Однако в последние дни мая этим колебаниям приходил конец. Вождь якобинцев видел, как зрело народное возмущение, увеличиваясь буквально с каждым часом. Силы народа росли и концентрировались. Вместе с тем поведение лидеров Жиронды и в особенности их демарш в Конвенте 25 мая делали легальные методы борьбы в дальнейшем совершенно невозможными. «Государственные люди» рвались в бой, закусив удила.

Довольно! Хватит сомнений и колебаний, решительный час близок. Жирондисты хотят истребительной войны; что ж, они получат ее! Поднявший меч от меча да погибнет. Пусть партия врагов народа, сама роющая себе могилу, сойдет в нее, захлебнувшись собственной кровью. Он долго ждал. Он сделает сейчас все для того, чтобы ускорить развязку.

После 25 мая выступления Робеспьера в Якобинском клубе меняют характер. Уже 26 мая он призывает народ к восстанию. Все законы нарушены, деспотизм дошел до последнего предела, и нет уже ни грана добросовестности или стыда. Лучше умереть с республиканцами, чем праздновать победу с злодеями! Пусть Коммуна, если она не хочет нарушить свой долг, соединится с народом! Когда становится очевидным, что отечеству угрожает величайшая опасность, народные представители должны либо погибнуть за свободу, либо добиться ее торжества!.. Этими же настроениями проникнута и речь Неподкупного от 29 мая.

Взгляды Робеспьера вполне совпадали с практической деятельностью Коммуны и Якобинского клуба. К концу мая все организационные центры восстания объединились в своих усилиях. Восстание готовилось почти открыто. Как и перед 10 августа, народ вооружался. Кипучую деятельность развивал Марат.

Комиссия двенадцати ничем не могла помешать назревающим событиям. Да и не было такой силы, которая могла бы им помешать…

В три часа утра с 30 по 31 мая с Собора Парижской богоматери раздались первые звуки набата. Это начиналось восстание. Революционный комитет, по согласованию с Коммуной, назначил начальником национальной гвардии левого якобинца Анрио, быстро организовавшего вооруженные силы революционной столицы. Конвент был окружен.

Анрио (современный набросок).

Депутации повстанцев, сменявшие одна другую в зале заседаний, требовали ареста жирондистских лидеров, обуздания контрреволюционеров в южных департаментах, понижения цен на хлеб. Барер пытался сгладить острые углы и внес от имени Комитета общественного спасения иезуитский проект, имевший целью обезглавить восстание. Он предложил ликвидировать Комиссию двенадцати и предоставить вооруженные силы Парижа в распоряжение Конвента. Упразднением Комиссии двенадцати, которая и так уже фактически пала, Барер рассчитывал предотвратить арест главарей Жиронды; требуя передачи вооруженных сил столицы в руки Конвента, он рассчитывал обессилить повстанцев и сделать хозяином положения большинство Конвента, то есть «болото» и тех самых жирондистов, против которых было поднято восстание. Этот план тотчас же разгадал Неподкупный и в своем коротком выступлении раскрыл его Конвенту.

В тоске застыли жирондисты на своих скамьях. Они молча слушают и ждут. Верньо, который незадолго перед этим своими порывами тщетно пытался увлечь Собрание, следит воспаленным взглядом за оратором. Когда Неподкупный доходит до последних слов, Верньо не выдерживает.

— Делайте же ваш вывод! — раздраженно кричит он.

— Да, я сделаю сейчас свой вывод, — спокойно отвечает Робеспьер, — и он будет направлен против вас! Мой вывод — это обвинительный декрет против всех сообщников Дюмурье и против всех тех, кто был изобличен здесь петиционерами!

Стараниями Барера и других соглашателей в день 31 мая восстание было остановлено на полпути. Конвент отказался выполнить требование народа и Робеспьера: распустив Комиссию двенадцати, он сохранил жирондистских депутатов в своем составе.

Монтаньяры прекрасно понимали, что останавливаться на достигнутом невозможно.

