14 ноября 1910 года офицеры 120-го Серпуховского пехотного полка, дислоцированного в Минске, поздравляли своего сослуживца поручика Владислава Путрамента с рождением сына Ежи. Будущее первенца родители представляли по-разному. Отец предпочитал бы видеть его кадровым военным. Мать, преклонявшаяся перед Львом Толстым, прочила сыну литературную карьеру, тем более что сам факт рождения его за несколько дней до кончины великого русского писателя представлялся ей весьма знаменательным. Очень рано начала она побуждать мальчика к сочинительству, поощряла его опыты в гимназическом журнале «Эхо школьне».

Не без улыбки вспоминает детство и семейные легенды в своих мемуарах Ежи Путрамент, ныне видный польский писатель, публицист и общественный деятель, кавалер высших орденов ПНР.

Впрочем, те «доисторические времена», надо сказать, оставили добрый и заметный след. Ведь именно тогда доступное лишь детскому сердцу удивительно полное слияние с природой вызывало у него тревожное желание остановить для себя и для других слишком быструю смену голосов и красок, которыми столь богаты поля, леса и воды. А потом вдруг оказалось: остановить что-либо, сберечь навсегда можно, лишь запечатлев на бумаге. Так обнаруживается магическая сила слова, начинается творчество…

Как и многие прозаики, Путрамент начинал со стихов. До второй мировой войны успел выпустить два сборника «Вчера — возвращение» (1935) и «Лесная тропа» (1938). Сам автор назвал их впоследствии «пейзажно-авангардистскими». Путрамент испытывал влияние поэтической моды своего времени. И все нее муза его бродила не только безлюдными лесными тропами. Поэт находился в гуще общественной жизни. Он состоял в нелегальной студенческой организации, созданной по инициативе Коммунистической партии Польши. Был тесно связан с прогрессивными журналами «Попросту» и «Карта», закрытыми санационной кликой за антифашистскую направленность и выражение симпатий к СССР. Дважды представал перед судом как неугодный буржуазии литератор.

Большую роль в литературной судьбе Путрамента сыграло пребывание в СССР, куда он эмигрировал в 1939 году после нападения фашистской Германии на Польшу. Здесь он впервые как поэт встретился с массовой читательской аудиторией, впервые получил возможность писать открыто о коренных проблемах современности. Здесь был по-братски принят в многонациональную семью советских писателей, которые решали масштабные проблемы, выдвигаемые самой историей перед творческой интеллигенцией. Здесь постигал ценнейший опыт служения литературы народу, созидающему первую в мире страну социализма.

В годы войны Путрамент писал о сиянии победы над Волгой, которое видят и в далекой Польше, томящейся под игом гитлеровской оккупации, воспевал героизм советских воинов. А затем стал выразителем дум их боевых товарищей — солдат польской дивизии имени Тадеуша Костюшко, сформированной на советской земле весной 1943 года и сражавшейся в составе войск 1-го Белорусского фронта. Он был одним из организаторов этой части и сам служил в ней. Тут все его знали. Не случайно на страницах многих выходящих в ПНР книг о костюшковцах мы неизменно встречаем характерную фигуру высокого худощавого поручика Ежи Путрамента, политработника и стихотворца. Он писал тогда о русской трехлинейке, которая сделалась для польских поэтов-воинов таким же символом национально-освободительной борьбы, как сабля для их дальних предтеч, революционных романтиков, писал о Советских танках, которые получили танкисты-поляки. Произведения Ежи Путрамента, Леона Пастернака, Люциана Шенвальда и других поэтов-однополчан часто публиковала дивизионная газета, на полосах которой они встречались с отрывками из поэмы Адама Мицкевича «Пан Тадеуш» и рассказами варшавского юмориста Веха, чью книгу прислал в подарок костюшковцам известный писатель Ксаверий Прушинский.

Летом 1944 года в крошечной типографии у самой линии фронта, в пределах досягаемости вражеских минометов, печатался «молнией» вместе с пропагандистскими материалами и декретами Польского комитета национального освобождения третий сборник стихов Путрамента «Война и весна». Рецензию на эту книгу критик Артур Сандауэр озаглавил: «Прощание с лирикой». Действительно, автор сборника решительно заявлял о себе, как о поэте-публицисте. Но практически уже намечалось расставание и о поэзией, ибо Путрамента все неотступнее влекла проза.

