Илья направился через сад. По яблоням мелькали синицы. Их совсем мало стало появляться в садах у домов. Илья подсыпал корм в кормушки, но его почти не клевали. И даже воробьи в погожие дни лишь под вечер кормились даровым кормом, на день исчезали.
«Вот бы сейчас весна ударила, — желалось Илье. — Хорошо так было бы! Ждёшь — и не дождаться её, а придёт — и пройдёт скоро».
Катька рыжая была уже у Князевых, словно она у них жила приёмышем. Девчонки сразу вышли из дома, стали надевать лыжи. Следом за ними вышел Фёдор Михайлович, спросил:
— Ну что, мальчуганы, решили снег потрамбовать на горах? Надо, надо. Не всё мозги сушить книжками да копошиться в доме, надо и душу пускать на прогулки. Эх, я с удовольствием бы с вами отправился, да некогда.
— Поедем, пап! — обрадовалась Анька.
— Что ты, дочь. На носу сессия Совета. Надо нам с мужиками обговорить дела общие, важные дела. Открою один свой план: хочу на лето организовать вам туристическую поездочку за ваш труд на ферме, за успешные занятия в кружке. Только не по тем местам, где лишь глазеют на городские диковины, а побываем в профтехучилище, где учат на наши деревенские профессии: на дояров, механизаторов, цветоводов…
— Собаководов, — добавила Катя.
Фёдор Михайлович погрозил ей пальцем, сказал:
— Не остри, рыженькая. Есть учебные заведения, где и на звероводов учат, тоже нужная профессия.
— Дядя Федя, а цветоводы-то нам зачем? — спросила Катька.
— Ну вот, возьми её за рубль двадцать, — развёл руками Фёдор Михайлович. — Цветоводы зачем? А замуж пойдёшь — как без цветов свадьбу играть будем? Мы обязательно кого-нибудь направим обучиться цветы выращивать, с колхозной стипендией направим, чтобы у нас круглый год на важный случай живые цветы имелись. А вдруг в один прекрасный день на нашей земле космонавты приземлятся. С чем мы их встречать выйдем?
— С хлебом-солью, — ответила Аня.
По лицу Фёдора Михайловича пробежала улыбка. Он перевёл взгляд на Аню, сказал:
— Да, дочь, с хлебом-солью. Такая уж у нас традиция. И пока хлеб будет родить наша земля, мы эту традицию не забудем. И к хлебу с солью — цветы.
— Дядя Федя, а куда ещё вы нас повезёте? — спросил Илья.
— Пока не скажу, в какие места, но побывать стоит на больших животноводческих комплексах, на птицефабрику завернуть, в пчеловодческом хозяйстве побывать, на молочном заводе, посмотреть на наши молочные реки, ну… и в зоопарк заглянуть, посмотреть на живых предков наших домашних друзей. В музеи, в театры сбегаем.
— Ну-у, — протянула Катька. — Вот покатаемся-то!
— Вы это заслужили, ребятки. Только учиться по-настоящему, не сдавать позиций.
— Нет!
— Не сдадим! — в один голос ответили ребята и пошли к саду.
Фёдор Михайлович стоял на крыльце, провожал их взглядом, с горечью в душе вспоминал своё прошлое и думал, что интересная жизнь стала у ребят. Только бы они не заленились. Балуют их всё же. Лыжи у каждого фабричные — а он сам мастерил. Зимой дубок на морозе вдоль колол, запаривал в печке, загибал концы, а потом тесал, строгал — и было на чём с гор сползать. Самое трудное было прибить ремень самодельными проволочными гвоздями. Не каждый заводской гвоздь в дуб вбивается, а из проволоки — все пальцы отобьёшь молотком, пока как-нибудь ремень прикрепишь. Теперь всё готовое. Крепления шурупами привинтил и — пошёл.
Ребятишки молодцы. Надо только с ними заниматься и заниматься, самим взрослым хороший пример показывать, не жалеть времени учить и учить. В этом вся суть…
Ребята скрылись под гору, скатились на пруд. Фёдору Михайловичу вспомнилось, как он катал поздним вечером своих сестрёнок с этой же горки. Старшая, Нюра, запомнила это, а у Машки выветрилось из памяти, маленькая была. Фёдора Михайловича расстроили воспоминания далёкого детства, на глаза набежали слёзы. Словно в тумане, увидал он за прудом ребят, уже пересекавших выгон, вздохнул и направился в сельский Совет на разговор о неотложных делах.
