В этой связи мне хочется сказать несколько слов по поводу бытующего у некоторой части арбитров представления о «вынужденном» либерализме по отношению к хозяевам поля.

Я не могу согласиться с такой точкой зрения. Твердость судьи, уверенного в своей правоте, на поверку всегда оборачивается укреплением авторитета, укреплением доверия со стороны клубов. И напротив, арбитры, идущие у кого-либо на поводу, как правило, быстро теряют уважение. Вот почему мне кажется, дело не столько в оздоровлении обстановки, сколько в воспитании у судей таких качеств, как непредвзятость, объективность, умение отстоять свою трактовку игрового эпизода…

Спустя некоторое время после матча в Тбилиси я получил сообщение, что мне поручено провести в Баку международную встречу «Нефтяник» — сборная Эфиопии. Еще перед началом состязания я испытывал неуверенность: поймут ли мою жестикуляцию зарубежные игроки?

Поединок показал, что опасения мои были не напрасными. Несмотря на то что каждый свисток я сопровождал выразительной жестикуляцией, эфиопские футболисты, казалось, не хотели меня понимать, всячески демонстрируя свое недовольство судейством. Не понимая, чем вызвана эта реакция, я сразу растерялся, допустил несколько небольших ошибок, что еще больше усугубило положение. Чувствовалось, назревает взрыв. И ждать себя он не заставил.

Вратарь бакинцев Чингиз Исмайлов спокойно выходил на навесную передачу. В этот момент нападающий соперников, оттолкнув голкипера, завладел мячом и послал его в ворота. Я, разумеется, не засчитал гола. Эфиопские футболисты организовали на поле настоящий митинг, пытаясь заставить меня изменить свое решение. Действовали они с подлинным африканским темпераментом, но я все же выдержал характер. И когда страсти немного улеглись, я с грехом пополам довел матч до конца.

В последующие годы я не раз возвращался мыслями к своему первому международному состязанию. Это было для меня, молодого арбитра, чрезвычайно важно, ибо проблема взаимоотношений судьи и игроков одна из самых кардинальных в современном футболе.

Плохо, когда судья на поле сам по себе, а игроки сами по себе. Показательным в этом отношении было состязание между «Нефтяником» и сталинградским «Трактором» в 1952 году, которое проводил довольно опытный куйбышевский арбитр.

Судья сухо, без замечаний, я бы даже рискнул заметить — равнодушно фиксировал нарушения, назначал штрафные и свободные удары. Словом, искренней заинтересованности в том, чтобы состязание проходило корректно, со стороны рефери не замечалось. Как-то незаметно футболисты распоясались, и арбитру так и не удалось вернуть игру в нормальное русло.

Также плохо, когда судья, не учитывая эмоционального напряжения матча, возбужденности игроков, ограничивается небрежной, а порой даже пренебрежительной мотивировкой своих поступков. Я помню, как во время очень упорного поединка «Нефтяника» с «Локомотивом» (Москва) ереванский судья Едигарян объяснял игрокам свои решения весьма неполно, а порой даже в оскорбительном тоне. В результате во время очередной остановки игры оба капитана с довольно угрожающим видом бросились к арбитру за разъяснением. Едигарян не нашел ничего лучшего, чем грубо оттолкнуть их.

На заседании просмотровой комиссии я спросил Едигаряна, чем объяснить его поступок.

— Если бы я их не оттолкнул, они бы подняли на меня руку, — ответил Едигарян.

Комментарии тут, мне кажется, излишни. С такими представлениями о поведении рефери на поле вряд ли можно успешно обслуживать серьезные состязания.

А в чем же была моя ошибка? Ведь в матче со сборной Эфиопии я старательно сопровождал жестом каждый свисток. Однако именно это усердие и было излишним. Древняя азербайджанская поговорка гласит: «Ты сказал один раз — я поверил, повторил второй раз — начал сомневаться, повторил третий раз — я подумал, что это ложь».

Дело в том, что не всякое нарушение правил требует пояснения. Я же своей беспрестанной жестикуляцией нервировал футболистов — им, естественно, думалось, что я, демонстрируя свои познания правил, не ставлю и в грош их понимание игры. Нарастало недовольство, которое и вылилось в конце концов в скандал.

