В глазах старика, когда он закончил, стояли слезы, и Голд подумал, что в жизни еще не видел более удрученной аудитории. Голд защищал себя от всяких эмоций, вроде стыда или раскаяния, таившейся в глубине души уверенностью в том, что его отец не испытывает ни малейшей толики тех чувств, которые разбудил в других, и доказательство этого не замедлило последовать.

— Ты всегда говорил, что хочешь жить на покое во Флориде, — сделал слабую попытку защититься Сид.

— А теперь я так не говорю. Их фур ништ.[123] — Старик обвел их всех вызывающим и тоскливым взглядом. — Я не собираюсь возвращаться, пока я не захочу и не соберусь, а этого, может, никогда не будет.

— Вы же обещали, — напомнила ему Гарриет. — Вы же дали нам слово.

— Ну и что? — ответил отец Голда и, наклонив голову набок, разразился вдруг приступом торжествующего смеха, так же внезапно и оборвавшегося; Голд не мог представить себе большей низости и коварства. — Почему я должен курить эти дешевые сигары? — пожаловался он обиженно, но с вызовом. — Если уж вы так меня любите, то почему не купили мне на юбилей одну хорошую? И я больше не хочу никаких разговоров о месте на кладбище, никаких! Эта тема закрыта.

— Мой отец, — с королевским достоинством начала мачеха Голда, вдохнув побольше воздуха и не прекращая работать спицами, — подарил мне на свадьбу, кроме всего остального, довольно большой и очень красивый участок на кладбище. Какой красивый получился стежок, правда? Ну, разве не красивый стежок? Посмотрите все. Все посмотрите, какой у меня красивый получился стежок. Там было место для нас восьмерых, и я в своей детской невинности наивно полагала, что на жизнь этого хватит. Как же я была молода и неопытна! Я ведь когда-то была девушкой, вы же знаете. Когда умер мой первый муж, мой настоящий муж, не этот, то его там и похоронили, конечно, на почетном месте, и я с таким нетерпением ждала того счастья, которое мы испытаем, когда воссоединимся. Иногда мне просто невмочь было ждать. Но вскоре после этого умер отец моего мужа, мой свекор, и простые правила приличия потребовали, чтобы я удовлетворила просьбу моей свекрови, когда она объяснила мне, как это важно для них обоих лежать рядом, хотя они и не очень ладили в жизни; и вот я положила его рядом с его первенцем. И не успели мы похоронить его там, как она тоже ушла в мир иной, и я решила, что ее нужно положить рядом с ее мужем и моим мужем. Я знаю, на ее месте я бы хотела того же. Три моих места исчезли, не успела я и глазом моргнуть, и только я перевела дыхание, Господи Боже, преставился брат моего мужа. Он при жизни был мотом и вечно сидел без денег, и так как он не позаботился о том, чтобы приобрести себе и своим близким пристойный участок, а многие члены его семьи уже лежали на моем, я сочла жестоким отказать ему и отослать Бог знает куда, чтобы он провел остаток своих дней с чужими людьми. И вот я взяла его туда. Потом умерла его жена, говорят, от горя и цирроза, а потом пришел черед женщины, с которой он тайно встречался всю жизнь, она скончалась от любви и одиночества, а может, от пьянства — ее доктор поделился с нами под профессиональным секретом, что нередко сильное горе и дешевое виски одинаково губительно воздействуют на жизненные органы, — и у нее тоже не нашлось другого места. Я приютила и ее, хотя меня до сих пор одолевают сомнения: правильно ли было укладывать всех троих на одно, так сказать, ложе, хотя вряд ли его можно назвать ложем любви, верно? Значит, уже набралось шесть. Не припомню, как туда попал седьмой, и я даже не знаю, кто он, но кто-то там лежит — в этом нет никаких сомнений, — а значит, Джулиус, место там осталось только для одного, для меня, вот почему я и пытаюсь выяснить, где бы ты хотел лежать. Если ты все же захочешь отправиться со мной, а не с твоей первой женой, я думаю, мы сможем найти там неплохое местечко неподалеку и, может быть, даже по соседству, если мы начнем искать прямо сейчас. Я знаю, мне это будет приятно, потому что я вовсе не уверена, понравится ли мне в окружении стольких людей, кто мне вовсе и не кровная родня, и в придачу еще и рядом с тем, одним, кого я вообще не знаю. Пожалуйста, распорядись и сообщи мне, пока у тебя еще есть время. Милые дети, кто-нибудь принесет мне стаканчик чистой водички? У меня от разговоров во рту пересохло, и если вы хотите, чтобы я продолжала, мне нужен самый крохотный глоточек водички.