Илья с Васькой шли рядом. Девчонки следовали за ними. Катька напевала приставшую к ней песню: «С чего начинается Родина?». Аня подпевала ей. Ребята разговаривали.
— А здорово будет, если мы отправимся путешествовать. Правда? — спросил Васька.
— Ещё как здорово! — ответил Илья. — В Москве побываем. Театры только в Москве. Катька, — Илья остановился и обернулся, — поступай на цветоводку. Будешь цветы разводить.
— Для вас, что ли? — спросила Катька. — Для себя и так развожу. У меня на Восьмое марта тюльпанчики будут цвести.
— Илюхе подаришь? — спросил Васька.
— Дудочки. Сама буду красоваться, — ответила Катька и запела снова: — «С чего начинается Родина? С картинки в твоём букваре…»
Васька допел:
— С доенья коров на заре…
— А что, Трутень, и с коров. Мы спим самым сладеньким сном, а дядя Фёдор с доярками уже молочка надоили, — приняла Катя присочинённые на новый лад слова к песне. — Ты, может быть, поэтом заделаешься? Только к чужим песням не прилаживайся, свои сочиняй.
— Ладно, рыжая, сочиню, — ответил Васька и замурлыкал что-то под нос.
Илья остановился. От сада была видна «главная» сторона деревни. Он прошёлся взглядом по каждому дому, по высоким деревьям, сказал:
— А красивая наша деревня. Интересно, вот в Холмах и речка течёт, а я там ни за что не согласился бы жить. Почему так?
— Где родился, там и сгодился, — ответила Катька.
— Нет, там воздух совсем другой, — сказала Аня. — У них от речки туман раньше ложится и сходит позднее, и от этого от цветов аромата меньше.
Васька ушёл вперёд. Он остановился на спуске от сада, дождался остальных и встретил их с улыбкой.
— Чего, Васька? — спросил Илюшка.
— Отойдём, скажу чего, — пригласил Васька Илью в сторону от девчонок. Отойдя, зашептал: — Знаешь, я стих сочинил про Катьку. Послушай:
В саду не кукуют кукушки,
Цветочки зимой не цветут,
И только у Катьки веснушки
Ромашками густо цветут…
— А дальше? — спросил Илья.
— Дальше не сочиняется, — ответил Васька.
— Коротко. Как частушка и не совсем складно, — оценил Илья. — Ты не говори ей, а то она обидится. Ты лучше про сад или про снег сочини.
— Ай, неохота. Давай кататься. Они без нас под гору не съедут. — Васька развернулся на лыжах, подошёл к девчонкам. — Ну, что дрожите? Давно бы накувыркались.
— А вы чего секретничали? Так не делают, — сказала Аня.
— Мы не про вас, — ответил Васька, оттолкнулся и понёсся вниз.
— Катись теперь ты, Илюшка, — сказала Катя.
— Я за вами покачусь, — ответил Илья. — Охранять вас с тылу буду. Марш, марш вперёд!
Катька пронеслась по крутизне, а на ровной заснеженной лужайке, где разом сбавилась скорость, носом пропахала снег. Анька свернула, чтобы не наехать на подружку, и тоже распласталась на снегу. Илья с весёлым победным криком пронёсся между ними и поспешно повернул назад, вместе с Васькой стал поднимать их на лыжи.
— Как же ты, Катюха-лаптюха, шлёпнулась? — спросил Васька.
— А я посмотрела на тебя и подумала, что хорошо было бы, если бы ты упал, — и сама кувыркнулась.
— Из-за тебя и Анька хлопнулась, — сказал Илья. — В другой раз другим не желай беды. Поняла?
— Поняла теперь. Посмотри, я нос не ободрала об снег?
— Раз, два, три… семь… тринадцать…
— Чего ты считаешь? — удивилась Катька.
— Веснушки. Одной или двух не хватает, стёрлись об снег.
Катька замахнулась на Илью палкой.
— Я сейчас тебе посчитаю!
— Не буду, не буду, — сдался Илья. — Пойдём в другое место. Вы первые покатитесь.
— И покатимся, — ответила Аня. — Думаете, всё падать будем? Правда, Катюшка, не будем?
Расходились по домам уже при месяце, вывалянные все в снегу, уставшие. Они прикатали весь овражный склон до деревни и перешли за деревню, добрались до дубняка, преградившего им гору. За лесом был более глубокий овраг, круче горы, но туда идти было поздно, решили отложить на другой раз. К деревне подходили с огородов.