— Помню, но тогда я не делал копии для себя.

— Врешь, сейчас ты догонишь своего компаньона!

— Нет, только не это. Я говорю вам правду. Я тогда не обратил на вас внимания, только потом заинтересовался.

— А сегодня, что ты увидел во мне сегодня?

— Мне показалось, что вам это нужно для каких-то определенных тайных целей. Может, шантажировать женщину. В таких случаях мы обязательно делаем копию для себя, чтобы потом шантажировать обоих.

— А откуда вы узнаете, кто к вам приходил?

— У нас хорошо поставлена разведка.

— А это кто? — я показал на второго парня, все еще лежавшего на полу; жизнь с трудом входила в это нелепо лежащее тело.

— Это Крис, мы с ним работаем на пару.

— И что вы с этого имеете?

— Бывает хороший улов.

— Конкретнее!

— А вы не из полиции?

— Вопросы задаю я! — я посмотрел в упор на Фрэнки и у него сразу пропала охота спорить со мной или спрашивать.

— Приходит как-то джентльмен и все время оглядывается, будто за ним кто-то следит, и просит сделать копию с магнитофонной кассеты. Я сделал копию для него и для себя, а Крис проводил его до самого дома. Мы потом прослушали кассету и оказалось, что этот джентльмен записал разговор жены шефа, указывающий, что этот тип и та женщина находятся в любовной связи. Мы явились к нему и попросили за кассету пять тысяч. Он поплакался, но выложил.

— Молодцы, ребята. А что бы вы сделали с моей кассетой?

— Если бы на ней в разговоре упоминались какие-нибудь имена; фамилии, мы бы узнали, кто эти люди, что за этим стоит и сколько с них можно выжать за этот материал. А Крис сегодня бы узнал, где вы живете.

— Не ломай голову, я сам тебе скажу, сколько за него можно выжать. Хочешь?

— Любопытно, — он стоял передо мной и жалко улыбался, но на меня эта улыбка не действовала, терзала одна мысль: вот этот ушастый головастик мог бы запросто выйти на Тернера, погубив этим Элизу, Мери и меня. Доведя свое состояние до злости, я ребром ладони уложил Фрэнки рядом с Крисом и опять вышел черным ходом во двор. Пусть полежат, — подумал я, — жаль, что не разломал им всю аппаратуру. Впрочем, это уже мальчишество, можно подумать, что назавтра они не заведут новую. На все ушло минут десять. Я как ни в чем ни бывало вышел из магазина по продаже современных шедевров и снова отправился в путь по городу. Некоторые вопросы я для себя решил, теперь следовало продумать, как я разберусь с человеком Тернера, а вернее моим убийцей, и куда отправить Мери для ее безопасности: не брать же вместе с Элизой в Париж!

Отправив одну кассету в Чикаго, и приехав домой, так я стал называть особняк Тернера, я сразу же прошел в библиотеку: следовало запрятать между книгами обе копии с кассеты. Одна мне была не нужна, но я не знал, как ее уничтожить. Была бы печка, как в нашем доме у тетки, я бы сжег ее. Что ж, если Мери будет в безопасности, не откажу себе в удовольствии подарить Тернеру обе копии. Вторую бесплатно…

Едва я успел сделать эту работу, как явилась Мери.

— Мери, что случилось? Отчего у тебя такой расстроенный вид?

— Дик, я боюсь, у меня абсолютное чувство опасности и я ее ощущаю каждой клеткой своего тела.

— Мери, поверь мне, все обойдется.

— Что обойдется?

— Никто не посмеет тронуть ни тебя, ни меня.

— И миссис Тернер?

— И ее тоже.

— Вы уедете?

— Наверное.

— Куда?

— По всей вероятности, в Париж.

— Почему ты не ответил мне сразу, у тебя появились от меня секреты?

— Не будь мнительной, мы действительно поедем в Париж. Ты же слышала, что мне принесут чек на парижское отделение банка.

— Так лучше, а то темнишь: по всей вероятности..

— Я так сказал, чтобы не делать тебе больно.

— Смотри, какая забота. Дик, не переживай за меня, я уеду к матери. Здесь я не останусь, это равносильно смерти.

— Когда ты уедешь?

— Сразу же после вас.

— Я советую тебе исчезнуть пораньше.

— А что скажет мистер Тернер? Куда девалась миссис Голсуорси?

— Да, я как-то не подумал.

— Дик, ты придумал, как остаться живым в этой ситуации?

