В дни пребывания на пароходе, который направлялся вверх по реке в Сайгон, супружеская пара наблюдала заросшие мангровыми зарослями берега и обводненные рисовые поля, и поражалась разнообразию вьетнамских суденышек, бороздивших воды вокруг них.

Сайгон с его широкими, поросшими высокими деревьями бульварами, к которым примыкали типично восточные, узкие, жалкие переулки, показался им городом контрастов. На его рынках с местным колоритом и площадях европейского типа сновали массы уличных разносчиков товаров, занимались своим делом ремесленники и разъезжали крошечные ресторанчики на колесах.

Главная транспортная артерия города Рю Катимá изобиловала бутиками в парижском стиле и кафетериями на обочине дорог, которые были самой характерной чертой города. Здесь можно было попробовать самые лучшие восточные блюда.

С Сайгоном резко контрастировал Шолон, его китайский двойник, отличавшийся таинственностью и шармом, характерным для других городов Востока, посещенных Борисом. В Шолоне клубы и опиумные притоны заполняли прелестные аннамки и евроазиатки. Хотя эти притоны функционировали незаконно, курением опиума увлекались как местные жители, так и европейцы.

Завершив гастроли в Серкль Спортиф, Борис и Кира в течение нескольких вечеров выступали в отеле Континенталь. В то время его звездными клиентами были Чарли Чаплин и его молодая жена Полетт Годар, приехавшие вместе с новой тещей Чаплина справлять медовый месяц. Пока женщины наслаждались шампанским и икрой, менее притязательный Чаплин, сидя отдельно от них, попивал пиво и закусывал кислой капустой.

Как-то вечером, после исполнения их с Кирой номера в отеле, Борис переоделся и вышел посидеть в кафе. Он заказал пиво, когда к нему подошел светловолосый, чисто выбритый молодой человек с моноклем и представился как Ленло, инженер-строитель и служащий из Франции.

— Мне весьма понравился ваш номер, — заметил он. — Там, где я сейчас живу, нет никакой возможности посмотреть какие-либо спектакли.

Затем он пояснил, что руководит строительством дорог в Индокитае и в данное время занимается строительством знаменитой дороги номер 13 из Камбоджи в Тонкин через Лаос. Борис слышал об этой дороге, которая должна была пройти через самые глухие уголки Юго-Восточной Азии.

Он был заинтригован рассказами молодого инженера об удивительно интересной охоте, которой он занимается в свободное время попутно со строительными работами.

Борис с детства увлекался охотой. Когда ему исполнилось десять лет, отец подарил ему ружье шестнадцатого калибра, ставшее для сына самой ценной вещью. К тому моменту, когда выяснилось, что жена Ленло русская, они уже стали закадычными друзьями. Ленло пригласил Бориса с женой погостить у него в Кратие, небольшом городке в верхнем течении Меконга, вблизи границы с Лаосом.

— Мы могли бы поохотиться вместе, — предложил Ленло. Бориса не нужно было уговаривать, — он тут же изменил свои планы, вновь отложив отъезд в Европу.

Наконец-то Борис мог утолить свою страсть к охоте на крупную дичь, которая должна была стать его главным занятием. Ленло был первым, кто дал ему реальную возможность пострелять такую дичь в самых заповедных охотничьих местах Азии.

В 1936 г. районы, где строилась новая дорога, практически оставались неисследованными. Дорога пересекала территорию лесов и саванн, населенных воинственными племенами моис. Эти примитивные аборигены, ходившие почти нагими, были свирепыми и умелыми охотниками. Как индейцы на Амазонке, они применяли охотничьи трубки с ядовитыми стрелами, с помощью которых поражали крупную дичь.

Слегка залесенная местность с неплохой видимостью чередовалась с болотами и густыми зелеными джунглями. Эта область славилась наличием многочисленных тигров, дымчатых леопардов, оленей и буйволов, в числе последних были бантенги и гауры. У бантенгов была репутация очень опасных животных, часто склонных к нападению на охотников.

В Лаосе они бродили стадами, иногда достигавшими восьмидесяти — ста голов. Через каждые сорок — девяносто километров на строящейся дороге устраивались лагеря для заключенных, которые занимались принудительным трудом. Из этих-то лагерей друзья и выезжали на охоту.

