Действительно, финансовый крах, охвативший в 1788–1789 годах правительственные круги, тесно переплетался с кризисом, наступившим в эти же годы в промышленности и торговле, и со страшным неурожаем и голодом в деревне. Народ проклинал своих поработителей и массами поднимался на борьбу. Конец 1788 года и начало 1789 года были ознаменованы целой волной крестьянских и плебейских восстаний, охвативших многие провинции и города, не исключая столицы.

Теперь даже двор понял, что без податного обложения имений дворянства и духовенства не обойтись. Это может стать единственным средством, позволяющим оттянуть приближение страшных событий.

Однако все усилия Бриенна, нового министра финансов, провести это обложение не могли сломить сопротивления представительства привилегированных — парламентов. Парижский парламент категорически отказался зарегистрировать королевский эдикт о новых формах налогов, причем — случай беспрецедентный в истории — не помогло даже заседание с участием короля. Желая дать решительный отпор правительству, парламентарии торжественно объявили, что право утверждать новые налоги принадлежит исключительно Генеральным штатам.

Так высшие сословия в погоне за сохранением своих привилегий нанесли страшный удар своей собственной опоре — абсолютной монархии. Дорого им пришлось расплачиваться впоследствии за эту ошибку.

Между тем требование созыва Генеральных штатов, впервые выдвинутое парижским парламентом, вскоре сделалось лозунгом всей нации. И вот правительство под дамокловым мечом банкротства, среди грозного ропота народа, ежеминутно готового начать всеобщее восстание, решило пойти на эту крайнюю меру. Одновременно король дал отставку Бриенну и вновь пригласил на пост министра финансов популярного среди третьего сословия Неккера. Королевский эдикт объявил созыв Генеральных штатов сначала на 27 апреля, затем на 5 мая 1789 года.

Слухи о предстоящей сессии Генеральных штатов быстро распространялись по Франции. Они достигли Арраса еще летом 1788 года. Город был охвачен волнением. В учреждениях, в салонах, на улицах без конца обсуждали возвращение к власти Неккера и перспективы на будущее. Один лишь Максимилиан Робеспьер не участвовал в этой всеобщей суете. Он заперся на несколько дней в своей мансарде. Когда он вышел оттуда, его лицо было бледнее обычного. В руках он держал аккуратно перевязанную рукопись — свой ответ на текущие события. Это было воззвание к народу Артуа о необходимости коренного преобразования провинциальных штатов. Полное гневных обличений и политических выпадов, новое сочинение Робеспьера резко отличалось от его прежних конкурсных работ и академических докладов.

«…Нашим штатам, — писал Робеспьер, — нет дела до нужды и нищеты задавленного всякого рода поборами народа; у них не находится денег, чтобы дать народу хлеб и просвещение, но они необычайно щедры, когда требуется отпустить огромную сумму денег губернатору, которому понадобилось выдать замуж дочь… Наши деревни полны обездоленных, которые в отчаянии поливают слезами ту самую землю, которую они понапрасну возделывают в поте лица. Благодаря нищете большая часть крестьян опустилась до такой степени, когда человек, всецело поглощенный заботами о поддержании своего жалкого существования, становится уже неспособным сознавать свои права и устранить причины своих несчастий…»

Выход из создавшегося положения заключается, по мысли автора, в коренной реформе штатов Артуа, в превращении их в истинное народное представительство. Только в этом случае штаты смогут противостоять злоупотреблениям администрации и действительно заботиться о жизни народа. Эта реформа должна произойти сейчас, немедленно, ибо «настал момент, когда искры священного огня дадут каждому жизнь, смелость и счастье!».

В прежнее время за выпуск подобной брошюры тюрьма в одинаковой мере угрожала бы и автору и издателю. Однако времена меняются, дух близкой революции уже витает повсюду, и две с половиной тысячи аналогичных брошюр появляются в разных концах Франции к зиме 1788 года.

Но вот прошла эта страшная голодная зима, и раннее весеннее солнце поднялось над Аррасом. 17 марта 1789 года старшины города торжественно объявили, что жители, принадлежавшие к третьему сословию, должны собраться в понедельник 23 марта в семь часов утра в церкви аррасского коллежа для первичных выборов.

