— Это ключ от вашей общей комнаты, госпожа Кишон. — Два последних слова он неподражаемо вытянул.
— Может быть вы хотите… если вы, возможно… — пробормотал я. — Может быть, вы хотите проверить наши паспорта?
— Это необязательно. Мы такие вещи не контролируем. Это ваше дело.
Нам не доставило никакого удовольствия идти по удивительно длинному коридору отеля. Жадные пары глаз следили за нами, жадные рты саркастически ухмылялись, хотя и с одобрением. До меня внезапно дошло, что моя маленькая жена, самая лучшая из всех жен, одета в ярко-красную одежду, что и без того всегда производило шумиху. К тому же и каблуки у нее были слишком высокими — еще одно проклятие.
Толстый бритоголовый мужик, вон там, — вероятно, из экспортно-импортной отрасли, — показал на нас пальцем и прошептал что-то на ухо привлекательной блондинке, сидевшей рядом с ним на софе. Омерзительно. И как только такая юная особа не стесняется появляться в обществе с таким старым развратником. Как будто во всей стране нет симпатичных молодых парней, как я, например.
— Привет, Эфраим!
Я обернулся. Старший из братьев Шлейснер, бегло со мной знакомый, привалившись к углу, махал мне и делал жесты, означавшие "Берегись!". Это ему следовало поостеречься. Конечно, моя жена может и не обратить внимания, но все равно — "берегись"? И что на него такое нашло? Ужин в большом ресторане был сплошным кошмаром. Проходя между столами, мы слышали долетавшие со всех сторон обрывки разговоров: "Он оставил дома жену с младенцем… Немного полновата, но ведь всем же известно, что он… Поселились в одном номере, как будто они… Я его жену уже давно знаю. Чудесное создание. А он связался с такой…".
Шлейснер, когда мы приблизились к его столику, вскочил и повернулся спиной к своей спутнице, чей средний палец был чопорно украшен обручальным кольцом. Он представил ее нам как свою сестру. Какая безвкусица. Просто безвкусица. Я познакомил их обоих со своей женой. Шлейснер поцеловал ей руку и провокаторски фыркнул понимающим смешком. Потом он отвел меня в сторону.
— Дома все в порядке? — спросил он. — Как дела у жены?
— Ты же только что с ней говорил!
— Ну, хорошо, хорошо. — Он заговорщически схватил меня за руку и потащил в бар, где тут же заказал мне двойную водку. Мне нужно избавиться от этих старомодных пережитков, покровительственно поучал он меня. И вообще, что это значит — "изменять"? Лето, жара, мы все устали и нуждаемся в отдыхе, так что маленькие проказы только помогают досужим мужьям забывать о проблемах, создаваемых их женами, все это понимают, все так поступают, ну и что в этом такого. И он убежден, что моя жена, даже если об этом и узнает, простит меня.
— Но я же тут как раз со своей женой! — простенал я.
— Да кого ты стесняешься, парень? Вообще, никаких проблем…
Все было бесполезно. Я вернулся к жене, а он к своей "сестре". Медленно и нерешительно разбредались мужские бестии, окружившие за это время столик моей жены. К своему огорчению, я заметил, что она находит удовольствие в подобном окружении. Она была неестественно оживлена, и ее глаза предательски поблескивали. Один из мужчин, как она мне рассказала, — между прочим, такой симпатяга, — откровенно приглашал ее "оставить этого смешного карлика и переехать к нему в номер".
— Разумеется, я ему отказала, — добавила она успокаивающе. — Я бы никогда не согласилась разделить с ним номер. У него слишком уж большие уши.
— А что ты за мной замужем, не играет никакой роли?
— Ах, да, конечно, — рассудила моя супруга. — Я уже совсем запуталась.
Чуть позже к нам подошел бритоголовый из экспортно-импортной отрасли и представил нам свое белокурое чудо. "Разрешите представить — моя дочь", — сказал он. Я испытывал искушение врезать кулаком в его сальное лицо. Моя дочь! Какое бесстыдство! Она на него вообще не похожа. И у нее нет его лысины.
Однако постепенно я стал понимать, что это глупо.
— Позвольте представить — моя подруга, — и я элегантно указал на свою жену. — Барышню зовут Эрна Шпиц.
Это был первый шаг к фундаментальной переоценке наших семейных отношений. Моя жена менялась с удивительной скоростью. Хотел ли я на людях взять ее под руку или поцеловать в щеку, — у нее вырывалось замечание, что я должен ждать ее разрешения. Однажды за ужином она даже нанесла мне болезненную пощечину.
