Навстречу композиторам шли художники. Учебником по цветомузыкальной классике считается работа Василия Кандинского «О духовном в искусстве». Вот аналогии Кандинского: «Голубой цвет, представленный музыкально, похож на флейту, синий, делаясь все темнее, на чудесные звуки контрабаса; в глубокой торжественной форме звучание синего можно сравнить и с низкими нотами органа. Красный цвет напоминает средние и низкие звуки виолончели, несущие элемент страстности. Когда холодный красный цвет светел, он приобретает еще больше телесности, но телесности чистой, и звучит, как чистая юношеская радость, как свежий, юный, совершенно чистый образ девушки. Этот образ можно легко передать музыкально чистым, ясным пением звуков скрипки». Но еще раньше Скрябина и Кандинского Франтишек Кржижик, наверняка не столь сведущий в художественных тонкостях, вычертил эту связь между цветовым и музыкальным звучанием почти математически. Наверное, поэтому его гармония радуги и гаммы выдержала проверку временем.

За одиннадцать десятилетий никто не смог — по крайней мере, на практике — изобретательнее сыграть со светом, нотой и каплей. Křižíkova světelná fontána остается, так и книги свидетельствуют, «уникальным объектом, в котором визуальный эффект водных фонтанов умножается музыкой классических и современных композиторов». Мне доводилось видеть каскады цвета и музыки фонтанов Барселоны на горе Монжуик — впечатляет, но совсем по-другому: это яркий праздник городской иллюминации. А московский цветомузыкальный фонтан в ЦПКиО, любимая ванна пограничников и десантников, — всего лишь лепесток пражского водяного цветка.

Меняя прохудившиеся от времени трубы, фонтан Кржижика год за годом исправно исполнял оперные увертюры и зажигал огни, пока наконец изрядно не обветшал. Капитально отреставрировать огромную игрушку-брызгалку смогли лишь к столетию пражской выставки. Продолжить дело инженера Кржижика взялся инженер Сташек. Теперь музыку со световыми эффектами здесь соединяет компьютерная хореография. В распоряжении нового фонтана — 3000 форсунок-брызгалок и 1248 подводных рефлекторов разных цветов, от холодно-белого до кроваво-красного. Разве что черного нет; занавес и декорации этой сцены — ночное небо. Снова листаем книгу Кандинского: «Представленное музыкально, черное является полной заключительной паузой, после которой идет продолжение подобно началу нового мира, так как, благодаря этой паузе, завершенное закончено на все времена — круг замкнулся».

50 мощных насосов по двухкилометровой системе труб подают воду в бассейн размером в половину футбольного поля. Зрители располагаются не на террасе, как во времена Кржижика, а по другую сторону фонтана, в амфитеатре. В этой толпе, увы, не увидишь ни светлых зонтиков, ни черных котелков; и дети теперь не так наивны, как взрослые той славной поры.

Фонтан инженера Кржижика — вернее, три тысячи его больших и маленьких фонтанищ и фонтанчиков, стал лабораторией, старшие и младшие научные сотрудники которой, как отмычки к хитрому замку, подбирают цвет к музыке, периодически сверяясь со Скрябиным и Кандинским. Бледно-лиловый с оттенками охры — это оперный дивертисмент Джузеппе Верди; солнечно-желтый и мягкая синева — саундтреки к фильмам «Титаник» и «Армагеддон»; снежно-белая водяная стена с чуть резковатым золотым подбоем — олимпийский дуэт Монсеррат Кабалье и Фредди Меркюри; тревожные багровые сполохи воды на аспидном небе — «Кармен-сюита» Родиона Щедрина. Менеджер эксплуатирующего фонтан агентства «Орфей» Милослав Яничка в прошлой профессиональной жизни был дирижером Западно-чешского симфонического оркестра. Теперь по четыре раза в неделю, по три раза за вечер, он дирижирует спектаклями музыки и воды. Тут ставят даже оперы и балеты: пасторальное «Лебединое озеро» (нежно-голубой) и элегическая «Русалка» Дворжака (цвет морской волны) чередуются с пацифистским, резкой раскраски мюзиклом «Волосы». Живую музыку используют редко, только по большим праздникам одну из трибун амфитеатра занимает симфонический оркестр.

