Женевьеву спросили: действительно ли ее арестовали в тот момент, когда она на коленях умоляла королеву поменяться одеждой, как свидетельствуют Дюшен и Жильбер, она ответила просто:

— Да!

— В таком случае, — потребовал председатель трибунала, — расскажите нам о вашем плане: на что вы рассчитывали в дальнейшем?

Женевьева улыбнулась.

— Женщина может на что-то надеяться, — сказала она. — Но женщина не может придумать сама такой план, жертвой которого стала я.

— В таком случае, как вы там оказались?

— Потому что я не принадлежу себе и меня заставили пойти на это.

— Кто заставил? — спросил общественный обвинитель.

— Люди, которые угрожали мне смертью в случае, если я не подчинюсь.

И гневный взгляд молодой женщины опять устремился в ту точку зала, которая оставалась невидимой для Мориса.

— Но, чтобы избежать смерти, которой вам угрожали, вы согласились на другую — ведь за этот поступок вам грозил смертный приговор.

— В то время нож уже был приставлен к моей груди, тогда как гильотина была еще далеко от моей головы. Я подчинилась насилию.

— Почему же вы не позвали на помощь! Каждый честный гражданин защитил бы вас.

— Увы, сударь, — ответила Женевьева с грустной, но в то же время такой нежной интонацией, что сердце Мориса готово было разорваться, — увы, рядом со мной никого не было.

Растроганность уступила место интересу, а интерес — любопытству. Многие из присутствующих опустили головы, одни прятали слезы, другие плакали открыто. В этот момент Морис заметил слева от себя человека с вызывающе, как казалось, поднятой головой и неподвижным лицом.

Это был Диксмер. Он стоял с мрачным видом, безжалостный, ни на минуту не спуская глаз ни с Женевьевы, ни с трибуны.

Кровь ударила в голову молодому человеку. Гнев, охвативший его, перерос в неудержимое желание мести. Он бросил на Диксмера взгляд, полный такой жгучей ненависти, что тот, как бы привлеченный этой горячей волной, повернулся к своему врагу.

Их взгляды пересеклись как два языка пламени.

— Назовите нам имена этих подстрекателей, — сказал председатель.

— Он один, сударь.

— Кто?

— Мой муж.

— Вы знаете, где он?

— Да.

— Укажите адрес, где он находится?

— Он смог быть подлецом, а я не могу. Не я должна сообщать о том, где он находится, а вы сами должны его найти.

Морис взглянул на Диксмера.

Тот не шевельнулся. В голове молодого человека мелькнула мысль: выдать его, выдав тем самым себя, но Морис отогнал ее. «Нет, — сказал он себе, — Диксмер не так должен умереть».

— Значит, вы отказываетесь помочь нам в поиске?

— Я думаю сударь, что не могу себе этого позволить, — ответила Женевьева, — потому что меня за это будут презирать все, а главное — я сама.

— Свидетели были? — спросил председатель.

— Один есть, — ответил судебный исполнитель.

— Вызвать его.

— Максимилиан-Жан Лорэн! — взвизгнул судебный исполнитель.

— Лорэн! — воскликнул Морис. — Боже мой! Что же случилось?

Суд, напомним, проходил в тот день, когда арестовали Лорэна, и Морис еще ничего не знал.

— Лорэн! — оглянувшись с печальным беспокойством, прошептала Женевьева.

— Почему свидетель не отвечает на вызов? — поинтересовался председатель.

— Гражданин председатель, — ответил Фукье-Тэнвилль, — по недавнему доносу этот свидетель был арестован в своем доме. Сейчас его приведут.

Морис вздрогнул.

— Есть еще один более важный свидетель, — продолжал Фукье, — но его пока не нашли.

Улыбаясь, Диксмер повернулся к Морису: возможно, у мужа промелькнула такая же мысль, как и ранее в голове любовника.

Женевьева побледнела и со стоном опустилась на скамью.

В это время в сопровождении двух охранников вошел Лорэн.

Вслед за ними в той же двери возник Симон, который в зале суда устроился на своем обычном месте.

— Ваше имя и фамилия? — спросил председатель.

— Максимилиан-Жан Лорэн.

— Положение?

— Свободный человек.

