Пришла Агнешка и тут же принялась за уроки. Почти одновременно с ней прибежал Геня.

— А ты сюда зачем? — накинулся на него Витек. — Нечего тебе здесь делать!

— Я в ванную. Знаешь, Витек, мама страшно сердится из-за мышей, потому что пан Франтишек ходит с фонариком и всюду их ищет, а пани Леонтина хочет на ночь поставить ноги в таз. И ей нужны четыре таза.

— Ты что, спятил? Одного ей не хватит?

— Совсем я не спятил. Ведь у кровати четыре ноги. Каждая нога будет в тазу с водой. И тогда мыши к ней не заберутся, сразу утонут.

Ребята долго веселились и передразнивали Геню. Агнешка тоже попыталась улыбнуться. Но улыбка вышла печальная. Михал случайно взглянул на девочку и увидел, что глаза у нее красные и опухшие от слез.

— Ну что, нюни распустила? — спросил он не без злорадства.

— У меня насморк, — пояснила Агнешка и вытерла нос.

— Хм! Насморк! — повторил он ехидно, открывая хрестоматию, и вдруг подскочил как ужаленный. — Это кто?.. — Он хотел добавить «сделал», но от возмущения не мог выговорить ни слова. Кровь ударила ему в лицо. Вне себя от гнева он подсунул Агнешке листок бумаги и постучал по нему пальцем.

— Кажется, ты, — неторопливо ответила девочка.

Витек перегнулся через стол, взглянул на листок и подтвердил:

— Конечно! Вылитый ты!

— Кто это сделал?! — рявкнул Михал. — Твои штучки?

— Нет. Я так не умею, — спокойно возразила Агнешка. — Это карикатура. Сходство безусловно уловлено.

— Какое там сходство! — Михал понял, что совсем напрасно дал волю чувствам. — Может, это совсем не я!

— Ты, ты, — стал убеждать его Витек. — Вот и штаны похожи, такие же широкие. И пиджак с плечами, как у тебя. У нас таких давно не носят.

— «Не носят»! — передразнил Михал. — Ишь какой модник выискался! А тебе что, тетушка из Америки панталоны присылает?

— Дурак ты, что ли? — разозлился Витек.

Но тут Геня снова прибежал в кухню.

— …Витек, а про двойку мама сказала… у папы сейчас нет времени… а в воскресенье он тебе так задаст, что только держись…

Витек вскочил из-за стола и погнался за Геней, но того и след простыл.

— Каждый носит что может, — не унимался Михал. — Мне мама давно купила этот костюм. Я его носил только по праздникам. Но в Варшаву ведь в старье не поедешь. Вот я и надел новое! И какое кому до этого дело?

— Никому никакого дела нет, — успокаивала его Агнешка. — Это же шутка! Просто кто-то посмеялся над тобой.

— Что же, у меня смешной вид, по-твоему?

— Ну, может, не смешной, а… забавный. Но в твоем возрасте это несущественно.

— В моем возрасте? Что же я, младенец? — еще более расходился Михал.

— Михал, перестань. У меня еще куча уроков. День был такой… неприятный. Не отвлекай меня, пожалуйста. Мне нужно хорошо учиться.

— Ну и старайся! Ты, наверно, двойки и не нюхала, зубрила?

— Почему же? И у меня бывали двойки, — серьезно ответила Агнешка. — Я знаю, чем это пахнет. Но это было давно. Теперь я повзрослела…

Михал спрятал рисунок, но за уроки не принимался. Проклятая Агнешка! Что бы она ни говорила, она всегда давала понять, что она старше и умнее его. Значит, в ее глазах он выглядит совсем маленьким и глупым?.. Подумаешь, всего на один год старше — и так выхваляется!

«Подожди, — думает Михал, бросая украдкой взгляды на девочку, — я тебе еще докажу, какой я! Перестанешь нос задирать!..»

Витек все время молчал. Но не только потому, что об этом просила Агнешка. Он думал про нее. Сегодня он узнал нечто очень важное о ее жизни. Он глубоко сочувствовал ей, даже жалел ее… Вздох. Да, не сладко ей жилось. Совсем не сладко!.. Снова вздох.

— Тебе поставили двойку по математике? — неожиданно спросила Агнешка.

Витек поднял голову. Михала уже не было за столом. Совсем незаметно он убрался из кухни. А без него Витеку как-то легче откровенно разговаривать с Агнешкой.

