Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

«У него несколько педантичная дикция, — думала доктор Мол, — но ведь он говорит  предложениями, это необычно даже для проповедников, не говоря уж о полицейских. И — благодарение Господу! — он не стоит, засунув руки и карманы, и не позвякивает там монетами». Он напоминал ей учителя латыни, в которого она была по уши влюблена, интересно, смогла бы она так же увлечься этим человеком. Он выглядел несколько полноватым, но не толстым, и она подумала, что, вероятно, он слишком увлекается спиртным. Вид у него усталый, словно всю ночь он провел на ногах, занимаясь своими расследованиями. Пожалуй, он из тех мужчин, с которыми она с удовольствием завела бы роман, и ей подумалось, интересно, изменял  ли он когда-нибудь жене... И уж конечно никакая жена не выпустит мужа из дома в такой, с позволения сказать, не очень чистой рубашке. Доктор Мол чуть заметно улыбнулась собственным мыслям, ей хотелось быть уверенной, что она отлично выглядит. И она попыталась выбросить  из головы мысль, что, может быть, у него дырявые носки.

Пока лайнер медленно выруливал на взлетную полосу, лейтенант Эл Морроу изо всех сил пытался выжать из ремня безопасности один-другой лишний дюйм, чтобы иметь возможность пошевелить своим необъятным телом, намертво пришпиленным к узкому креслу. Он разомкнул наручники, которые скрепляли его со спутником. Морроу повидал достаточно  много преступников самого разного сорта, но этот вот данный проходимец вряд ли из тех, кто способен выкинуть неожиданный финт. О’кей. В уборную он, конечно, будет его сопровождать. Но что касается всего остального, то мужик никуда не денется, потому что зажат между фюзеляжем с одной стороны и человеком-горой, каким был Морроу, — с другой. Лейтенант открыл свое любимое чтиво «Высокое искусство ужения на мух» и, когда реактивная громада самолета взревела и, набирая скорость, помчалась по взлетной полосе, еще раз бросил быстрый взгляд на сидевшего рядом с ним человека: лицо неподвижное, но скованное, неспокойное; глаза смотрят вперед, но взгляд совершенно невидящий; лоб гладкий, без складок, но чувствуется напряжение, похоже, он весь в нерадостных воспоминаниях.

— Хочешь чего-нибудь почитать, приятель?

Стрэттон покачал головой.

Все, как и предполагал лейтенант.

...Просто удивительно, как все отлично сошлось в Оксфорде, — совсем как вырастал айсберг, когда к нему приближался «Титаник».

Во всем виновата, конечно, Лаура! Эта женщина никогда не могла говорить негромко, ее голос звучал как минимум вдвое громче, чем требуется при обычном разговоре, а заговорщицкий шепот — как нормальная речь. И особенно на любом виде  общественного транспорта у этой свихнувшейся, но милой, старой гусыни никак не получалось соразмерить усилия своих громогласных голосовых связок. Стрэттону очень хотелось, чтобы у нее где-нибудь имелся рычажок для регулирования громкости и он мог бы в любой момент уменьшить звук. Не раз он спрашивал свою свежеприобретенную жену, неужели она хочет, чтобы весь мир знал о ее делах! Ну, возможно, это небольшое преувеличение. Но ведь кто-то  подслушал их планы — или услышал достаточно, чтобы, сложив два и два, получить четыре. И нужно же такому случиться, чтобы этот «кто-то» так же — и даже больше, чем Лаура, чем он, Эдди! — захотел пропажи Волверкотского Языка.

План номер два согласовали вечером в гостинице «Юниверсити-Армс» в Кембридже. План настолько простой, что его даже не стоило называть так громко: всю дорогу до Оксфорда Лаура будет во всеуслышанье (более легкого задания для нее и не придумаешь) жаловаться на ноги; совершенно естественно (она постоянно садилась на кресло во втором ряду справа) она будет первой в очереди у портье в «Рэндольфе» — даже миссис Роско, возможно, уступит ей свою непререкаемую привилегию; войдя в отведенную им комнату, она сразу же ставит сумочку у незапертой двери и сразу же принимает ванну. Таким образом, вору останется по-детски простое задание — просунуть руку в дверь и взять сумочку. Его собственная роль? В принципе держатся как можно дальше от своей комнаты.

