Именно так англичане и американцы бомбили Дрезден. К началу 1945 года население этого, в первой половине века седьмого по величине, города Германии почти удвоилось. Дрезден наводнили больше полумиллиона спасавшихся от наступления Советской Армии беженцев. В ночь на 13 февраля и западные союзники продемонстрировали свои возможности: 800 британских самолетов «Ланкастер» нанесли страшный удар по центру Дрездена; еще два дня город атаковали тяжелые американские бомбардировщики.

Историки считают, что в «огненном шторме» погибли от 25 до 40 тысяч человек. На репродукциях старых черно-белых фотографий, которые теперь в Дрездене продаются в любом сувенирном ларьке, — горы сваленных в штабеля дымящихся трупов. В наших школьных учебниках именно так, почти привычно, выглядели жертвы преступлений фашизма. Но это — жертвы преступлений антигитлеровской коалиции; женщины, дети, старики. В своих мемуарах маршал Харрис оправдывал жестокие авианалеты на немецкие города военной необходимостью и тем обстоятельством, что решение о бомбежках принималось на высоком государственном уровне, а он лишь выполнял приказы. Командование союзников полагало, что бомбардировки в конце концов вызовут у противника «кризис гражданской морали».

Когда осенью 2004 года Германию с официальным визитом посетила Елизавета II, бульварные немецкие газеты требовали от британской королевы публичных извинений за гибель гражданского населения в Дрездене, называя бомбардировку города «бессмысленной кровавой катастрофой», не имевшей значения для уже предопределенного к тому моменту исхода Второй мировой. Правительство Германии с просьбами подобного рода к высокой гостье не обращалось; королева ограничилась заявлением о том, что во время войны «народы обеих стран жестоко страдали», и присутствием на концерте классической музыки, средства от которого направлены в фонд восстановления Дрездена.

Понятно, отчего во многих немецких городах такие привольные улицы, такие широкие проспекты, столь свободная планировка центральных кварталов, где лишь иногда встречаются барочные или готические здания, с любовью отреставрированные, а потому тоже словно новенькие. Когда-то центр Берлина, Франкфурта, Дрездена тоже был хитросплетением узких средневековых улочек, правда, теперь в это трудно поверить. Но Берлин, Франкфурт, Дрезден стали мишенями ударов возмездия, и для авиапилотов-антифашистов не существовало разницы между военными заводами и древними храмами, между армейскими казармами и жилыми районами.

13 февраля 1945 года стоявший на площади Неймаркт памятник Мартину Лютеру снесло с постамента взрывной волной. Оторванные бронзовые ноги вождя немецкой Реформации валялись отдельно. А огромный собор Богоматери каким-то чудом устоял. Но никто не удивлялся: ведь напасти всегда обходили эту церковь стороной. Она уцелела во время Семилетней войны, когда столицу Саксонии расстреляла из пушек и сожгла прусская армия Фридриха Великого; убереглась и весной 1849 года, в пору разрушительного Дрезденского восстания, спалившего полгорода. Но на этот раз «каменный колокол» Фрауэнкирхе пережил старый Дрезден всего на два дня. В полдень 15 февраля, к ужасу разбиравших завалы горожан, собор с невероятным грохотом обрушился. Символ Дрездена стал грандиозной кучей строительного мусора с сиротливо торчащими к небу обломками двух галерей.

Богоматерь покинула Дрезден. И десятилетие спустя после победы над нацизмом на просторном травяном пустыре, который, правда, по-прежнему назывался площадью Неймаркт, паслись овцы.

Немцы стыдятся гитлеровского прошлого своей страны. О трагедии Дрездена говорят сухо, без эмоций, с использованием безличных глаголов: «бомбили», «было разрушено». Кто бомбил? почему? за что? — понимаешь только из контекста. Из такого, например, факта: в восстановлении Фрауэнкирхе принимал участие английский город Ковентри, побратим Дрездена. Ковентри «побратался» с Дрезденом, поскольку пал первым объектом гитлеровских ковровых бомбардировок. Авианалет «Люфтваффе» 14 ноября 1940 года сровнял с землей древний городской центр и превратил в руины тамошний средневековый собор. Ударом на удар — две трагические истории похожи. Новый крест для Фрауэнкирхе отливали в Великобритании на деньги, собранные благотворительным фондом «Дрезден — доверие», которым управляет кузен королевы Елизаветы герцог Кентский. Литейными работами руководил сын пилота британских ВВС, бомбившего Дрезден в феврале 45-го. Дети часто не только продолжают дело своих отцов, но и исправляют их ошибки.

