В глазах Амира зажглось явное отце-ненавистничество. Он повернулся, пошел в кровать и проплакал там всю ночь. Было бы, конечно, лучше закончить эту комедию. Но об этом жена не хотела и слышать:
— Главное, — пояснила она, — что ребенок пьет какао.
И игра в какао снова повторялась от вечера к вечеру, всегда между семью и половиной восьмого…
Когда Амир праздновал свой пятый день рождения, произошел небольшой сдвиг этого времени. Ему разрешили пригласить пару своих друзей, вместе с которыми он утащил пресловутый стакан в детскую. Около восьми часов я уже проявлял нетерпение и хотел было ему напомнить о нашем ритуале. Но у самых дверей я услышал, что он говорит им:
— Я сейчас должен сходить в ванную и набрать теплой воды.
— Зачем? — спросил его друг Гили.
— Мой папа так хочет.
— Зачем?
— Понятия не имею. И так каждый вечер.
Добрый мальчик — в это мгновение мне стало понятно — все это время верил, что это я придумал игру в какао. А он, со своей стороны, только мне подыгрывал.
На следующий день я поднял Амира на руки и доверительно сказал:
— Сынок! Пришло время закончить эту ерунду. Хватит игры в какао! Мы оба знаем, что происходит. Давай-ка, подыщем себе какое-нибудь другое занятие.
Крик и рев соло, раздавшиеся вслед за этим, были слышны на весь квартал. И чего мне только не пришлось потом выслушать от своей самой лучшей из всех жен…
Представление сюиты продолжилось. Спасения не было. Иногда, когда подходило время, Амир кричал прямо из ванной: "Папа, тебе уже можно нести воду?", — и я начинал озвучивать свою часть диалога, неслыханно, великолепное какао, фу, черт, бр-р-р… Я уже впадал в отчаяние. Как-то вечером, когда у Амира немного поднялась температура и он должен был оставаться в постели, я сам пошел в ванную, наполнил стакан и выпил его.
— Обманули, обманули! — закричал Амир сквозь открытую дверь.
В конце концов он даже начал брать на себя мою роль. Когда он с наполненным стаканом выходит из ванной, то бормочет:
— Амир опять ни капли не выпил, это неслыханно, что себе думает этот мальчишка…, - и так далее, до "бр-р-р".
Я нахожу это чрезмерным. Но ведь главное, что ребенок…
Безвкусица
Обжора непрерывно борется со своей слабостью, тощий — только изредка, а лысый — никогда. Но толстяку при этом еще приходится дюжину раз на дню выслушивать: "Послушай-ка, тебе и впрямь не стоит так много кушать".
Вожделение
— Эфраим, — обратилась как-то раз ко мне самая лучшая из всех жен. — Эфраим, я толстая?
— Ну, что ты, жена, — ответил я. — Ты не толстая.
— А вот ты толстый.
— Ты так полагаешь? В таком случае, должен тебе заметить — ты намного толще.
По правде говоря, никто из нас обоих не толст в истинном смысле этого слова. Самая лучшая из всех жен некоторыми выступами, округлостями и частями своего тела, пожалуй, превосходит меня, так что сзади я выгляжу несколько слабее. Но это, скорее, личное мнение, чем показания весов.
Как бы то ни было, мы пошли на контакт с диетологическими кабинетами, которые сегодня возникают повсюду, как грибы после дождя. Подружки моей жены рассказывали удивительные вещи о неких курсах по снижению веса, которые обеспечивают тяжеловесам легкую жизнь. К примеру, вес известной всему городу парикмахерши они изменили так, что он оказался всего 40 кг вместо прежних 130, а директор театра за два месяца сошел со своих 90 кг до минус 10 кг.
Мы приступили к занятиям, которые вели директриса и худой, как щепка, доцент. Еще несколько месяцев назад, как сообщали его рьяные ученики, он освобождал сразу пару мест, когда выходил из автобуса. Сейчас его часто встречали в детском театре, где он играл привидение.