— По математике, — ответил он со вздохом. — Не дается мне эта математика. Наверно, Михал прав: я просто тупица.

— А что вы проходите?

— Проценты, — сказал Витек с нескрываемым отвращением.

— Проценты? У меня с ними тоже была морока, когда я училась в пятом классе. Ох, и помучилась я!

— Ну, и что ты делала? — с любопытством спросил Витек.

— Сначала списывала, как ты. Перед уроками или на переменках…

Витек весь превратился в слух.

— …а потом надоело. Попалась разок-другой и перестала… — неожиданно закончила рассказ Агнешка.

— Ну, а дальше-то что? — не понял Витек.

— Как — что? — удивленно переспросила девочка. — Ничего… Просто я стиснула зубы и сказала себе: выучу во что бы то ни стало. Один человек мне помог. Хороший парень. Только о нем я и жалею, когда вспоминаю нашу школу.

— Парень? Не подружка?

— Он был лучше десяти подружек. Умел толково объяснять. Теперь у меня с математикой никаких забот. А Ромек — так зовут этого парня — способный! Его даже послали делегатом от нашей школы на математическую олимпиаду.

— А правда, что ребята способнее к математике, чем девчонки? — спросил Витек.

— Не знаю, возможно, — неуверенно ответила Агнешка. — Покажи задачку.

Она не говорила Витеку: делай так-то и так-то. Лишь задавала вопросы. На одни Витек отвечал сразу, на другие — после дополнительных объяснений Агнешки.

— Совсем ты не тупой, — заключила она. — Видишь, сам решил три задачки. За полчаса. — Она поглядела на часы. — Это совсем не долго.

— Сам! — В голосе Витека прозвучало сомнение.

— Я ведь даже карандаша в руки не взяла, только кое-что тебе объяснила. Так или не так?

— Ну, так… И правда, недолго, но… если бы не ты…

— Не теряй время, берись за другие уроки, — перебила его Агнешка. — И всегда сначала делай математику, а потом остальное. Сначала голова лучше соображает.

— Послушай, Агнешка… — у Витека слова застревали в горле, — только ты Михалу не говори, что…

— Ты что, с ума сошел? О чем я могу ему сказать? О чем? — обиделась девочка. — Помолчи лучше. Вот видишь, из-за тебя я провела неровную линию.

Раньше Михал не задумывался о том, как он выглядит. Это девчонки интересуются тряпками и без конца говорят о платьях, кофточках, пальто. Главное — чтобы одежда была удобна: зимой в ней должно быть тепло, а летом легко и не жарко. Никогда ему и в голову не приходило, что он одет необычно, хуже того — смешно. Если бы он надел цилиндр, или шубу наизнанку, или женское платье, как ряженые на карнавале, вот это было бы смешно! А нормальная одежда разве может быть смешной?

Возвращаясь из кухни, он остановился в передней перед трюмо — остатком прежней роскоши семейства Шафранцев.

Не раз, проходя мимо этого зеркала, Михал мельком глядел на себя и всегда видел лишь свою сияющую белозубую улыбку. Теперь он остановился перед пыльным и щербатым трюмо, чтобы основательней рассмотреть себя при свете тусклой, висящей под самым потолком лампочки.

Он увидел крепкого, коренастого паренька — ватные плечи пиджака делали его несколько неуклюжим. Штаны немного широковаты. Ну и что? Что в этом смешного?

Но то, что он другим казался смешным, все равно не давало ему покоя.

До большой перемены он не замечал, что делается в классе. Его мысли были заняты другим, он вырабатывал план действий: как быстрей и лучше «сменить кожу». Прежде всего нужно было задобрить дядю.

Во-первых, извиниться перед старухой Шафранец. До сих пор на все уговоры дяди он отвечал коротким: нет! Теперь он извинится.

Во-вторых, дядя любит узнавать об успехах Михала в учебе. Тут поможет Витек.

Потом все должно пойти как по маслу.

К концу уроков Михал опять пришел в хорошее настроение. Он то и дело внушал себе: выйдет, обязательно выйдет!

Со старушкой он разделался легко. Когда Михал шел в кухню греть обед, он встретил пани Леонтину. Видя, что она направляется к дверям, он сразу заговорил:

— Пожалуйста, подождите минуточку… Я хочу извиниться… Я вел себя как свинья. Больше я никогда ничего не скажу про этот грязный стол, даже если вы на него вывалите всю сковородку с яичницей. Даже не пикну. Провалиться мне на месте!