Собор Богоматери пролежал в руинах почти полвека. При социализме в Дрездене успели отстроить заново городской оперный театр, католический кафедральный собор Пресвятой Троицы, павильоны Цвингера, начали реконструкцию дворца курфюрста. Для восстановления Фрауэнкирхе не хватало средств или политической воли, только полуразрушенный алтарь укрепили специальной защитной стеной. Новая рыночная площадь стала еще новее: по периметру понастроили панельных многоэтажек, один вид которых вызвал бы у Каналетто дрожь отвращения. Каждый год, в ночь на 13 февраля, горожане зажигали на пепелище храма свечи. Сейчас говорят, что таким образом немцы не только поминали погибших, но и тихо протестовали против существования ГДР. Германская Демократическая Республика повторила судьбу Фрауэнкирхе, она обрушилась столь же драматически, как собор Богоматери. И немцы опять приступили к методичному строительству новой Германии.

В середине девяностых годов я прогуливался по Неймаркт меж бесчисленных рядов специальных хранилищ-лесов, на полках которых были разложены сотни и тысячи каменных блоков. Их с немецкой педантичностью выгребли из руин Фрауэнкирхе, очистили от грязи-пыли и пронумеровали. Из двадцати двух тысяч кубических метров строительного мусора реставраторы отсортировали 8400 фрагментов фасада церкви и 87 тысяч «кирпичей». Гигантскую груду камней предварительно тщательно фотографировали, фиксируя график разборки завала. Самую крупную глыбу, весом в 90 тонн, получившую за свою форму название «бабочка», под аплодисменты и счастливое улюлюканье толпы зевак извлекали из руин подъемным краном. При разборке развалин применяли тонкую компьютерную технологию, с помощью которой определили точное местоположение каждого уцелевшего «кирпича» в храмовом здании, сверяясь с детальным фотоописанием собора, составленным в 1942 году при последнем капитальном ремонте. Все, что очистили и признали годным к повторному употреблению (примерно треть материала), решили вновь пустить в дело. Фрауэнкирхе так и собирали из фрагментов и кусочков, словно гигантский «пазл», оттого собор получился «рябым»: старые «кирпичи» — темно-серые, цвета пыли; новые, из тех же каменоломен в Пирне, — светло-бежевые.

От алтарной стены собора — всего-то пара сотен метров до высокого берега Эльбы, до знаменитой террасы, которой Август Сильный присвоил имя своего премьер-министра Генриха фон Брюля. В наши дни здесь не увидишь дам в кринолинах, по просторной террасе Брюля бродят, лавируя между столиками бесчисленных кафе, туристы в легкомысленных майках. Отсюда, с «европейского балкона», как окрестил этот очаровательный променад Генрих Гейне, открывается достойный кисти не одного только Каналетто вид на правобережные кварталы Дрездена. Во-он, за мостом Августа — площадь, в центре которой бронзовый курфюрст в золотой тоге римского императора поднимает на дыбы норовистого жеребца. Ему суждено вечно скакать на восток, в направлении Польши, но и легкого поворота благородной головы Августа Сильного было бы достаточно, чтобы он мог бросить властный взгляд на творение рук своих, на детище своего тщеславия. Вот она, венецианская панорама Дрездена: за террасой Брюля красуется — снова на века — каменный колокол Фрауэнкирхе. Крест, привезенный из разбомбленного немцами Ковентри, воздвигли над храмом в разбомбленном англичанами Дрездене весной 2004-го. Через десять лет после начала реконструкции и почти через шестьдесят — после окончания войны.