Истекая потом, я попытался догнать его, и он, задыхаясь, стал рассказывать о красоте местного пейзажа. С той минуты, как мы оставили машины позади, перед нами как будто открылся новый мир. Узкая тропа проходила между живыми изгородями из цветущих растений и кактусов. Мы прошли мимо нескольких домиков цвета охры, где маленькие девочки в рваных одеждах и с цветами в волосах изумленно взирали на наш странный караван. Обойдя развалины двух древних храмов, резные полуразрушенные стены которых могли бы стать украшением любого музея, мы прошли еще около часа.

Наконец, одолев длинный крутой склон, мы вышли в Ичангу. Не успел я отдышаться, как Борис повел нас осматривать свой новый «сказочный» дом. Построенный на узком, высоком скальном выступе, дом представлял собой нечто среднее между английским коттеджем и непальским жилищем. Из его окон была хорошо видна долина Катманду. Город, лежащий у нас под ногами, казался бледно-розовым островком, плывущим по озеру, образованному рисовыми полями, заполненными водой, в которой отражалось бледно-голубое небо. За долиной горизонт закрывали огромные белые ледяные пики Гималайского хребта, сияющие на солнце.

Прямо под нами на крутых террасах с трех сторон виднелись огромные рощи апельсиновых и других цитрусовых деревьев, цветы которых распространяли такой аромат, который напоминал об Итальянской Ривьере. Вокруг дома был устроен вымощенный камнем аккуратный сад с сетью маленьких оросительных канав, дно которых было выложено кирпичом. По ним, пузырясь, текла вода, вытекавшая из небольшого ручья.

С задней стороны дома скальный выступ примыкал к большой горе, склоны которой были покрыты высокими соснами и кустарниками рододендронов. Выяснилось, что эта гора является собственным заповедником короля, в котором всего в часе ходьбы от города обитало множество леопардов и гималайских медведей. Этот поразительный дом, единственный в своем роде во всей долине, был построен специалистом из семьи Рана, который сумел объединить лучшее, что есть в непальской архитектуре, с европейским стилем. Ичангу оказался подлинным раем, устроенным посреди сказочного ландшафта.

Когда прибыли носильщики с грузом, Борис занялся устройством быта. В дом внесли кровати, развернули матрасы, и вскоре на небольшом костерке с помощью двух слуг Борис принялся готовить наш ужин. Казалось, у него находилось время для всего, и хотя мы все были заняты делом: поиском керосиновых ламп и спасением мебели от наводнивших дом термитов, Борису удалось приготовить поистине царский ужин, которым мы отметили свое первое появление на его «свиноферме».

Пока готовился борщ, мы с Борисом, держа в каждой руке по стакану «Кровавой Мэри», прошлись по участку. Он возбужденно рассказывал, где будут построены загоны для свиней, и как он изменит планировку оросительных канав и переустроит апельсиновые рощи. У него на все были планы, и, казалось, он даже не хочет прислушиваться к доводам, которые я пытался довести до его сознания. Во-первых, как можно доставить всех свиней на такую высоту? Чем они будут кормиться? Но все это мало заботило Бориса, у которого на все был готов ответ.

В тот вечер, закусив копчеными устрицами и икоркой, французскими сосисками, маслинами и тому подобным, мы отведали чудесный русский борщ, приготовленный Борисом. Начиная с того дня, мы с Борисом и Ингер каждый уик-энд скрывались в Ичангу, и там, после того как он завершал инструктаж рабочих, интенсивно строивших загоны, которые должны были сделать его самым высокогорным торговцем свиньями в Гималаях, я впервые смог поговорить с ним в спокойной обстановке.

Наконец-то я получил возможность расспросить его, какими судьбами его занесло на Восток. Расположившись у столика, стоявшего у окна с видом на Катманду, потягивая водку и поглядывая на мерцающие далеко внизу тусклые огни города, теплыми ночами Борис рассказывал мне отдельные эпизоды своей удивительной жизни.

Семья Лисаневич была родом из Одессы, крупного портового города Украины, расположенного на берегу тихих вод Черного моря.

На мой вопрос, как началась его невероятная карьера, он дал поразивший меня ответ: — Я всем обязан русской революции.

