Литмир - Электронная Библиотека

Очерки – судебные и не только

(1976–1984)

Чувства и вещи - i_001.jpg

Безумие

Когда умерла бабушка, осталось наследство, которому старые романисты, любовно описывавшие и имущество, и имущественные трагикомедии, уделили бы в повествовании почетное место.

Во-первых, остались картины – коллекция полотен больших художников: Венецианова, Брюллова, Поленова, Шишкина, Саврасова, Левитана, Коровина, Кончаловского, Сомова…

Во-вторых, остались итальянские камеи в золотой и серебряной оправе; обручальное кольцо с надписью «Юлия» (имя бабушки); золотая ветка, перевязанная лентой, осыпанной алмазной крошкой; золотые цепочки и немало очаровательных мелочей, услаждающих земное мимолетное существование, – «суета сует», как определил бы нравственную суть этих красивых вещей Экклезиаст (в описи имущества они фигурируют в разделе «Драгоценности»).

В-третьих, остались коллекции старинного фарфора и старинного хрусталя, китайские фарфоровые вазы, столовые, чайные, кофейные сервизы, столовое серебро, несколько пар золотых часов, в том числе и швейцарские, старинная лампа с херувимами, люстры хрустальные… (Кстати, вышеупомянутая мысль Экклезиаста в новом, последнем переводе выглядит иначе, а именно: «Тщета и ловля ветра».)

В-четвертых, остались меха и ковры, разные полузабытые уже в сегодняшнем быту подробности, наподобие истинно шелковых, подлинно китайских покрывал.

В-пятых, осталась старинная мебель: «Бюро – 2 шт.; Буль – 1 шт.; полукресла – 2 шт.». (Я цитирую сейчас документ, ставший в силу ряда обстоятельств, на которых мы остановимся ниже, из интимно-семейного официально-юридическим, – «перечень имущества», составленный внуком. На определенном витке развития событий «перечень» уныло перевоплотился в «опись»: это когда по настоянию внука имущество, оставленное бабушкой, с участием судебного исполнителя и понятых было арестовано.)

Осталась и менее ценная современная мебель: «Книжные шкафы – 5 шт., шкаф платяной 3-створчатый, шкаф платяной 2-створчатый, кровати – 2 шт…»

В-шестых, остались большая библиотека, большая дача, автомобиль «Волга» и деньги…

И хотя в «перечне», возвеличенном волей судебного исполнителя в «опись», содержится помимо вышеназванных немало вещей и вещиц менее фундаментальных, вплоть до «фена для волос», не будем больше утомлять читателя перечнем предметов как роскоши, так и первой необходимости.

Отметим лучше, что бабушка оставила не только более или менее дорогие вещи, но и большое доброе имя: она была виднейшим детским врачом, крупным ученым, академиком.

Осталось от бабушки и потомство: сын и сын сына – внук. Внук последние годы жил с матерью, первой женой сына бабушки, отдельно; бабушка жила с сыном и его второй женой. Но бывал внук в доме бабушки постоянно, она его любила, баловала, одаривала. Внук был для нее больше чем утехой – надеждой семьи, может быть потому, что в сыне что-то не осуществилось…

Бабушка за долгую жизнь исцелила, наверное, тысячи детей (а если иметь в виду не ее личное участие, а воздействие на медицину совершенных ею открытий, то тысячи тысяч), она возвращала детей к жизни из самых, казалось бы, безнадежных состояний, она лечила и вылечивала. Но все же бывали печальные исключения, когда вылечить не удавалось. Одним из этих печальных исключений стал ее собственный сын. Из-за не удаленного вовремя аппендикса он тяжко переболел, перестрадал, и последствия тяжкой этой болезни мучили его всю жизнь… За ним ухаживала бабушка, потом первая жена (мать внука), потом – в самую трагическую пору – вторая жена.

Это, к сожалению, бывает: у замечательных педагогов вырастают иногда педагогически запущенные дети, а у замечательных врачей – дети, запущенные медицински. И осуждать за это, наверное, нелепо, как нелепо осуждать солнце за то, что лишь на расстояниях достаточно головокружительных оно обеспечивает жизни восхождение и расцвет…

Сын бабушки вырос больным, но одаренным человеком. Он стал тоже – по ее настоянию – врачом, хотя в юности мечтал быть астрономом; он любил музыку, стихи старых поэтов, работу в саду и одиночество. Он был безразличен к вещам, которые окружали его с детства, должно быть, в силу их бесконечной малости рядом с безмерностью небесных величин, заронивших в детское его воображение нечто такое, о чем в состоянии рассказать только музыка.

