Прочие функции сената предполагалось свести к консультациям правителю и наблюдению за поддержанием римских традиций и нравственных норм жизни граждан. Издание новых законов должно быть прерогативой правителя...

Однако Цезарь не оценил степень готовности римского общества к столь резким переменам. Его первые шаги, по-видимому, не встретили понимания и одобрения сограждан. Древние авторы не упоминают о любви к нему римского народа, хотя бы отдаленно напоминавшей чувства, которые ранее удалось завоевать Помпею (если, конечно, оставить в стороне любовь и преданность Цезарю его солдат). Успешность заговора сенаторов тоже свидетельствует о непопулярности Цезаря. Вряд ли заговор, возглавленный Брутом, оставался тайной для всех граждан Рима.

Убийство Цезаря описывалось неоднократно (описано и в книге). Понятно, что когда весть о нем проникла в город, его население попряталось по домам — в Риме оставалось немало ветеранов Цезаря, опасались их слепой и кровавой мести. Светоний лаконично описывает это мгновение:

«Все разбежались. Бездыханный он остался лежать, пока трое рабов, взвалив его на носилки, со свисающей рукою, не отнесли его домой».

Не знаю, как ты, читатель, а я невольно содрогаюсь, воображая опустевшие улицы Вечного города, по которым испуганные рабы влекут окровавленное тело величайшего из его граждан, а рука, еще недавно державшая бразды правления полумиром, как плеть раскачивается в такт их торопливым шагам.

***

Юлий Цезарь не оставил преемника. Все его должности были выборными или назначенными лично ему сенатом. Правда, в последний год жизни он усыновил 18-летнего сына своей племянницы Гая Октавия, после чего тот стал именоваться Гай Юлий Цезарь Октавиан или попросту — Октавиан. Его Цезарь в своем завещании назвал наследником, но это касалось только имущества и исполнения предсмертной воли: раздать всем горожанам по 75 денариев его собственных денег и передать в общее пользование принадлежавшие ему сады за Тибром. Внучатого племянника он собирался испытать в деле — взять с собой на войну с Парфией. В день смерти Цезаря Октавиан находился в Македонии, где формировалась армия. Он немедленно возвратился в Рим. Мальчик был честолюбив и в душе питал надежду стать преемником славы Цезаря. Возможно, что тот рассказывал ему о своих далеко идущих планах. Ветераны Цезаря горячо приветствовали приемного сына своего любимого полководца.

Был и другой человек, с б`ольшим основанием надеявшийся стать преемником Цезаря — лучший из его полководцев, друг и соратник Марк Антоний. Ему уже почти сорок лет. После смерти Цезаря он единственный консул. Ему Кальпурния, вдова Цезаря, передала все бумаги и деньги мужа. Сразу по приезде в Рим Октавиан встречается с Антонием, спрашивает у него деньги отца для раздачи их, согласно завещанию, народу. Тот отвечает, что деньги забрали сенаторы и вообще разговаривает с мальчиком холодно и свысока. Между ними вспыхивает вражда. Октавиан на деньги своего родного отца набирает войско из ветеранов Цезаря. Сенат, по рекомендации Цицерона, возводит его в ранг сенатора и назначает командующим своей собственной армией (как ни слаб сенат, римляне, по традиции, заботятся о законности своих действий!). Сенаторы боятся мести Антония. 18-летний Октавиан, как им кажется, будет легко управляем. Антоний тоже набирает войско из ветеранов Цезаря. Дело доходит до столкновения двух армий, когда ветераны сражаются друг против друга. Потом ситуация для них разряжается.

Сенат объявляет Антония мятежником, а Октавиану в то же время отказывают в звании консула, которого тот домогается, опираясь на свое войско. Это сближает Антония и Октавиана. Кроме того, оба они жаждут отомстить Кассию и Бруту. Те, еще согласно прижизненному распределению Цезаря, уехали наместниками: Брут — в Македонию, Кассий — в Сирию. И тоже собирают войска, понимая, что столкновение неизбежно. Ситуация заставлет Антония и Октавиана объединить свои военные силы. Вместе они ведут свои армии в Македонию. Там, близ города Филиппы, их ожидают армии Брута и Кассия. Четыре войска начинают сражение, в конце которого Кассий, ошибочно полагая, что оно проиграно, приказывает своему оруженосцу убить его. В течение месяца Брут отсиживается в укрепленном лагере. Потом под давлением своих солдат вступает в открытый бой. Его противники, благодаря опыту Антония, снова побеждают. Брут бежит. Его преследует наемная варварская конница. Друг Луцилий намеренно отстает и выдает себя за Брута. Варвары поворачивают и везут его к Антонию. Брут, оторвавшись от преследователей, спокойно прощается со своими спутниками и бросается на меч. Чувство собственного достоинства не позволяет обоим римским полководцам оставаться жить после поражения их армий.

