Королева протянула гвоздику.
Старший из членов Коммуны взял цветок и ушел, за ним последовали его коллеги. Они прошли в соседнее помещение, чтобы осмотреть цветок и составить протокол.
Разломав гвоздику, увидели, что внутри было пусто.
Морис перевел дыхание.
— Минуточку, минуточку, — сказал один из членов Коммуны, когда гвоздика оказалась раскрытой. — Лунка пуста, это правда, но в ней, наверняка, была спрятана записка.
— Я готов, — произнес Морис, — дать все необходимые объяснения, но прежде я прошу меня арестовать.
— Мы учтем твое пожелание, — ответил старший из членов Коммуны, — но мы не имеем на это права. Ты слишком известен, как настоящий патриот, гражданин Линдей.
— Я своей жизнью отвечаю за друзей, которых имел неосторожность привести с собой.
— Ни за кого не следует ручаться, — ответил ему обвинитель.
Со двора доносился шум.
Это Симон после напрасных попыток найти унесенный ветром маленький клочок бумаги, побежал к Сантерру и рассказал ему о попытке похищения королевы со всеми дополнениями, на которые только было способно его соображение. Тампль был блокирован, караул сменили к большой досаде Лорэна, который протестовал против этого оскорбления, нанесенного его отряду.
— Ах ты, мерзкий сапожник, — сказал он Симону, погрозив ему саблей, — это тебе я обязан подобной «шуткой». Ну что же, будь спокоен, я отплачу тебе за это.
— А я думаю, что скорее ты за все это заплатишь нации, — ответил тот, потирая руки.
— Гражданин Морис, — сказал Сантерр, — ты поступаешь в распоряжение Коммуны, там тебя допросят.
— Слушаюсь, генерал. Я уже просил арестовать меня, прошу сделать это сейчас.
— Подожди, подожди, — злорадно прошептал Симон, — мы постараемся обделать твое дело.
И он направился к жене Тизона.
Глава XXIII
Элоиза
Целый день во дворе, в саду и его окрестностях искали маленький кусочек бумаги, послуживший причиной поднявшегося шума. Уже не было сомнений в том, что эта записка являлась предвестником очередного заговора.
Отдельно от мадам Елизаветы и дочери допросили королеву. Но она ничего не сказала, кроме того, что встретила на лестнице молодую женщину с букетом гвоздик и взяла из этого букета один цветок.
Причем она взяла цветок только после того, как это разрешил Морис. Ей больше нечего было добавить к сказанному, и это была правда во всей своей простоте и силе.
Обо всем этом было сообщено Морису, когда очередь дошла до него. Он подтвердил показания королевы, сказав, что они точны и искренни.
— Так что же, — сказал допрашивающий, — значит имел место заговор?
— Но это невозможно! — воскликнул Морис. — Ведь я сам, обедая у мадам Диксмер, предложил ей прийти посмотреть на королеву, которую она никогда прежде не видела. И мы ничего не назначали заранее, ни дня, ни способа, которым сделаем это.
— Но при ней были цветы, — констатировал допрашивающий. — Она заранее приготовила букет?
— Вовсе нет. Это я купил его у цветочницы, которая подошла к нам на углу улицы Вьей-Одриетт.
— Этот букет выбрала сама цветочница?
— Нет, гражданин, я выбрал его сам среди десяти или двенадцати. Правда, я выбрал самый красивый.
— Можно ли было в течение того времени, пока вы шли сюда, засунуть в цветок записку?
— Невозможно, гражданин. Я ни на минуту не покидал мадам Диксмер. И чтобы вложить записки в каждый цветок букета, а именно это утверждает Симон, понадобилось бы по меньшей мере полдня.
— Но хватило бы времени, чтобы вложить записки хотя бы в пару гвоздик?
— Я видел сам, как узница наугад вытащила цветок, отказавшись принять весь букет.
— Как я понимаю, гражданин Линдей, ты считаешь, что никакого заговора не было?