— Ты что, сошел с ума? — прошипела она — Что люди подумают? Не забывай, что ты женат. Они и так о нас достаточно сплетничают.
И она была права. Между прочим, до нас дошел слух, что мы в полнолуние купались голыми в море. Другая сплетня сообщала, что мы оба потребляем наркотики. Шлейснеровская "сестра" узнала, что мы приехали сюда потому, что супруг моей спутницы выследил наше предыдущее любовное гнездышко в Сафеде, и только побег спас нас.
— Это так? — спрашивала Шлейснеровская сестра. — Я никому не скажу.
— Это не совсем так, — охотно разъяснил я. — Вообще-то супруг моей подруги был в Сафеде, но с горничной. И любовник горничной — между прочим, счастливо женатый и отец троих детей — их там выследил и снова отбил у него девушку. И из-за этого муж решил выместить все на нас. С тех пор эта сумасшедшая охота никак не закончится!
Сестра снова поклялась быть немой, как могила, и попрощалась, чтобы об поговорить этом случае с другими постояльцами. Через четверть часа нас пригласили в дирекцию отеля, где порекомендовали расселиться по отдельным номерам. Для проформы. Я был тверд. Только смерть разлучит нас, сказал я.
Положение становилось все более и более непрочным — между прочим, совсем по иной причине, чем можно было ожидать. Моя маленькая жена, самая лучшая из всех жен, взяла за правило выбирать теперь самые дорогие блюда и заказывать в качестве напитка исключительно французское шампанское. Да еще в маленьком серебряном ведерке со льдом. Спустя неделю пришлось раскошелиться на откровенное требование мехов и драгоценностей. В таких случаях это общепринято, утверждала она. Но своевременно последовал поворот событий. Как-то утром объявился журналист из Хайфы, этакий тертый репортер, который с каждым на "ты" и знает все на свете.
— Какой забытый Б-гом уголок вы тут выбрали, — ворчал он уже через несколько часов после приезда. — Ни за что не поверю, что такая, как здесь, смертельная скука может быть где-нибудь еще. Шлейснер приехал со своей сестрой, ты со своей женой, а этот бритоголовый судья не нашел взять с собой ничего лучше, как свою дочь. Она учительница музыки. Нет, ты только скажи: как ты смог так долго выдержать такую тощищу?
На следующий день мы покинули отель. Покой вернулся в наше супружество.
Только время от времени супруга упрекает меня, что я ей изменял, хотя и с ней самой.
Bon voyage[31]
Никакой категории людей в Израиле так не завидуют, как "шлишим", эмиссарам.
Каждый понедельник и четверг отправляются они к неким легендарным берегам, чтобы собирать там пожертвования для нашей нищей страны либо склонять тамошних евреев к эмиграции в наш рай земной. Вдобавок они разъезжаются по различным международным конференциям, где представляют лучшие, и притом безграничные возможности нашей страны. Перед началом своей миссии эмиссары должны пройти интенсивный тест и иссушить мозги вопросами типа "К какой партии вы принадлежите?", "С какого года?", "Какой номер у вашей членского билета?" и "Были ли вы заняты в последних выборах?". Только выдержав все эти экзамены, эмиссар может быть посвящен во все трудности и коварство международного протокола.
Происходит это примерно так:
— Накануне вашего отъезда в… Конгресс в… позвольте мне поздравить вас от имени партии и правительства. Мы убеждены, что что сделали правильный выбор, и считаем вас вполне достойным того, чтобы представлять нашу страну перед этим весьма уважаемым международным собранием. Пользуясь случаем, я хотел бы сообщить вам, сколь важное и почетное задание вам поручено, и дать единственное небольшое указание, которое вам, возможно, будет полезно знать при выполнении вашей трудной миссии. Мы, само собой разумеется, совершенно уверены в том, что вам не требуется никаких советов. Но несмотря на это, мы просим уделить ваше благосклонное внимание нашим инструкциям. Довольно часто кажущиеся мелкими факторы оказывают решающее значение на суждение о человеке. Потому я хотел бы вам посоветовать к делегатам, с которыми вы познакомитесь, не обращаться уже через пять минут по имени. Весьма неразумным будет и рассказывать старые еврейские анекдоты, поскольку их соль при переводе с иврита на язык иностранного делегата все равно потеряется. Точно так же, ни в коем случае не раздавайте делегатам израильские сигареты; мы сегодня, к большому нашему удовлетворению, уже дошли до того, что израильская продукция для других народов является не чем иным, как чудом импровизации.