Максимилиан Робеспьер единогласно прошел через все инстанции: он был выдвинут сначала в качестве одного из двадцати четырех выборщиков от третьего сословия Арраса, затем вместе с последними участвовал в объединенном собрании с уполномоченными от сельских сходов, где ему было поручено составить сводный наказ от жителей городов, местечек и деревень избирательного округа, и, наконец, был избран общим собранием выборщиков третьего сословия всей провинции Артуа как депутат в Генеральные штаты.

Наказ, составленный Робеспьером, кратко формулировал программу, с которой депутат Арраса должен был выступить в Национальном собрании. Программа эта сводилась к следующему: возможность для всех граждан к занятию любой государственной должности, гарантии литой неприкосновенности; полная свобода печати, веротерпимость, пропорциональная разверстка налогов, устранение всех привилегий и злоупотреблений, ответственность агентов правительства, ограничение прав исполнительной власти.

Так, облеченный доверием своих земляков, готовый без страха и сомнений претворять в жизнь теоретически обработанные и продуманные принципы, снова собирался Максимилиан Робеспьер в путь, не без сожалений расставаясь с любимыми занятиями и родным городом. Но, разумеется, эти сожаления отступали перед надеждами и планами на будущее. Впереди виднелось неизмеримо большее, чем оставалось позади, впереди была Революция.

3 мая 1789 года, незадолго до захода солнца, на той же стоянке дилижансов, которая встретила его семь с половиной лет назад, Максимилиан Робеспьер, одетый в черный, доверху застегнутый камзол, неизменно аккуратный и напудренный, сдержанно здоровался с семью другими депутатами провинции Артуа, готовившимися вместе с ним покинуть Аррас.

Вот дилижанс подан, вот размещены вещи, и восемь пассажиров заняли свои места. Закрыта дверца, убрана подножка, прозвучал рожок почтальона — и тяжелая карета, громыхая вдоль улицы Сент-Обер, поплыла к Амьенским воротам.

Робеспьер покидал Аррас тридцати одного года без трех дней. Его ожидали Версаль и Париж, «малые забавы» и великие дела, тяжелые труды и неувядаемая слава.

Канун революции соединял его судьбу с судьбой двадцати шести миллионов людей, населявших старую Францию.

Версаль, 24 мая 1789 года. Сумерки. Неуютная, почти пустая комната в квартире на улице Этан, 16. За столом — Максимилиан Робеспьер, перед ним — бумага и чернила. Он задумался и рассеянно водит пером по чистому листу.

Сегодня, наконец, он один и может собраться с мыслями. Его сожители, почтенные фермеры Пети, Флери и Пейян, ушли осматривать город. Робеспьера мучит долг. Перед отъездом из Арраса он дал слово своему коллеге Бюиссару, с которым его связывали близость взглядов и обоюдная симпатия, подробно писать обо всем, что касается общественных дел. Еще бы! Ведь он теперь представляет интересы своего города и всей провинции здесь, в сердце страны, куда жадно направлены взоры и уши всех; а ведь он видит и слышит больше, чем другие, он сам принимает участие в великом эксперименте. Кому же, как не ему, уведомлять родной Аррас о том, что происходит в Версале! От Бюиссара узнают и другие, узнают все, что он напишет об этих замечательных днях. Но обещать было легко, а выполнить — увы! — весьма трудно. С того момента, как Максимилиан очутился в Версале, он буквально закрутился в вихре разнообразных дел и событий.

Прежде всего аррасские депутаты прибыли сюда чуть ли не с опозданием. В то время как заканчивалась подготовка для заседаний огромного зала дворца «Малых забав», а из Парижа срочно перебрасывались «для охраны господ депутатов» королевские войска, только что подавившие восстание рабочих Сент-Антуанского предместья, Робеспьер и его коллеги искали пристанища, которое найти в эти дни в Версале было не так-то легко. Они остановились сначала в отеле Ренар, на улице святой Елизаветы, а затем четверо из них, в том числе и Максимилиан, перебрались в квартиру на улице Этан.