По католическим летописям растеклась грязным потоком повторяемая несчетное число раз легенда о кровожадной свирепости вождя таборитов, о бессмысленных массовых убийствах, совершенных якобы ради удовлетворения его зверских инстинктов.

Постоянно повторяя эти басни, враги Жижки пытались унизить его в глазах народа.

Но чехи начисто отвергли эту поповскую оценку своего героя. В народе хранилась всегда и жива поныне, вот уж больше пяти веков, иная память о Жижке — грозном воителе, беспощадном к панам и утеснителям-чужеземцам, но преданном, бескорыстном, самоотверженном друге и заступнике народном.

С любовью покажет чешский крестьянин путнику камень, на котором, по преданию, сидел перед боем «наш Жижка», на холм, где, по народной памяти, стояли возы Жижки. И в коротком звучании имени героя, произносимого крестьянскими устами, всегда тесно слиты преклонение и любовь.

Многовековые усилия церковников так и не сумели вырвать из сердца народа память о лучшем его сыне.

Военная одаренность Жижки многогранна. Он был несравненным тактиком средневековой народной войны, прозорливым ее стратегом. Жижка замечателен и как военный организатор, первый из европейских военачальников наметивший путь от феодальной военной организации к армии нового времени.

Военный гений Жижки, создавший ему немеркнущую в веках славу, общепризнан и бесспорен. Какова была сила Жижки-политика? На плечах первого гетмана Табора лежала тяжесть руководства мощным крестьянским движением. Он определял ближайшие и дальние его цели, выбирал союзников, распознавал врагов. Как справился он с этим?

Время пощадило лишь немногие памятники таборитского движения, и они не позволяют дать на это полный ответ. Все же несколько основных выводов из них сделать можно.

Прежде всего — никто, как Жижка, не видел всей сложности и неизбежной длительности борьбы, поднятой Табором против внутренней феодальной реакции и чужеземной католической интервенции. Он был полководцем, и глубокое понимание движущих сил народной войны диктовало многое в его политических действиях.

«Все для конечной победы!» — так можно определить поведение Жижки как политического деятеля. Чтобы облегчить Табору непомерно трудную борьбу, Жижка всегда искал союзников, стремясь как можно дольше сохранить если не союзные, то хотя бы параллельные действия с могущественным блоком бюргерских сил — с пражанами и даже с панами-«подобоями».

Соглашения с пражскими бюргерами не раз бывали ему в тягость. Оправданием их в глазах Жижки были блестящие победы над феодальными полчищами первого и второго крестовых походов. Он считал, что, действуя порознь, обе ветви гуситства едва ли могли бы избежать в этих войнах поражения.

Такая политика Жижки была не по душе многим на Таборе. Первым восстал против нее Николай из Гуси. Руководимые им левые табориты видели и другую возможность: военную помощь народным низам Праги для установления совместными силами власти плебеев в столице и дальнейший тесный военный союз народной Праги и Табора.

Но Жижка, не веря в эту возможность, не давал своего согласия на решительные действия в этом направлении.

После смерти Николая из Гуси Жижка наталкивался на все возрастающее, хоть и глухое, недовольство многих левых таборитов. Они требовали от первого гетмана, во имя народного движения, немедленной бескомпромиссной борьбы с богатеями Праги. Но он на это не шел.

Жижка видел, как быстро растет Табор. Он был уверен: придет время, и восставшее чешское крестьянство, объединенное в Таборе, вырвет у пражских бюргеров гегемонию над Чехией. Пока же он считал более политичным итти по пути соглашений.

Как показали дальнейшие события, такая выжидательная тактику не была достаточно прозорливой.

Все же и на этом пути соглашений для Жижки существовал рубеж, через который он не мог и не желал переступать. Ведь бюргерская Прага, паны-«подобои» нужны были ему, как союзники против внутренней католической реакции и иностранной интервенции, против сил, во главе которых стоял «антихрист» — император Сигизмунд.

