На второй день Васька не пришёл в школу. Утром он не мог встать с постели. У него заложило горло, поднялась высокая температура. Илья с нетерпением ждал Ваську, весь первый урок сидел словно на иголках, настораживался на шаги в коридоре, смотрел в окно на прохожих и шептал о Ваське Аньке, мешал ей слушать объяснение урока. В перемену он сбегал к Трутнёвым домой и узнал о случившемся. Васька при виде друга испугался, но Илья успокоил его, рассказал ему о мясе и кошке.

Не пришёл в школу и Борисок. Все сочли, что он тоже заболел, но он вдруг появился перед школой со Жданкой на поводке, без портфеля. Никто не мог понять, что за демонстрация: не больной и не в школе, прогуливается по улице на виду у всех. На уроках ребята перешёптывались о Бориске, строили разные фантазии и на каждой перемене только и заводили о нём разговор, высказывали каждый своё, спорили. И только Ленка знала, что больше Борисок в их школу ходить не будет, что он с матерью уезжает из их колхоза в город, куда Вера Семёновна мечтала попасть давно и теперь её мечта осуществилась…

Вечером Илья впервые подоил свою корову. Мать утром, собираясь на дойку, охала от боли в руках. Илюшка знал, что мать много лет доила коров вручную, когда не было доильной установки, надорвала руки. Он решил помочь матери, освободить её от домашней дойки. И до её прихода домой успел разлить молоко по кубанам, сполоснул подойник и поставил его на место, потом сходил к стогу за сенной трухой парить матери руки.

Мать вернулась с работы уставшая. Было видно, что она страдает от боли, что ей через силу надо идти доить свою корову, она готова была бросить всё, все дела, отдыхать. Ни отца, ни Ленки дома не было. Мать поворчала на дочь, что болтается где-то, бездельничает, вместо того чтобы заменить мать по дому. Илья улыбался «в усы», наблюдал за матерью. Со вздохом она взяла подойник и вышла в сенцы, заговорила с отцом, явившимся откуда-то с припозданием. А через несколько минут мать вернулась в дом и в испуге сказала:

— Отец, с коровой беда случилась!

— Что ещё? — Отец шагнул к буфету, схватил нож-резак, скомандовал: — Идём! Что там?

— Да ножик-то брось. Молока кружки не надоила. Утром нормальный был удой… А сейчас с пустым выменем встретила.

— Я думал, что другое, — облегчённо вздохнул отец.

Илья не выдержал, рассмеялся.

— Ах ты пострел, — обернулась к нему мать. — Это ты подоил? А я потянула. Вымя пустое — и корова от меня в сторону. И невдомёк, что ты мог подоить. Подумалось бог знает что… И смирно она стояла, когда доил?

— Как вкопанная! — гордо ответил Илья, скрыв, что нелегко далось ему молоко. — Ты теперь не дои, мам. У тебя от колхозных руки болят. Я тебе трухи от сена принёс. Сейчас вода согреется, руки парь себе.

— А ты и плиту топишь! — радовалась мать. — Помощничек ты мой дорогой… А та стрекоза — погоди она у меня!

— Молодчина, сын! — похвалил и отец. — Теперь мы не пропадём ни при какой ситуации. Подарок тебе сообразим какой-никакой к лету.

— Не надо, — отказался Илья. — Подарок я сам себе соображу. Летом нас Фёдор Михайлович куда-нибудь повезёт, показывать нам другие края будет. И в город, в Москву, наверное, поедем…

Ведомость на ребят за работу на ферме Вера Семёновна не подписала. Она неожиданно уволилась из колхоза, распродала в срочном порядке все домашние вещи и уехала, но толком никто не знал, куда она подалась. Одни говорили — в другое место, в богатый совхоз, другие — в город, работать по своей специальности (у неё не было бухгалтерского образования, когда-то она закончила торговую школу на продавца промтоваров и курсы повышения по торговой части), третьи гадали: Вера Семёновна укатила к прежнему мужу, увезла Бориска к отцу.

Уезжала Вера Семёновна днём. Ребята выходили из школы и увидали остановившийся напротив школьного подъезда автобус. В дверях показалась Вера Семёновна и пропела:

— Мальчики, девочки, подойдите попрощаться с Боренькой. Всё же вместе учились, были друзьями. Леночка, детка моя, мы пришлём тебе адрес, будем писать — отвечай нам. Подойди, я тебя поцелую.

Илья схватил сестру за полу куртки, удержал на месте. Ленка оглянулась, но вырываться не стала. От школы подбежала Анька со снежком в руке, хотела залепить Ваське за то, что он спрятал в чужую парту её портфель, но снежок не бросила, спросила у Ильи:

— Чтой-то тут происходит?

— Прощание. Бориска от нас увозят, — ответил Илья.

— Боренька, — закричала Вера Семёновна, — подойди, скажи своим друзьям на прощание словечко.

В дверях автобуса появился Борисок, ступил на подножку, оглядел всех высокомерно и, подняв руку, произнёс:

— Прощайте, аборигены[3].

Борисок не договорил. Анька Князева залепила ему рот снежком. Он рванулся с подножки, но Вера Семёновна удержала его. Шофёр закрыл дверь и включил скорость.

— Молодец, Князева! — закричали ребята.

— Ловко ты ему. Прямо в рот.

— Пускай не лопочет, если люди не понимают, что он говорит.

— Обзывался, наверное?

— В другой раз не обзовётся.

Автобус, переваливаясь на колеях, удалялся от школы. Отъезжавшим никто не помахал на прощание рукой.

— А Жданка-то, как человек, в окно смотрела, — сказал Васька. — Ей, наверное, жалко уезжать было.

— В тебя влюбилась, — сказал Илья, взглядом напомнив другу о забытой истории…

Через несколько дней Илья принёс домой полученные в колхозе деньги и все отдал матери.

— Спасибо, сыночек! Спасибо, кормилец наш дорогой! — обрадовалась мать. — Своими руками заработал. — От радости у неё на ресницах появились слёзы. Она спросила: — А может быть, сын, ты себе на эти деньги подарок купишь?

— Нет, мам, не надо, — отказался Илья. — У меня всё есть. И я ещё заработаю. — Он с улыбкой взглянул на свои ладони, добавил: — Своими руками заработаю.

— Ну, спасибо тебе, сынок! И Фёдору Михалычу спасибо!