— Почти.

— Думай скорее, до воскресенья не так много осталось. А если ты пугнешь Тернера той записью, что я тебе отдала?

— Если бы ты сейчас оказалась на другом конце земли, я бы так и сделал, но первое и единственное подозрение падет на тебя. И тогда за твою жизнь никто не даст и ломаной монеты.

— Ну и пусть.

— Ты не хочешь жить?

— Зачем?

— Это не ответ, Мери. До сих пор ты прекрасно жила, не так ли?

— Лучше бы я не жила. Ты не представляешь, Дик, сколько я насмотрелась и наслушалась, сколько грязи было в этом доме и подлости.

Мери отрешенно смотрела в окно, губы непроизвольно шевелились, будто она продолжала говорить со мной шопотом. Я взял ее за руку и усадил в кресло.

— Мери, не вспоминай, это не принесет тебе радости и облегчения. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

— О другом? — Мери усмехнулась, — знаешь, Дик, в жизни всегда наступает момент, когда следует остановиться и подумать: как ты жил и для чего, и следует ли вообще дальше жить?

Я открыл дверцу старинного буфета, Мери сейчас бы не помешали пару рюмок чего-нибудь крепкого. На второй полочке стояло несколько бутылок с коньяком и надменно застыла большая бутылка со смирновской водкой. Я достал бутылку и две рюмки.

— Мери, я спущусь вниз и сотворю пару бутербродов. Не возражаешь?

— Это ты хорошо придумал, Дик, — слабо проговорила Мери, — всю жизнь я кому-то прислуживала. Оказывается, ужасно приятно, когда кто-то ухаживает за тобой. Мне сегодня необходимо выговориться, иначе я умру от страха и тоски.

Я быстро спустился на кухню, отыскал два холодильника и украсил поднос несколькими тарелками с холодными закусками, не забыв пару бутылок содовой воды. Только тогда я обратил внимание на устройство, явно предназначенное для подъема подносов наверх. Нажав красную кнопку, я отправил поднос к Мери, а сам в три прыжка одолел лестницу. Мы поспели одновременно. Я разложил водку и закуску на маленьком столике и подкатил его к Мери.

— Очнитесь, сударыня, кушать подано! Мери улыбнулась.

— Из тебя, Дик, вышел бы прекрасный официант, — она продолжала улыбаться не раскрывая век. Я придвинул второе кресло поближе и разлил водку в рюмки. Мери очнулась от своего забытья и взяла рюмку.

— За что мы сегодня выпьем, Дик?

— За успех.

— Отлично, за это не грех выпить. Я очень боялась, что ты выпьешь за любовь.

— Это будет вторым тостом.

— Не надо, Дик, я не стану пить за чужую любовь.

— Мери, не стоит заживо хоронить себя…

Мери залпом выпила водку, запила содовой и тут же перебила меня:

— Ты еще скажи, Дик, что я встречу достойного человека и у меня с ним все будет хорошо. Ты это хотел сказать в утешение?

— Нет, но продолжать не стану.

— Правильно сделаешь. Давай выпьем еще по одной.

— Давай. — Я снова налил в рюмки водку.

— А теперь слушай внимательно, Дик. Не думай, что мысли о смерти пришли ко мне только сегодня или вчера. Я давно думала об этом, а когда встретила тебя, мне вдруг показалось на мгновение, что в моей жизни появился смысл. Мне так захотелось спасти тебя, я ведь знала, для чего поселяют людей в этом доме.

— Как?! — не удержался я, — так этот особняк служит для убийств?

— Не только, но убивают тоже. У меня глаз наметанный: я сразу предположила, что тебя собираются убить. Не знала точно, но была уверена.

— И многих убили в этом доме?

— При мне двоих.

— И ты принимала участие в убийстве?

— Что ты, Дик, конечно же нет, но знала… И не вижу большой разницы. Я конченый человек, Дик. Я думала, если ты меня полюбишь, я смогу выскочить из этой ямы, но переоценила свои силы: мне уже никто не может помочь. Я чересчур презираю себя, чтобы жить. А если я что-нибудь вобью себе в голову, то это навсегда. Не думай. Дик, что это из-за тебя я не хочу жить. Даже если бы ты обещал мне свою любовь, я бы не смогла ее принять… Одна счастливая ночь — этого достаточно, мне больше ничего не нужно. Я бы не выдержала счастливого года. Представляешь, триста шестьдесят пять дней и все счастливые… От одной мысли можно сойти с ума…