В интересах расширения коалиции в борьбе против внешней опасности Жижка встал на путь поддержки пражан в вопросе о приглашении в Чехию короля из соседней славянской Польши.

Польское королевство с 1385 года значительно расширило свое влияние благодаря унии с великим княжеством Литовским.

Внешняя политика Польши и Литвы в отношении гуситской Чехии была единой и направлялась всегда из Кракова королем Ягайлой.

Глубоко в память Жижки врезалось боевое содружество славянских народов на Грюнвальдском поле. Он надеялся на возрождение этого содружества сейчас, когда смертельная опасность грозила уже не Польше, а Чехии.

Польский король Ягайло и великий князь литовский Витовт еще продолжали борьбу с недобитым Тевтонским орденом. Нетрудно будет, рассчитывал Жижка, склонить польского короля к союзу с гуситской Чехией: главным врагом Чехии был император Сигизмунд, первый покровитель ордена.

Польский король, а за ним и литовский великий князь на предложения им чешского трона долго отделывались двусмысленными ответами. Жижка полагал, что причина такой нерешительности в католическом правоверии Ягайлы и Витовта. Когда же Витовт согласился, наконец, принять чешскую корону, Жижке казалось, что последнее препятствие снято с пути сближения и военного союза двух западно-славянских стран.

Но Жижка не разглядел основного: свое отношение к Чехии польский король Ягайло обратил в разменную монету в переговорах с императором Сигизмундом. Здесь Жижка совершил политический просчет: его честные надежды на прочный военный союз гуситской Чехии с польским королем не оправдались.

Весной 1422 года литовский великий князь Витовт объявил о принятии чешской короны и о том, что временным наместником в Праге будет его племянник Корибут.

Корибут стал набирать дружину, чтобы во главе ее отправиться в гуситскую Чехию. В Польше и в Червоной Руси началось тогда сильное движение, ясно показавшее, как горячо принимают к сердцу крестьяне и мелкое дворянство борьбу чехов с немецкими феодалами. В короткое время

В Краков стянулось пять тысяч вооружённых всадников, пеших копейщиков и лучников, чтобы итти на помощь гуситам. Их число возросло бы во много раз, если бы только обеспокоенный этим Ягайло не приказал прекратить вербовку.

Еще находясь в пути из Моравии, наместник Витовта Корибут обратился к чешским панам, к Праге и другим городам с призывом прекратить внутренние распри. Писал он и Жижке, позволяя себе при этом увещевать первого гетмана, дважды спасшего Чехию от католического погрома, «не разорять и не губить страны».

Жижка не желал оставить такую дерзость безнаказанной и тотчас ответил Корибуту весьма резким письмом.

Ознакомившись с чешскими делами, князь, видимо, сразу сообразил неуместность своих поучений. Уже будучи в Праге, Корибут всячески старался загладить свой промах.

В это время по немецким княжествам начал разъезжать кардинал Бранда: все еще не угомонившийся Мартин V затевал третий поход на гуситскую Чехию. Жижка, зная об этом, решил пойти навстречу желанию наместника уладить отношения с Табором.

Первый гетман посетил Прагу, виделся там с Корибутом. С тех пор князь стал называть Жижку «отцом», а Жижка Корибута — «паном сыном».

Более того, первый гетман обратился к пражанам с письмом, извещавшим их, что союзные Табору города, гетманы и все его общины и братства признали князя Корибута своим «главным союзником и правителем Чехии».

Многие на Таборе были совершенно не согласны с решением «повиноваться князю и честно помогать делом и советом во всех делах управления». Но в ответ на это Жижка указывал недовольным на готовящийся новый крестовый поход на Чехию.

К осени 1422 года Табор был уже могучей силой. В союзе с ним находились теперь не только городские общины юга — Писек, Клатовы, Домажлицы, Сушицы, Прахатицы, Водняны, Гораждьовицы, но и богатые города севера — Жатец, Лоуны.