— Не долго тебе им оставаться, — произнес Симон, показав Лорэну кулак.

— Вы родственник подсудимой?

— Нет, но имею честь считаться ее другом.

— Вам известно, что она участвовала в заговоре с целью освобождения королевы?

— Откуда же я должен был это знать?

— Она могла довериться вам.

— Мне, члену секции фермопилов?.. Да что вы!

— Иногда вас видели вместе с ней.

— Да, могли видеть, даже часто.

— Вы знали, что она — аристократка?

— Я знал, что она — жена кожевника.

— Ее муж был совсем не тем, за кого себя выдавал.

— Ах так, этого я и не знал, мужья не входят в число моих друзей.

— Расскажите о нем.

— Охотно! Это — презренный человек…

— Мсье Лорэн, — сказала Женевьева, — сжальтесь…

Но Лорэн продолжал безучастным голосом:

— Тот, кто пожертвовал бедной женщиной, которую вы видите, даже не из-за политических взглядов, а из-за личной ненависти. Тьфу! Я ставлю его на одну ступень с Симоном.

Диксмер смертельно побледнел. Симон пробовал что-то сказать, но председатель жестом восстановил тишину.

— Кажется, вы великолепно знаете эту историю, гражданин Лорэн, — сказал Фукье. — Так расскажите ее нам.

— Простите, гражданин Фукье, — сказал, поднимаясь Лорэн, — я сказал все, что знал об этом.

Он поклонился и вновь сел.

— Гражданин Лорэн, — продолжал обвинитель, — твой долг все рассказать трибуналу.

— Пусть довольствуется тем, что я уже сказал. Что касается этой бедной женщины, то я повторяю, что она только повиновалась насилию… Ну, посмотрите, да разве она похожа на заговорщицу? Ее принудили сделать то, что она совершила, вот и все.

— Ты так думаешь?

— Я уверен в этом.

— Именем закона, — произнес Фукье, — я требую, чтобы свидетель Лорэн был привлечен к ответственности, как соучастник этой женщины.

Морис застонал.

Женевьева закрыла лицо руками.

Симон воскликнул в порыве радости:

— Гражданин обвинитель, ты спас родину.

Лорэн, ничего не ответив, перепрыгнул барьер, чтобы сесть рядом с Женевьевой. Он взял ее руку и почтительно поцеловал.

— Здравствуйте, гражданка, — сказал он с таким хладнокровием, которое взбудоражило толпу. — Как вы себя чувствуете?

И он сел рядом с ней на скамью подсудимых.

Вся эта сцена подобно фантасмагорическому видению промелькнула перед Морисом. Он опирался на рукоятку сабли, с которой не расставался, и видел, как один за другим падают в бездну, не возвращающую свои жертвы, его друзья. И сцена смерти настолько удручала его, что он спрашивал себя: почему ты, Морис, близкий друг этих несчастных, продолжаешь цепляться за край пропасти и не уступишь вихрю, который унесет тебя вместе с ними?

Лорэн, перепрыгнув через барьер и сев рядом с Женевьевой, увидел мрачное и насмешливое лицо Диксмера.

Женевьева наклонилась к Лорэну:

— Боже мой! Вы знаете, Морис здесь.

— Где?

— Только не смотрите сразу. Ваш взгляд может погубить его.

— Будьте спокойны.

— Позади нас, недалеко от двери. Как ему будет тяжело, если нас приговорят к смерти.

Лорэн с нежным соучастием посмотрел на молодую женщину.

— Нас приговорят. В этом я даже не сомневаюсь. Если вы надеетесь на другой исход, то разочарование будет слишком жестоким.

— Боже мой! — вздохнула Женевьева. — Бедный друг, на этом свете он останется совсем один.

В этот момент Лорэн повернулся в сторону Мориса и Женевьева не удержалась, чтобы тоже не бросить быстрый взгляд на молодого человека. Морис не сводил с них глаз, прижав руку к сердцу.

— Чтобы спастись, у вас есть одно средство, — сказал Лорэн.

— Надежное? — и ее глаза засияли от радости.

— О да! Ручаюсь.

— Лорэн, если бы вы спасли меня, как бы я вас благословляла.

— Но этот способ… — продолжал молодой человек.