Это был не просто академический интерес студенческих лет, когда он даже опубликовал исследование «Структура новелл Пруса» (1936). Жанровое перевооружение — процесс сложный, длительный. Иногда оно обусловливается мировоззренческой эволюцией или тем, что привычные формы выражения начинают казаться художнику исчерпанными. Путрамент сделал идейный выбор еще в буржуазной Польше, найдя свое место в антифашистском лагере. И никогда не разочаровывался в возможностях поэзии. Напротив, сосредоточиваясь на прозе, перенес в нее свои главные поэтические достижения — пафос гражданственности и мягкий лиризм пейзажных зарисовок.

Путрамент-прозаик попросту подчинил себе Путрамента-поэта. Очевидно и то, что где-то у истоков его творческой метаморфозы стояли Дм. Фурманов и А. Фадеев. Есть все основания утверждать, что, работая в советском Львове над переводом на польский язык романов «Чапаев» и «Разгром», он находил в этих классических произведениях советской литературы с их оптимистической трагедийностью, эпическим охватом событий и крупными характерами, показанными на фоне социальных сдвигов, ободряющее подтверждение правильности его новых поисков в прозе, ибо к тому же периоду относятся первоначальные наброски романа «Действительность» и новеллы, вошедшие в киевское издание 1941 года «Сентябрьские рассказы». Вспомним попутно, что до 1939 года Путрамент неоднократно брался за большие прозаические произведения, но завершить их писателю не удавалось.

Очень много дала Путраменту-художнику журналистика, особенно активное сотрудничество в органах печати Союза польских патриотов в СССР. С 1941 по 1943 год писатель работал в общественно-политическом и литературном журнале «Нове виднокренги», которым руководила Ванда Василевская. Это была школа высокой принципиальности, классовой непримиримости, патриотизма и интернационализма. Здесь он выступал со стихами, прозой, корреспонденциями, обзорами военных действий. «…Осень сорокового и первая половина следующего года были для меня периодом самого систематического, самого продуктивного творческого труда, — подчеркивает Путрамент в мемуарах. — Решающую роль в этом сыграл журнал «Нове виднокренги» и прием, оказанный мне в редакции».

Впоследствии, организуя новую печать на освобожденной польской земле, редактируя газеты «Жечпосполита» (Люблин) и «Дзенник польски» (Краков), он вплотную соприкоснулся со сложной, остроконфликтной проблематикой рождающегося народного государства. Кстати, как жилось ему и работалось в тот первый послевоенный год, можно узнать из переведенного на русский язык романа Тадеуша Голу я «Дерево рождает плод», прообразом одного из персонажей которого, редактора городской газеты, является майор Ежи Путрамент.

Собственно, он никогда не терял связи с периодической печатью. Постоянный контакт с широкой читательской аудиторией — насущная необходимость для писателя. Поныне, несмотря на загруженность разносторонней литературной деятельностью, служебными и общественными обязанностями (Путрамент — член ЦК ПОРП, один из руководителей писательской организации ПНР, главный редактор еженедельника «Литература»), он часто выступает в прессе с путевыми заметками, статьями и фельетонами на жгучие, злободневные темы. До сих пор оперативные выходы на полосу помогают ему зондировать общественное мнение, выверять замыслы будущих художественных произведений.

Малую и большую прозу Путрамента отличает характерное для писателей, прошедших газетную школу, смелое проникновение в глубинные пласты современности, постановка важных, актуальных вопросов, то есть публицистичность в лучшем смысле этого слова. Его новеллистике свойственны те же художественные особенности, что и романам. Здесь и острота конфликтов, и динамичный сюжет, и раскрытие образов только в действии, без навязчивого авторского комментария, и яркие детали, сразу же создающие необходимый по ситуации колорит, и, наконец, непременная контрастность эмоциональной окраски: пафос и ирония, скорбь и улыбка. В рассказах писатель достигает большой пластичности изображения.