Очень хорошо я понял свою ошибку, когда в 1954 году мне довелось быть судьей на линии в бригаде одного из лучших арбитров мира — Николая Гавриловича Латышева. Мы проводили матч «Динамо» (Тбилиси) — «Зенит» (Ленинград). Понимая мое волнение, он с утра в игровой день не оставлял меня…

Наблюдая за Латышевым в игре, я обнаружил, что он не всегда сопровождал свои свистки жестами. Он объяснял свои решения лишь в том случае, если футболисты, остановленные свистком, бросали вопросительный взгляд в его сторону. Судейский почерк Николая Гавриловича был безукоризнен, редкие жесты скромны и оригинальны, а умение держать себя на поле импонировало и игрокам, и зрителям. Матч прошел гладко, без единого инцидента. И воспоминание об этом поединке в Тбилиси — одно из самых приятных за всю мою многолетнюю судейскую карьеру.

Наконец наступил день, когда мне поручили самому возглавить судейскую бригаду — в матче первой лиги: ЦСКА — «Трудовые резервы» (Ленинград). Накануне встречи, которая проводилась на киевском поле, ко мне в гостиницу зашли опытные арбитры — киевлянин Александр Мугурдумов и сочинец Петр Гаврилиади. Оба, как бы между прочим, рассказали мне несколько случаев из своей практики судейства этих клубов.

— Ты знаешь, — говорил Мугурдумов, пряча улыбку, — матчи с ЦСКА судить вообще не очень трудно. Армейская дисциплина — это вещь. И особенно хорошо она срабатывает, когда судья ее уважает. Я лично во встречах с участием ЦСКА всегда стараюсь находиться как можно ближе к игровому моменту, не упускать ни одного нарушения.

— Точно, — подхватил Гаврилиади. — Свисток по всякому поводу, как я заметил, «заводит» армейцев…

Я, в глубине души благодарный им за такую эзоповскую форму подачи совета, наматывал себе на ус их замечания.

Матч армейцев с ленинградцами я провел довольно спокойно. Просмотровая комиссия выставила мне хорошую оценку, а старший тренер москвичей сердечно поблагодарил за судейство.

Зато первое мое выступление в Москве удачным не назовешь. В поединке между московским «Динамо» и «Крыльями Советов» (Куйбышев) меня подвел мой земляк Алекспер Мамедов. Я знал, что, прикрываясь корпусом, он в пылу борьбы, случается, подталкивает противника рукой. Случается, а не всегда! Я же фиксировал нарушение с его стороны и тогда, когда он отнюдь не преступал правил. Неудивительно, что трибуны бурно реагировали на мои свистки.

«Зрители недовольны» — под таким заголовком был опубликован на следующий день отчет о состязании в газете «Труд». Автор корреспонденции тщательно разбирал допущенные мной ошибки и утверждал, что именно арбитр испортил поединок. Журналист высказывал упреки и в адрес Федерации футбола СССР, допустившей к игре слабо подготовленного рефери.

И все же, хотя первый экзамен перед столичными болельщиками я не выдержал, уверенность в своих силах мне удалось сохранить. Очень помог мне Александр Меньшиков, назначенный в мою бригаду на матч «Торпедо» (Москва) — «Шахтер» (Донецк). Он сделал все, чтобы снять напряжение, ликвидировать горький осадок, оставшийся от первого моего выступления в столице. Игра прошла удачно. Были довольны, кажется, все — и зрители, и футболисты, и просмотровая комиссия…

В течение сезона я провел еще несколько игр. Неожиданную радость доставил мне известный алмаатинский рефери Владимир Толчинский, которого я случайно встретил в ашхабадском аэропорту.

— Тофик! Поздравляю. Тебе присвоили звание судьи всесоюзной категории!

А вскоре последовала еще одна новость — мне предложили должность второго тренера «Нефтяника».

В «Нефтянике» я провел три года, сначала в качестве тренера, а потом начальника команды.

Я стал видеть больше матчей, больше судей. Не раз я бывал неудовлетворен как начальник команды чьим-то судейством. Но эта неудовлетворенность быстро переходила в анализ игр и завершалась накоплением ценнейшего опыта. Именно ценнейшего. Потому что мастерство судьи имеет свои весьма специфические возрастные рубежи, совсем иные, чем у игрока. Такой пример. Футболист может быть участником финального матча на Кубок СССР в 19 лет. Но вряд ли когда-нибудь мы увидим арбитром финала судью такого же возраста.