Рывок к дверям столовой мог бы разрушить дом, будь он сооружен с меньшим запасом прочности. Голд пролетел через кухню и остановился у бара рядом с Максом, которому пришлось скосить глаза, чтобы его увидеть. Максу с его диабетом вообще нельзя было пить. Мешки под его грустными глазами имели синеватый оттенок, а его апатичный и похоронный вид свидетельствовал о том, что он сдался.

— Как дела, Макс? — церемонно спросил Голд.

— Отлично, отлично, Брюс, очень хорошо, хорошо, — сказал Макс. — Хотя, может быть, не так уж и хорошо. Норма в Сан-Франциско развелась с мужем и думает, что хочет вернуться в университет, чтобы получить степень, после того как она возьмет еще полгода отпуска. Она была в Лос-Анджелесе неделю или месяц назад и завтракала или обедала с Джоанни. Кажется, они поссорились или поспорили. Она говорит, что Джоанни низко с ней поступила.

— Джоанни не могла с ней низко поступить.

— Возможно, Норма была чересчур чувствительна в тот момент. — Макс, занервничав, поспешил сменить тему. — Мы опять видели твое имя в газетах, Брюс. Роза эту газету у себя на службе всем показала. Может быть, если стоимость почтовых отправлений возрастет, мы получим хорошую прибавку, как ты думаешь? — спросил этот болезненный, угрюмый, хилый человечек, который некогда занял второе место в штате на конкурсе поступающих на государственную службу в почтовое ведомство и обрел однодневную славу, когда его фотографию и несколько строк о нем поместили в бруклинском разделе нью-йоркской Санди Ньюс. — Как ты думаешь, ведь это было бы справедливо? — Когда-то он давал Голду десятицентовики. — Сегодня удачная вечеринка, правда?

Вечеринка была отвратительная; Мьюриел как хозяйка была настоящим деспотом, между ней и Идой весь вечер происходили стычки, и Голд нашел себе убежище в одном из многочисленных уголков с телевизором; телевизорами был напичкан весь дом. Настроение его ухудшилось еще больше, когда к нему подошла дочь Мьюриел и попросила выступить у нее в школе.

— Моя учительница не знает, о чем вы будете говорить, но она сказала, что все будут рады вас послушать.

— Пожалуйста, Чири, скажи ей, что сейчас я не выступаю, — тактично ответил Голд.

Старшая из двух девочек, Симона, оделась поярче и еще до начала обеда отправилась смотреть телевизор к жившей через улицу подружке, с которой они вместе сидели на голодной диете.

— Вам эта новая сумочка тоже нравится, дядя Брюс? — спросила младшая, тоненько рассмеявшись нервным и глуповатым смешком. — Мне ее тоже мама купила, но она не хочет, чтобы папа знал, так что, пожалуйста, не говорите ему. Или вам другая больше нравится с этими туфельками?

— Лучше покажи ее своей тете Розе или тете Эстер, — ответил он после продолжительной паузы. Голду было больно видеть, как Мьюриел настраивает дочерей против отца, и он испытывал сочувствие к Виктору. Как и Мьюриел, обе девочки были сильно нарумянены и носили большие кольца и множество тонких браслетов на обеих руках. — Они в этом разбираются лучше меня, и я знаю, они будут рады.

— Они обе такие старые. — Девочка скорчила недовольную гримасу. — Я лучше посижу здесь с вами и поучусь жизни. Вы молодой. Мама не любит тетю Джоанни. Мы ее много лет не видели.

— Ты все равно должна поговорить с ними, Чири, — пожурил ее Голд, — и с дедушкой тоже. Все они очень тебя любят. И ты не должна смеяться над своим отцом, особенно разговаривая с посторонними. Он и правда очень добрый человек.

Противная девчонка прервала его пренебрежительным жестом.

— Он, может, даже и не замечает. Вам эта юбка больше нравится с этими туфлями и блузой, или голубая лучше, дядя Брюс? Мама хочет, чтобы мы прилично выглядели, когда выходим куда-нибудь с ней и ее друзьями. — У девчонки была неприятная манера закрывать рот ладонью и хихикать, прежде чем сообщить что-нибудь такое, что, по ее мнению, представляло большой интерес. — Теперь по субботам мы часто ходим куда-нибудь с ней и Симоной. А иногда я с ними даже на скачки хожу, но она не хочет, чтобы папа об этом знал, так что, пожалуйста, не говорите ему. У мамы много знакомых мужчин и женщин, и с ними интереснее, чем с папой, но она не хочет, чтобы он знал, так что, пожалуйста, не говорите ему. Вы куда?