Доцент сразу же известил нас, что каждому кандидату на похудание будет предложена специальная методика. За мизерную плату он будет раз в неделю подвергаться устной промывке мозгов и получит письменное меню. Не следует полностью отказываться от приема пищи, нужно только отказаться от некоторых вещей, таких, как органы вкуса. Никакого хлеба, никакой выпечки, никаких изделий из теста, никакого масла. Ничего, что содержит жир, крахмал или сахар. Вместо них — кольраби в любом количестве, некислая квашенная капуста и свежевыловленная рыба. Два стакана молока в день. Никаких занятий спортом, потому что они способствуют повышению аппетита. Особые рекомендации: раз в неделю в течение часа делать растяжку, лежа на полу, при этом пить теплую воду. По истечении семи дней взвеситься на весах, и если потери веса не обнаружится, значит, вы виноваты сами и должны этого стыдиться. Если вес уходит, можно себя немножко побаловать.
— Вот это замечательно, — сказал я. — Понежиться мы любим.
Директриса отвела нас в другую комнату, где мы должны были встать на весы, сняв обувь и наручные часы. Результат был ошеломляющим.
— Сожалею, — сказала директриса, — но у вас нет лишнего веса.
У меня потемнело в глазах. Ни за что бы не поверил, что из-за такой формальности нас могут лишить права на похудание. В конце концов, у меня не хватает всего трех кило до официально установленного стандарта толстопузика, а моя жена, если бы не ее маленькая фигура, могла бы обойтись добавкой в каких-то полтора килограмма. Но весы не позволяли с собой торговаться.
В общем, вернулись мы домой и начали есть все, что запрещено. Спустя две недели мы вновь записались на прием в тот диетологический кабинет, который ранее отвел наши кандидатуры. Для гарантии я набил в карманы 50 фунтов[4] мелкими монетами.
— Добро пожаловать, — сказала директриса, после чего повела нас взвешивать. — А сейчас вам будет предложена специальная методика. Вслед за этим доцент дал нам свои советы.
— Три приема пищи ежедневно. Только не уморите себя голодом.
Позаботьтесь о разнообразии. Если вам надоест кислая капуста, перейдите на кольраби, и наоборот. Главное: никакого жира, никакого крахмала, никакого сахара. И приходите снова через неделю.
Семь дней и семь ночей, как рабы, придерживались мы предписания. Наш сыр был бледным и обезжиренным, хлеб зеленым от огурцов, которыми он был насквозь пропитан, наша кислая капуста была кислой.
Когда на восьмой день мы встали на весы, оказалось, что мы оба прибавили по 200 г, и это с пустыми карманами.
— Ничего, это пройдет, — произнес доцент. — Просто будьте к себе построже.
Всю следующую неделю мы питались исключительно кольраби, которую завезли себе сразу целый грузовик непосредственно с товарной станции. И впрямь: мы нисколечко не прибавили. Хотя и не похудели. Мы стагнировались.
Стрелка весов, которые мы приобрели для дома, оставалась в одном и том же положении. Это несколько разочаровывало.
В одной старой аптеке в Яффо самая лучшая из всех жен обнаружила какие-то новые необычные весы, но за ними уже выстроилась очередь из половины женского населения города. Кроме того, истина все равно открывалась лишь в диетологическом кабинете.
Постепенно я стал впадать в отчаяние. Мы что, так и будем целую вечность оставаться в нынешнем весе? И почему моя жена не похудела? Для меня самого было определенное объяснение этого феномена: до меня дошло, что я каждую ночь прокрадывался в кухню, чтобы умять там тайком гору сыра и сосисок…
Месть кольраби, к которой я вернулся в последующие недели, не заставила себя ждать.
На седьмую неделю наших мучений, — а как известно, седьмая неделя всегда бывает критической, — меня что-то внезапно пробудило. Я ощутил непреодолимую потребность услышать обворожительный запах и шорох жарящихся шкварок. Мне требовалось немедленно съесть хоть что-то жареное, чтобы не сойти с ума. За пару несчастных калорий я готов был идти на смерть.
Одна лишь мысль, побуквенно звучавшая во мне: "Безе с кремовой начинкой", — бросила меня в дрожь. Лихорадочное видение углеводов поразило меня. Я думаю, что увидел в этот момент образ углеводов в организме: красивая, нежная девушка в белом подвенечном наряде с развевающимися волосами бежала по лугу.