Товарищи по медицинскому НИИ иногда называли его марсианином из-за того, как он, будто бы ни с того ни с сего, неожиданно улыбался, и неожиданно задумывался, и говорил неожиданные вещи: точно помимо окружавшего его и нас всех безусловно реального и в общих чертах понятного мира существовал для него и иной, менее реальный и менее понятный. Был, конечно, странен немного, как бывают странны больные с детства люди, чей жизненный опыт равен, по существу, опыту жизни их сердца, а поэтому и намного беднее, и намного богаче нашего: ведь тот, кто с самим собой общается больше, чем с окружающими, – одновременно и мудрец, и ребенок.

Но, несмотря на все странности и подавленную страсть к небу, он был неплохим, даже хорошим, а некоторые утверждали, что и отличным, врачом. В отрыве от дома и сада, от музыки и деревьев, он мыслил в стенах НИИ четко и трезво, вел интересные исследования, выступал с содержательными статьями. Он говорил и писал на нескольких языках, поэтому помогал матери в ее разнообразных трудах.

Врачом должен был стать и внук – он учился в мединституте, тоже по настоянию бабушки, хотя к моменту описываемых нами событий оттуда ушел.

Итак, когда умерла бабушка, осталось наследство, которое старые романисты живописали бы достаточно подробно и выпукло. Живописали, чтобы потом энергически перейти к сути дела – имущественному конфликту. Последуем и мы по этому хорошо освоенному литературой пути.

Единственным законным наследником бабушки был ее сын, к нему все и перешло. Через два месяца умирает и он. Теперь по юридическим нормам наследство делилось на две части: одну должен был получить внук, вторую – вдова его покойного родителя. И тут внук делает ход, после которого, если бы это разыгрывалось не в жизни, а на шахматной доске, комментаторы поставили бы восклицание. Тотчас же после похорон родителя он обращается в суд с исковым заявлением, в котором, в обеспечение своей законной половины, дабы она не была разбазарена, настаивает на аресте имущества целиком.

Искушенные в имущественных конфликтах судьи и судебные исполнители отлично понимали, что это лишь начало, завязка хитроумной комбинации, и ожидали очередного хода. Внук не заставил ожидать себя долго. В создавшейся четкой юридической ситуации он мог получить наследство целиком, полностью, безраздельно лишь при одном условии – если бы удалось расторгнуть посмертно семейные узы, соединявшие долгие годы покойного родителя с его второй женой, объявить эти узы юридически недействительными. Тогда вдова автоматически выбывала из игры, и сын оставался единственным господином положения и имущества.

Но каким образом доказать, когда муж уже похоронен, что жена на самом деле не жена (а стало быть, и не наследница)? Возможно ли это?

Возможно, если удастся доказать, что семейные узы с ней заключены душевнобольным (на юридическом языке «недееспособным», а на языке обыденном – безумным человеком), который не ведал, что делал, что творил – женился или нанимал секретаря-стенографистку.

И вот в суд поступает новое исковое заявление. Суконным языком подобных документов в нем излагается то, что, видимо, бессилен выразить язык даже гомеровских и библейских песнопений: безумен мой родитель – установите и докажите это посмертно!

Теперь, когда после двух солиднейших (посмертных!) судебно-психиатрических экспертиз, бесчисленных судебных разбирательств, допросов, исков и ходатайств дело это закончено, первое, что удивляет, – убежденность внука, будущего врача, в том, что объявить человека сумасшедшим (тем более посмертно) – дело, в сущности, несложное, пустое, стоит лишь постараться и соблюсти известные, но, увы, необходимые формальности. Но и надо отдать должное внуку, – когда ситуация резко осложнилась и он понял, что без веских доказательств суд не вынесет нужного ему решения, он в поисках этих доказательств не остановился ни перед чем. Постепенно отвага неведения игрока-авантюриста уступала место осмотрительной тактике целеустремленного борца за материальные ценности – единственно реальные в этом мире.

2
{"b":"244706","o":1}