— Понимаете, если бы не она, я, как и мои старшие братья, пошел бы в императорский военно-морской флот, отслужил бы положенный срок, а затем помогал отцу разводить лошадей в нашем именьице Лисаневичка на Украине. В Одессе приятный климат, почти как в Катманду, хотя иногда бывает холодновато, когда с северных равнин дуют морозные ветры.

— У меня было три брата. Я был младшим и большую часть времени в детстве проводил, околачиваясь на конюшнях и тренировочных площадках для лошадей. Я вставал ранним утром и наблюдал, как отец занимается выездкой коней на дорожке, как раз перед нашим домом.

— В Одессе наш дом находился на окраине города, между дорожкой ипподрома и кадетским училищем. Эти два места играли главную роль в моей жизни того периода.

Отец Бориса, Николай Александрович Лисаневич, был довольно известным в России коннозаводчиком. Он привез из Англии чистопородного жеребца Гэлтимора, ставшего одним из ведущих производителей русских рысаков. Каждое утро до завтрака семья Лисаневичей встречала богатых князей и генералов, приезжавших справиться о состоянии своих лошадей и понаблюдать за их выездкой.

Борис, ускользавший от своей бдительной гувернантки-француженки, бежал в загон к отцу и его друзьям, где общался с видными спортсменами, обращавшимися к его опытному отцу за советом.

Совсем юным, в девять лет, за три месяца до положенного возраста он был отправлен в одесское кадетское училище. В ранние годы, одетый в миниатюрную форму, он познал жесткую дисциплину. Именно в училище он получил свое образование. Когда четыре года спустя в России разразилась революция, он все еще учился там.

Сегодня многие забыли, насколько не спонтанной и не внезапной была русская революция. По всей стране образовались очаги сопротивления, и в течение трех лет отдельные районы страны десятки раз переходили из рук в руки от революционных властей к царским и наоборот. В тот мятежный период история Одессы была в особенности насыщена бурными событиями. Сначала, в 1917 г., контроль над городом был в руках красных. После небольшого боя кадетское училище, главный оплот белогвардейского сопротивления, было захвачено, кадетов построили на плацу, вручили им красный флаг и через пятнадцать минут приказали ходить парадом перед руководителями местного ревкома.

Молодые кадетики, все до единого страстные монархисты, не осознавая грозившей им опасности, самостоятельно подготовили мятеж. В перерыве, перед приказом о проведении парада, они вымочили красный флаг в керосине, и в тот момент, когда парад дошел до трибуны, знаменосец поджег флаг. За этим последовали жестокие репрессии, закончившиеся временным расформированием училища. Вместе с другими кадетами Бориса отправили домой, а город охватил хаос.

Поначалу власть в городе принадлежала ревкому, однако вскоре пришло известие о приближении Красной Армии.

Польский легион, сражавшийся с красными, под их натиском откатывался к Одессе. Поляки, державшие своих лошадей у Лисаневичей, собрались убегать и согласились захватить с собой Бориса с отцом.

В одно прохладное утро отец велел Борису подготовиться к отъезду. Было еще темно, когда Борис оделся, обулся в жесткие сапоги и упаковал все необходимое для поездки, которая могла быть столь же утомительной, сколь опасной. Нервничая, Борис пошел в конюшню, проследил, чтобы кони получили хорошую порцию овса и были должным образом подкованы. Он с братьями молча вывели коней из загона. Ему помогли забраться в седло и дали поводья еще двух коней, которых он должен был вести за собой. Когда над Одессой взошло солнце, они были в пути. Утреннюю тишину нарушало лишь цоканье лошадиных копыт.

Первые дни оказались особенно трудными, т. к. чистокровные рысаки нервничали, мотали головой, вставали на дыбы и тащили на себя поводья. Трудно доставалось пересечение маленьких деревянных мостиков. Будучи прекрасным наездником, Борис скоро справился с двумя лошадьми, которых вел в поводу. Постепенно лошади выдохлись, и эта задача становилась все легче и легче. Для Бориса это было первое серьезное приключение. Переезжая из деревни в деревню, из одной гостиницы в другую, они мчались то галопом, то рысью через Румынию и Балканы, понемногу пробираясь к северу и через леса в Польшу, пока, наконец, через семь недель, проведенных в седле, их отряд не прибыл в Варшаву.