После победы Октавиан со своим войском возвращается в Рим, где ему придется решать нелегкую проблему наделения своих солдат земельными участками. Антоний же продолжает двигаться на восток, где рассчитывает добыть денег для вознаграждения своего войска, с которым он намерен выступить в поход на Парфию. Он вызывает в лагерь Клеопатру для отчета по обвинению в тайной поддержке Кассия. Царица, которой уже тридцать шесть лет, является во всем торжестве своей зрелой красоты, обольстительности и... сама без ума влюбляется в Антония. В малообразованного отчаянного рубаку, дебошира, любителя выпить, но чертовски привлекательного мужчину. А он, быть может, и не догадываясь о ее уме и эрудиции (она их искусно скрывает), теряет голову от влечения к этой великолепной женщине. Бросает войско, бросает парфянский поход и уезжает с ней в Александрию. Там он остается, почти не покидая Клеопатру, в течение десяти лет. Она ему рожает двух сыновей. Им он легкомысленно дарит подвластные Риму государства Востока. В результате сенат объявляет войну Клеопатре.

В августе 31 года флот Октавиана подходит к западному берегу Греции. Туда же, к мысу Акция, прибывает флот Антония. В его составе 200 кораблей египтян. 2 сентября начинается морское сражение. Оно идет с переменным успехом и вдруг... корабли египтян уходят. Они увозят и плененную моряками царицу. Потеряв голову, Антоний на флагманском корабле устремляется за ней. Морское сражение проиграно! На берегу еще находится сухопутное войско Антония. Оно напрасно ожидает командующего — он не возвращается...

Этот мужлан, солдафон имеет право претендовать на звание первого любовника во всей истории человечества! Кто еще мог положить к ногам своей возлюбленной Римскую империю, повелителем которой он, вероятно, стал бы, выиграв это сражение.

Зиму 31/30 года Антоний и Клеопатра проводят в Александрии. Весной 30 года Октавиан прибывает в Азию, где его уже ждет войско, и идет в Египет. Египетские моряки и конница переходят на сторону римлян, пехота терпит поражение. Антоний кончает жизнь самоубийством. Клеопатру по приказу Октавиана тщательно охраняют в ее роскошной усыпальнице, куда она перебралась из дворца. Он собирается провести ее пленницей в своем триумфе. Верный крестьянин проносит к царице в корзине со смоквами маленькую ядовитую змейку — аспида... Октавиан с царскими почестями хоронит Антония и Клеопатру рядом в Александрии. А «провинцию Египет» в качестве наследника фараонов объявляет своей личной собственностью.

Перед отбытием «владелец» Египта опустошает сокровищницу фараонов. Теперь в Риме он на свои средства может купить земли для отставников. Однако покупка земли и организация новых колоний требуют времени. А пока что масса солдат еще находится в Риме и его окрестностях. Опираясь на эту силу, Октавиан может диктовать свою волю сенату и народу. Он — консул, но не цензор. Тем не менее, из списка тысячи сенаторов он вычеркивает двести недостойных, проникших туда по протекции Антония или за взятку. Включает в сенат несколько человек из муниципий и колоний.

Что же касается основного принципа государственного устройства, я позволю себе процитировать сделанную историком Дионом Кассием реконструкцию совещания Октавиана с его верными друзьями — Агриппой и Меценатом. Агриппа высказывается против единовластия. Он — поборник свободы: «Трудно сокрушить нашу народную массу, столь много лет прожившую при свободе, — говорит он, — трудно снова обратить в рабство наших союзников, наших данников, одни из которых издавна жили при демократическом строе, а других освободили мы...»