Ленло поручил капралу камбоджийской армии, охранявшему заключенных, роль следопыта у Бориса. А заключенному зловещего вида, отбывавшему наказание за убийство жены и тещи, было приказано поработать с Борисом в качестве оруженосца.

— А не будет ли в какой-то степени опасным отдать мое ружье этому заключенному и бродить рядом с ним по бушам? — поинтересовался Борис.

— Чепуха, — весело заверил его Ленло. — Ни один заключенный не осмелится здесь убежать или причинить какое-нибудь беспокойство. Они слишком боятся племени моис, которое либо убьет их, либо возвратит нам.

Несмотря на это, шагая впереди своего оруженосца, Борис никогда не чувствовал себя абсолютно спокойным.

Еще только рассветало, когда Борис с капралом-камбоджийцем и заключенным вышел на охоту. Вскоре на сухом песке они обнаружили следы, свидетельствовавшие о том, что дорогу пересекло стадо бантенгов. Охотники заметили поломанные и погнутые ветки кустарников в том месте, где проходили эти крупные животные. Донельзя взволнованный, Борис двинулся вперед, а в пятидесяти метрах позади него шли капрал и оборванный оруженосец.

Они проходили через открытый участок горелого леса, когда у комля большого засохшего дерева Борис увидел глубокую яму. Заметив, как что-то шевельнулось в глубине логова, он по глупости наклонился, чтобы повнимательнее рассмотреть, что это было и махнул оруженосцу, чтобы тот приблизился. В этот момент из логова с ревом, задев Бориса, вырвалась какая-то неясная тень. Когда он, хромая, отступил назад, пытаясь не потерять равновесие, раздался выстрел. Это стрелял капрал. Животное, которое только что разглядывал Борис, рухнуло в центре поляны. Это был большой дымчатый леопард. Когда до Бориса дошло, что он мог быть сильно покалечен этим зверем, у него потемнело в глазах.

Этот первый неудачный опыт нисколько не поколебал энтузиазма Бориса. Позднее в тот же день он подстрелил двух больших самцов бантенгов. К концу второго дня его трофеями стали еще два бантенга. На затихшие джунгли надвигались сумерки, когда Борис, наконец, был готов вернуться в лагерь.

У его спутников на шлемах были закреплены ацетиленовые лампы для ночной охоты, хотя Борис считал такую охоту не совсем спортивной. Капрал сообщил ему, что на участке, простиравшемся между ними и лагерем, вдоль дороги, к которой они направлялись, могут быть болотные олени.

Перекусив и слегка передохнув, Борис и следопыт разделились, и параллельными маршрутами двинулись в сторону дороги, временами жестами делая знаки друг другу.

Держа наготове французский карабин, усталый после целого дня охоты, Борис молча медленно шел к дороге. Временами он замечал вспышки лампы на голове камбоджийца-следопыта слева от себя. Все было тихо в темном, мрачном лесу.

Борис напряженно двигался вперед, вглядываясь в очертания стволов и кустарников, высвечиваемых феерическим лучом его лампы. Внезапно луч отразился от двух мерцающих глаз. «Ага, наверное, это болотный олень», — подумал он. Похолодев от волнения, он вгляделся в кустарники. Два таинственных глаза ярко светились всего в пятнадцати метрах от него. Борис поднял ружье и выстрелил. Светящиеся глаза исчезли.

Забыв всякую осторожность, Борис двинулся вперед, чтобы осмотреть свой трофей. Продираясь через кусты, он хотел поскорее выяснить, попал ли в цель. И тут, когда он раздвинул листья, мешавшие обзору, луч его лампы упал на огромную фигуру еще живого, хотя и раненого тигра, лежавшего у его ног.

Борис отпрыгнул назад, инстинктивно вытащил пистолет и пустил две пули в зверя, которого только что принял за болотного оленя. Окликнув капрала, он гордо показал ему свой трофей. Дистанция между ним и тигром составляла всего пятнадцать метров. Это был его первый тигр.

Он так гордился им, как будто это был самый большой тигр во всем мире. На деле он был сравнительно невелик, т. к. тигры Юго-Восточной Азии никогда не достигают размеров этих красивых и опасных зверей в тераях Непала.