— Заговор существует, — ответил Морис. — И я первый готов утверждать это. Только мои друзья не имеют к нему никакого отношения. Однако, чтобы оградить нацию от тревог, я предлагаю залог и сажаю себя под арест.
— Ну уж нет, — сказал Сантерр. — Разве так поступают с такими, как ты, истинными революционерами? Если ты посадишь себя под арест, чтобы ответить за друзей, то я должен буду тоже оказаться под стражей, потому что несу ответственность за тебя. Но ведь доноса, как такового, нет? Никто не знает, что произошло. Мы удвоим наблюдение, а особенно — ты, и все узнаем без огласки.
— Спасибо, командир, но я вам ответил так, как ответили бы вы, находясь на моем месте. Мы не должны ограничиваться Тамплем, нам нужно отыскать цветочницу.
— Цветочница далеко, но будь спокоен, ее будут искать. А ты понаблюдай за друзьями, я же займусь Тамплем.
Но они совершенно не подумали о Симоне, который на этот счет имел свои соображения.
Он появился в конце разговора, чтобы узнать новости. Ему сказали о решении.
— Ах так! Значит нужно только донесение по всей форме, чтобы состряпать дело, — сказал он. — Подождите же пять минут, я принесу его вам.
— От кого же? — спросил один из членов Коммуны.
— От мужественной гражданки Тизон, которая изобличит тайные происки сторонника аристократии Мориса, и интриги другого ложного патриота из числа его друзей по имени Лорэн.
— Будь осторожнее, Симон! Рвение в интересах нации, похоже, затуманивает тебе голову. Морис Линдей и Гиацинт Лорэн — проверенные патриоты.
— Пусть это решит трибунал, — ответил Симон.
— Хорошенько подумай, Симон. Ведь это будет постыдный процесс для всех истинных патриотов.
— Позорный или нет, что мне за дело до этого? Разве я боюсь скандала? По крайней мере, люди узнают всю правду о тех, кто предает.
— Итак, ты настаиваешь на том, чтобы сделать донесение от имени жены Тизона?
— Сегодня же вечером я сообщу об этом кордельерам. Сообщу и о тебе, гражданин, если ты не хочешь арестовать Мориса.
— Хватит, — ответил допрашивающий, который как и все в то злосчастное время, дрожал перед теми, кто громко кричал. — Ладно, его арестуют.
Поскольку решение было принято, Морис вернулся в Тампль, где его ждала записка следующего содержания:
«Наш отряд не допущен к несению караульной службы, поэтому, по всей вероятности, я смогу увидеть тебя лишь завтра утром. Приходи ко мне завтракать, ты введешь меня в курс дела, а также расскажешь об интригах и происках Симона.
Утверждают, что верит Симон, что все зло только лишь от гвоздики.
Я же, пусть подумает он,
Спросил бы прекрасную розу.
А я завтра, в свою очередь, расскажу, что мне ответила Артемиза.
Твой друг Лорэн».
«Ничего нового, — написал ему в ответе Морис. — Спи спокойно этой ночью и завтракай без меня. Из-за того, что случилось днем, я выйду отсюда не раньше полудня.
Хотел бы быть зефиром, чтобы иметь возможность послать поцелуй той розе, о которой ты пишешь.
Разрешаю тебе отхлестать мою прозу так же, как я критикую твои стихи.
Морис.
P. S. Думаю, что заговор — это всего лишь ложная тревога».
Лорэн вышел из Тампля около одиннадцати часов, после того, как его вместе с отрядом отстранили из-за сапожника от караула.
Он пережил это унижение и утешился, сочинив очередное четверостишье, и, повторяя его, направился к Артемизе.
Артемиза обрадовалась его приходу. Погода, как мы уже говорили, была великолепной, и девушка предложила прогуляться по набережной, на что Лорэн охотно согласился.
Разговаривая о политике, они шли в сторону угольного порта. Лорэн рассказывал о случившемся в Тампле, пытаясь понять, какие обстоятельства помешали его дежурству, когда, дойдя до улицы Барр, они обратили внимание на цветочницу, которая, как и они, поднималась по правому берегу Сены.
