— Если разрешите, я хотел бы проводить вас до дома.

— Спасибо, но я живу вон там.

И она показала на старый темный дом на другой стороне площади. Я ответил, что, если она не имеет ничего против, мне все равно хотелось бы ее проводить.

— Вы очень любезны.

Современная, но серьезная. Такая, какие мне нравились.

Но это были для меня нелегкие времена. Та закусочная была дорогая. Поэтому я заказывал только кофе и ходил туда пешком, чтобы не тратиться на автобус. Вечером, когда у меня была такая возможность, я ее поджидал на улице и мы шли вместе несколько десятков метров до ее дома.

Жила она с теткой. Поскольку отец у нее умер, а мать в деревне осталась вдовой с тремя младшими дочерьми, жившая в Палермо тетушка предложила к ней переехать и сразу же нашла ей место у своей приятельницы — хозяйки закусочной. Таким образом Нучча получила даровые и стол, и кров и посылала все деньги домой, не оставляя себе даже тысячи лир. Золотая девушка: такую трудно сыскать даже в деревне, уж не говоря о таком большом городе, как Палермо.

На Рождество она поехала к себе в селение, а я остался в Палермо. Без денег мне не хотелось возвращаться домой. А кроме того, это еще могло быть для меня опасным. Я написал, что не могу приехать на праздники и навещу их потом, не уточняя, когда именно. И на следующий день после Епифании отправился по оставленному мне адресу.

Нужного мне человека я не застал, и, так как я не знал, как его фамилия, служащий или приятель, который там был, встретил меня не очень-то любезно. Услыхав имя Ди Кристины, он немного смягчился, но все равно не пожелал мне ничего говорить. Поэтому мне пришлось прийти и назавтра, и я ходил туда ежедневно в продолжение месяца. Я уже дошел до ручки: чтобы сводить концы с концами, пришлось опять заняться грабежом. И на второй раз я уцелел просто чудом. Мужчина стал сопротивляться, и мне не оставалось ничего другого, как хорошенько дать ему по носу. Потом, свернув за угол, я увидел подъезжавшую полицейскую «альфу-900», которая случайно оказалась поблизости. Не прошло и минуты, как полицейские увидели лежащего на земле человека и я услышал включенную сирену. Я проскользнул в какую-то галантерейную лавчонку.

Время подходило уже к семи, и там была только хозяйка — пожилая женщина, испугавшаяся за свою выручку. Но поняв, что деньги мне не нужны, она поступила так, как я ей приказал: закрыла пораньше свою лавку и погасила свет. Пока мы пережидали, она рассказала мне о своем единственном сыне, который из-за судебной ошибки попал в Уччардоне:[29] в самом деле, судья был порядочный мерзавец. Потом она пожелала мне удачи и, прежде чем выпустить меня, сама выглянула на улицу.

Наконец друг дона Чиччо оказался на месте: звали его Бернардо Диана. Я не стал ему говорить, сколько раз приезжал сюда, чтобы его застать, он же держался со мной более по-дружески, чем я ожидал. Он сказал, что если у меня нет больших претензий, то кое-что для меня удастся сделать. Единственное затруднение в том, что палермцы не желают иметь дело с приезжими. Но поскольку я служил дону Пеппе Дженко Руссо, а потом доктору Микеле Наварре, рекомендует меня дон Чиччо Ди Кристина и обо мне известно, что я преданный «пиччотто», на которого можно положиться, то, возможно, для меня будет сделано исключение. В случае, если я умею довольствоваться немногим.

— Да, я буду довольствоваться немногим.

На улице Виллаграция был бар с бильярдом. Я должен буду приходить туда каждое утро и узнавать, есть ли для меня какое-нибудь дело.

— Правила тебе не нужно объяснять, так как ты их выучил в Корлеоне. Тут они те же самые. Что же касается наших правил личного поведения, я буду тебе их сообщать каждый раз, как понадобится.

Он сразу же дал мне немножко денег. Не слишком густо, но в тот момент это для меня было спасением. А также угостил кофе.