— Сделана только половина дела, — говорил в клубе Билло-Варен. — Не надо давать народу успокоиться.

Но народ и не собирался успокаиваться. Повстанцы не сложили оружия. Храбрый Анрио держал свои войска наготове. Сохраняя строгую дисциплину и порядок, продолжая свой ежедневный труд, рабочие предместий были готовы по первому сигналу возобновить борьбу.

1 июня Революционный комитет выпустил прокламацию, в которой призвал всех граждан Парижа к бдительности. Марат произнес в Коммуне зажигательную речь, после которой среди восторженных рукоплесканий народа поднялся на башню ратуши и ударил в набат. Во всех секциях дали сигнал к сбору.

Набат не переставал гудеть. С раннего утра 2 июня национальная гвардия окружила Конвент. Сто шестьдесят три орудия были наведены на манеж, стотысячная народная армия заняла все прилегающие к зданию Конвента улицы и переулки. Что ж, если граждане депутаты не в силах сами вынести нужное решение, народ готов оказать им помощь.

Барер де Вьезак (современный набросок).

В самом начале заседания Конвента были оглашены сообщения из департаментов, которые определили весь последующий ход дебатов.

Депеши из Вандеи извещали, что артиллерия, провиант и боевые припасы республиканцев попали в руки мятежников. В департаменте Лозер начиналась гражданская война и лилась кровь патриотов. В Лионе, сообщения из которого давно уже носили тревожный характер, вспыхнул жирондистско-роялистский мятеж; восемьсот якобинцев-патриотов были убиты и замучены. Вождь лионских патриотов Жозеф Шалье, избитый и полуживой, ждал в тюрьме смертного приговора. Было прочитано также письмо от бежавшего в ночь на 2 июня жирондистского министра Клавьера.

Жирондисты, понимая, какое впечатление произвели все эти новости на депутатов-монтаньяров, ринулись в атаку, прежде чем последние успели опомниться.

На трибуне Ланжюне. Не обращая внимания на рев галерей и страстные выкрики монтаньяров, он стыдит Конвент за его «слабость», требует уничтожения революционной Коммуны и издевается над народной петицией…

— Сходи с трибуны, — кричит возмущенный до бешенства Лежандр, — а не то я убью тебя!

— Прежде добейся декрета о признании меня быком[10], — иронизирует Ланжюне.

Но ирония мало ему помогает. Распаленные гневом, на клеветника бросаются Шабо, Друэ и Огюстен Робеспьер. Лежандр приставляет к его груди пистолет. С противоположной стороны уже несутся, потрясая оружием, депутаты-жирондисты, не желающие дать в обиду своего собрата. Завязывается дикая свалка. Ее прекращает выступление делегата от революционных властей Парижского департамента.

— Представители нации, — говорит он, — граждане Парижа уже четыре дня не расстаются с оружием. Народ устал и не хочет откладывать больше своего счастья. Спасите его, или он заявляет вам, что сам будет спасать себя!

Эти слова отрезвляют, как, ушат холодной воды. Председатель уверяет делегацию, что Собрание внимательно рассмотрит и удовлетворит ее справедливое требование.

Несколько голосов из напуганного «болота» призывают к временному аресту лидеров Жиронды. Однако «болото» в делом молчит и ждет.

Хитрый Барер еще раз хочет поправить положение. Желая избавить депутатов-жирондистов от ареста, он предлагает от имени Комитета общественного спасения, чтобы перечисленные в петиции лидеры Жиронды добровольно отказались от своих полномочий.

Но монтаньяры дружно протестуют против такого решения.

— Если они не виновны, пусть остаются, — заявляет Билло-Варен, — если виновны, пусть будут наказаны.

И, следуя заявлению Неподкупного, сделанному 31 мая, Билло предлагает поименно вотировать обвинительный декрет. Завязываются прения. Некоторые депутаты пытаются выйти из зала заседаний, но оказывается, что все проходы заняты вооруженным народом. Опять возникает перебранка.