Фонтан давно уже — не чудо из чудес, а грамотно устроенное коммерческое предприятие. На спектаклях воды и цветомузыки хотя бы раз побывал каждый пражский ребенок, но подавляющее большинство зрителей — иностранные туристы, из России или Германии, кому как организуют экскурсионный тур. Рыночный закон требователен и точен: пятьдесят минут композиций Вангелиса или Гершвина (рапсодия в голубом), фонограммы Джексона или Бочелли, музыка не слишком сложная, обязательно узнаваемая, яркие цвета, световые эффекты, немножко романтики, доля иронии.

Ты глазеешь на водяной веер павлиньих цветов и в воображении волен рисовать на этом веере, на белой стене воды и черном куполе неба, собственные художественные узоры под стон капель искусственного дождя. Композитор Скрябин наивно, как понятно теперь, мечтал о «слиянии мира и духа», надеясь, что следствием этого единения станет новая эра, когда человек, победивший зло и страдания, станет равным Богу. Если на миг поддаться скрябинской наивности и допустить, что все в этом мире слагается в один сгусток творческой энергии, то логичен вывод: отказ одного элемента системы губителен и для другого.

И вот спектакль завершен. Минул еще один fin de siecIe. Время снова сменило цвет. Кончилась музыка. Умер фонтан. Бессильно упали на гладь бассейна последние капли воды. Наступил конец света.

Они дали своей затее великолепное название, придумали имя из трех слов, каждое из которых оказалось ключевым понятием. «Оркестр» — потому что рок-музыку, которую им хотелось сочинять, способен был исполнить только оркестр. «Электричество» — потому что именно таким, таинственным электрическим образом просто энергия преобразуется в энергию света и энергию звука. «Свет» — потому что главный затейник, Рой Вуд, как неведомый ему, по всей вероятности, русский композитор Скрябин, считал: то, что могут услышать глаза, должны увидеть уши.

В рок-культуре они создали светомузыку, они попытались соединить образ и звук, зрение и слух, ухо и глаз, ноту и блеск, вспышку и взрыв, краску и крик, струну и цвет, искру и треск. Они скрестили щелчок выключателя — click! — с аккордом гитары — bang!

У них получилось. Группа называлась ЕСО. Electric Light Orchestra. Оркестр электрического света. С таким же успехом талантливый чешский инженер в один прекрасный день изобрел для городской выставки Лампу популярной музыки.

В истории человечества шестидесятые годы XX века стали еще одной эпохой полетов, обернувшихся падениями. По пражской брусчатке гремели гусеницами советские танки. Американские десантники напалмом боролись за демократию во Вьетнаме. Астронавты шагали по Луне, не подозревая о будущей трагедии «Челленджера». Физики укрощали мирный атом, не зная о том, что существует местечко Чернобыль. Дети цветов бежали к реке и несли венки, юноши и девушки праздновали очередную, сексуальную, революцию. Время яркого звука и громкого света.

Пластиковую гитару с одной струной Джеффри Линн получил от своих родителей в возрасте пятнадцати лет. Отец Беверли Бевана сам был барабанщиком. А Роя Вуда судьба отметила печатью незаурядности. К двадцати годам он уже стал знаменитым — в Британии середины шестидесятых его знали как лидера рок-группы с концептуальным (иного эпоха не позволяла) названием «Движение». Еще оставаясь в «Движении», Рой, Джефф и Бен два года копили деньги на осуществление своего главного проекта, проекта музыки электрического света. Суть идеи: создать рок-группу с десятком участников, со струнной секцией, со скрипками, альтами и виолончелями, с охотничьим рожком и пианино, а потом до одури играть симфонический рок. При сильном электрическом освещении.

Язык не поворачивается называть ELO группой. Даже по названию ELO и есть оркестр.

Классический звук символизировали скрипки и виолончели симфонического коллектива. Энергию вырабатывали электрические инструменты. Дирижер и аранжировщик Луис Кларк, пригласивший к сотрудничеству с рокерами оркестр из сорока музыкантов, правильно настоял на том, чтобы первый «взрослый» альбом, «Эльдорадо», сопровождался подзаголовком «Симфония в исполнении ELO». Ударник Бен Беван неспроста единственный сольный альбом своей карьеры назвал «Пусть будут барабаны!». А Джефф Линн не случайно сознался в одном интервью, что главной целью его жизни является извлечение из музыкальных инструментов «звуков, чистых, как снег в сугробе». Вот вы смогли бы так сформулировать задачу творчества?