— Я знаю, что сейчас у тебя трудное время, — сказал он. Я понял, что они собрали обо мне сведения. Потому-то он и не показывался раньше. Я ответил, что для того чтобы немножко облегчить мое положение, мне необходима крыша над головой — надо снять комнату в центре. Он рассмеялся.

— В центре? Да-да, может, в театре Политеама, посреди сцены? Слушай, мы тут не в Корлеоне, где кошки и собаки спят на одной подстилке. Твой центр — вот здесь. Здесь твой дом, твои друзья и работа. Понял?

Семнадцать месяцев я был сиротой. Теперь у меня вновь была семья.

Два года пролетели как один день. Я выполнял разные поручения, но это не были задания, которые дают верному человеку — такие, какие доверял мне Доктор. Я ходил в муниципалитет поговорить со служащими — нашими друзьями. Речь шла о лицензиях, справках, удостоверениях — всяких административных делах.

Жалованье мне выплачивали в магазине тканей, где официально я значился посыльным. Поселился в старом доме, на самом верхнем этаже. У меня была одна комната, но большая и светлая, с отдельной просторной террасой на крыше дома. Летом я развлекался тем, что стряпал на этой террасе на газовой плитке, вспоминая те времена, когда мы с отцом и братьями готовили себе ужин в поле. Только с той разницей, что тогда, поев, я укладывался спать прямо на землю и меня кусали муравьи, а теперь у меня был мягкий, набитый шерстью матрас и всегда чистые простыни.

Проработав так целый год, я начал выполнять поручения и другого рода. Всякий раз, когда мне удавалось видеть Диану, я со всем моим к нему уважением намекал, что способен на большее, и если они хотят, то могут меня испытать. Он или отмалчивался, или начинал шутить и меня подкусывать. Но однажды ответил, что я должен знать свое место и пора перестать морочить ему голову. И он не шутил.

Однако в один прекрасный день меня послали на стройку, находившуюся на дороге в Мессину. Сегодня, если поднимешься на гору Пеллегрино, то увидишь внизу город, похожий на Нью-Йорк. Но тогда еще ничего этого не было и наиболее могущественные Семьи бросились в дело жилого строительства и грызлись между собой из-за лицензий и участков застройки. Иногда их опережали рабочие-строители и мастера, желавшие сами получить строительный подряд. Если речь шла о небольшом подряде, то достаточно было сунуть взятку, и все в порядке — можно начинать строительство. Но если дело было покрупнее, то им приходилось искать компаньонов среди влиятельных строителей, а иной раз и уступать им подряд.

Эти порядки мне никто не объяснял, но в первый же раз, когда меня послали на стройплощадку, я быстро разобрался во всей этой механике. Сначала кто-то из наших приходил и предлагал определенную сумму. Если «предложение» не принимали, то шел я и делал «предупреждение». Что случалось после того, не знаю. Однако иногда об этом можно было прочесть в газетах…

Я думал, что меня выбрали для такой работы потому, что у меня была представительная внешность и я умел разговаривать с людьми. Впоследствии я понял, что причина тут была в другом: поскольку всегда был риск, что владелец строительства или земельного участка пустит в ход кулаки или выхватит пистолет и этим делом потом займется полиция, человек, не имеющий как я, судимости, может все отрицать и ему скорее поверят. Так или иначе, но постепенно я понаторел в такого рода делах. Стоило мне увидеть в лицо человека, с которым я должен переговорить, ко мне сразу же сами собой приходили нужные слова. А если слова не помогали, я показывал ему рукоятку пистолета и клялся именем Пречистой Девы, что, если он только попробует шевельнуть хотя бы пальцем, я ему продырявлю его пустую башку.

В результате все шло как по нотам. Поэтому эту работу поручали всегда мне — со мной никогда не было никаких осложнений. «Ты — тот, кто делает последнее предупреждение», — сказал мне как-то Диана. И даже если он хотел надо мной подшутить, я понимал, что он: мною доволен, потому что я не посрамил его перед друзьями — ведь это он привел меня и как бы за меня поручился.