государства.

При поддержке Махабира в качестве министра промышленности Борис немедленно приступил к всестороннему изучению данного вопроса. Незамедлительно проведенное исследование показало, что качество алкоголя, производимого в Непале, оставляет желать лучшего. В стране практически не было какого-либо государственного контроля в этой сфере, а налог на продажу напитков мог легко быть увеличен не менее чем двадцатикратно. Этой информации было вполне достаточно для того, чтобы воспламенить творческий гений Бориса и внушить ему оптимизм по поводу данного прожекта.

Вскоре Борис снова вылетел в Катманду. На этот раз его сопровождали Ингер и двое их сыновей. Второй сын Александр родился за девять месяцев до этого дня, в феврале 1951 г. Вместе с ними была и мать Бориса, Мария Александровна Лисаневич.

В Катманду Борис немедленно приступил к работе. Цифры, эти странные символы, никогда не были его коньком, но он всегда вносил в них целую гамму своего богатого воображения. На бумаге проект выглядел замечательно и, казалось, план его воплощения вполне обоснован, что было редкостью в предприятиях Бориса. Махабиру предстояло ввести необходимый акцизный сбор, а Борис должен был заняться производством и сбытом алкогольной продукции.

Ингер, Борис и все их семейство разместились в небольшом деревянном бунгало в пригороде, откуда открывался вид на вечные снега горных вершин и многочисленные пагоды Катманду. Однако в тот день, когда они устроились с жильем, им стало ведомо, что у Непала нет нормальных связей ни с одной страной, а вскоре к огорчению Бориса он узнал, что Непал еще не готов к введению такой умудренной системы, как акциз на алкоголь.

Борис начал понимать, насколько государственный строй Непала отличается от сложившегося в цивилизованном мире тогда, когда в первый раз попал в правительственное учреждение, огромную резиденцию последнего премьер-министра из династии Рана. Говорят, что это здание, именуемое Синга Дурбар, представляет собой самый большой резидентский дворец на всем Востоке.

За год до приезда Бориса дворец еще был заселен. Его обитателями были 1500 слуг премьер-министра Мохана Шумшер Юнг Бахадур Рана. Это было огромное белое здание в стиле барокко. Все детали его отделки, чугунные ворота, вычурные люстры, узорные зеркала и каррарский мрамор были доставлены в Катманду на загорбке носильщиков.

Когда Борис впервые попал в этот четырехэтажный дворец, то с изумлением обнаружил, что во всех его помещениях на скамейках, сложив по-турецки ноги, сидят тысячи писцов, пользующихся в качестве канцелярских принадлежностей кисточками с краской. Такой была «администрация», с которой ему предстояло иметь дело.

О пишущей машинке там и слыхом не слыхивали и, само собой разумеется, движение правительственной документации тормозилось еще хуже, чем, скажем, при административной системе императорского двора в древнем Китае. Лишь немногие чиновники владели английским языком, т. к. при режиме Рана поездки в Индию запрещались.

До 1950 г., даже если члены семьи премьер-министра захотели бы съездить в Индию, им приходилось либо симулировать приступ аппендицита, либо отращивать бороду и бежать из страны инкогнито.

Политика в Непале была и до сей поры остается на уровне дворцовых интриг средневековья. История страны за последние сто лет напоминает самые диковинные страницы «Приключений Алисы в стране чудес».