Полицию (каким бы образом она ни оказалась вовлеченной в это дело) прежде всего будет интересовать, кто выигрывает по страховке, и он, Стрэттон, потягается с женой Цезаря в свободе от подозрений. По правде говоря, он уже давно подготовил для этого почву, начал подкатываться к Ширли Браун, что оказалось не так уж трудно, потому что ему хотелось подкатываться к Ширли Браун, а упомянутой леди польстило приглашение на вечернюю прогулку вокруг Радклифф-сквера, во время которой они заметили руководителя тура, Ашендена, и, в свою очередь, попались на глаза всевидящей Джанет Роско, женщине, которую никто не переваривал, но которой все верили. Очень умный маленький штрих, между прочим! До этого Стрэттону не давал покоя план номер один (теперь отброшенный), поскольку он не предусматривал, куда ему девать сумочку. Но стоило ли об этом тревожиться? Какое это имело значение, пусть сумочку даже и найдут вскоре после ее пропажи, найдут, скажем, в ближайшей мусорной урне? Да, никакого! Единственное, от чего нужно было действительно избавиться, так это от самой драгоценности, и не только из-за денег по страховке, но и потому, что кто-то еще желал, чтобы Кемп не увидел ее как своих ушей. И желал страстно.

А потом Лаура взяла и наступила на все это! Наступила своей проклятой больной, в мозолях, ножищей, и все испортила.

Взяла и умерла.

Он (Стрэттон) не имел ни малейшего отношении к этой первой смерти. Нет, нет! А вот касательно второй... Э, это совсем другое дело. И что бы ни случилось, он ни за что не скажет правду — никогда и никому, тем более по своей воле, даже этому всезнайке, главному инспектору Морсу.

Но все равно он не мог не уважать его, достаточно вспомнить, как Морс одним только залпом из бортовых орудий сразу пробил брешь в первой линии его фортификаций, когда позвонил по трансатлантическому телефону.

— Нет, инспектор, ничего не могу сообщить вам по поводу смерти Кемпа. Ничего.

— Меня больше интересует драгоценность, сэр.

— А! «Драгоценность, которая была нашей», как говорила Лаура.

— Хватит валять дурака!

— Простите, инспектор?

— Я сказал: не бреши!

Глава пятьдесят седьмая

Что значит имя?

Роза пахнет розой.

Хоть розой назови ее, хоть нет.

У. Шекспир. Ромео и Джульетта (Перевод Б. Пастернака)

Несмотря на то, что утро выдалось довольно прохладным, несколько человек из сидевших в комнате Бо Неша с удовольствием согласились бы, чтобы центральное отопление несколько снизило температуру. Говард Браун вытирал лоб большим носовым платком, Джон Ашенден провел рукавом спортивной куртки по верхней губе, почувствовав, как на ней выступают капельки пота. Морс тоже не выдержал и оттянул немного тесноватый воротник рубашки, после чего продолжил:

— Я знаю, кто украл Волверкотский Язык. Я знаю, где он, и абсолютно уверен, что его скоро вернут. Я знаю также, кто из вас убил доктора Кемпа.

В комнате водворилась такая тишина, что Льюис испугался, не слышали ли все, как он непроизвольно сглотнул слюну. Морс же с полминуты простоял неподвижно, не произнося ни слова, только переводя взгляд слева направо и опять слева направо, сначала оглядывая одну половину аудитории, потом другую. Ни один человек к комнате не шевельнулся. Никто не осмеливался даже кашлянуть.

— Я надеялся, что виновный сам придет с  добровольным признанием. Я говорю это потому, что вы, может быть, читали в газетах, что не так давно в Англии произошло несколько инцидентов, когда полицию обвиняли — и в иных случаях справедливо — в том, что она выдвигала обвинения, основываясь на неподтвержденных признаниях подозреваемых, признаниях, которые в одном или двух случаях были получены, несомненно, под нажимом и при не самых благовидных обстоятельствах. И все же насколько же было бы лучше, если бы убийца Кемпа сам, по собственной доброй воле, встал... и в присутствии друзей и знакомых по туру...

51
{"b":"244630","o":1}