— Наверное, только сейчас положение наше осложнилось.

— Еще более, чем ранее?

— Да, Тернер переиграл собственный план: теперь он хочет меня убить, а вину за это убийство свалить на тебя. Таким образом он отомстит нам обоим. И неизвестно кому больше, тебе или мне…

Элиза прижалась ко мне, ее знобило несмотря на теплый солнечный день.

— Дик, где же выход? Это чудовищно, придумай что-нибудь. Я знала, что он не отпустит меня просто так, это тоже было одной из причин, по которой я не спешила уйти от него. Я не хотела тебе об этом говорить. Я порывалась несколько раз, но чувствовала, что это опасно. Я оказалась права. Дик, сделай что-нибудь, придумай, найди выход, вырви меня из этого кошмарного дома. Я боюсь Тернера, боялась все эти годы, я неосознанно понимала, что живу рядом с собственной смертью. Только с появлением тебя два дня назад мне стало спокойно. Ты не поверишь, как только я присела тогда на дерево, а ты пристроился рядом, мне стало спокойно. Хотя, вначале, я тебя тоже опасалась. А теперь я просто уверена, что ты спасешь нас обоих. Господь с ними, с его миллионами, я хочу нормальной обычной жизни, хочу ждать тебя после работы, готовить для тебя обед или ужин.

— Готовить? Ты умеешь готовить?

— Еще как, я прекрасно готовлю любые блюда.

— Кто тебя научил?

— Наш домашний повар. На этом настоял мой отец.

— Спасибо, Элиза, ты возвращаешь меня к жизни.

— Дик, ты обещаешь что-нибудь придумать?

— Я уже придумал. — Я вспомнил о магнитофонных кассетах — моей и той, которую мне дала Мери, — у меня есть против Тернера улики. Узнав о них, он десять раз подумает, прежде чем решится расправиться с нами.

— Какие улики?

— Запись нашего разговора в тот день на веранде у папаши Гленна.

— Ты думаешь, что этого достаточно?

— Да. Он не посмеет тронуть ни тебя, ни меня. Если пленка попадет в руки судьи, Тернеру придется туго, потому что он окажется организатором шантажа и провокации против тебя. К тому же, я располагаю более серьезным материалом против него.

— Что же это, Дик?

— Я не стану пока об этом говорить, возможно, что он не потребуется. — Я имел ввиду вторую пленку, подарок Мери. Не стоило подставлять ее под удар прежде, чем будут использованы все иные возможности.

— Хорошо, Дик, не говори, делай так, как считаешь нужным. Главное, чтобы мы убрались подальше от этого человека. Ты любишь меня?

— Очень, только боялся, что ты не захочешь видеть меня после этого разговора.

— Наоборот, меня теперь нет сомнений, что ты стал иным человеком. Этого для меня достаточно. За остальное не беспокойся, с голоду мы с тобой не помрем и милостыню просить не станем.

— Но твои привычки, ты ведь сама говорила, что не привыкла к скромному существованию, а тут придется чуть ли не самой готовить.

— Дик, миллионы женщин готовят сами, неужели я не справлюсь с этим? Я быстро приспосабливаюсь к обстановке, это у меня в крови.

— Что ж, в таком случае я тебя поздравляю. Только не думай, что я не побеспокоюсь о нас, уж сотню тысяч я вырву у мистера Тернера!

— Дик, опять авантюра?

— Нет, просто достойное завершение этой истории, придуманной с таким блеском твоим мужем.

— Он никогда не даст тебе ни цента, дай бог, чтобы мы живыми вырвались отсюда. Ты не представляешь, какие страшные люди находятся у него на службе.

— Знаю, видел четверых.

— Пожалуйста, будь осторожнее. А что мы будем делать сейчас?

— Сейчас мы поедем с тобой в агентство и закажем два билета на Париж. На воскресенье, на двадцать два тридцать.

— У тебя есть деньги?

— Да, несколько тысяч.

— У меня тоже в сумочке около тысячи. Хотела завезти их портнихе.

— Смотри, как она дерет с тебя, в будущем придется покупать вещи в магазине.

— При моей фигуре это не страшно.

— У тебя самая лучшая фигура в мире! — я подхватил Элизу на руки и закружил от восторга, охватившего меня: неужели все это правда и мы с ней укатим от взбесившегося Тернера? Я опустил Элизу на землю.

— Элиза, пора ехать, каждая минута приближает нас к нашему…

— Ты хотел сказать — к счастью, да?

— Именно так!

Из предосторожности я высадил Элизу при въезде в город и, договорившись о встрече через час, поехал в агентство. Оформление билетов на Париж заняло около десяти минут. Я заказал их на воскресенье, как и сказал Элизе. Почему на воскресенье, а не раньше? Шестое чувство, как принято говорить в романах о разведчиках, подсказывало, что раньше нам не вырваться: воскресенье — день, назначенный Тернером для завершения своего плана, значит до этого дня я могу быть относительно спокойным. Если мы затеем бегство ранее этого срока, то лично я могу получить пулю прямо в аэропорту от неизвестного лица, которое так и останется неустановленным. А что будет в воскресенье? Я еще не знал, но был спокоен: главное свершилось, я увиделся с Элизой, она обо всем знает и готова разделить со мной свою судьбу. А уж остальное зависит только от меня. Неужели я не одолею наемного убийцу, когда он придет ровно в семнадцать тридцать меня убивать? Допустим, я сумею его обезвредить, а что дальше? Мой решающий козырь, пленка, которую я записал на магнитофон Дугласа. Вторая, которую я получил от Мери и держал при себе, давала еще больший козырь в неравной борьбе с Тернером и его бандой. Едва не забыл, следует сделать с нее копию, как и в первом случае, и отослать по тому же адресу в Чикаго мистеру Бренну. Но если мне придется воспользоваться ею, то следует позаботиться о Мери и пристроить ее в безопасное место, иначе эта волчья стая ее растерзает, Тернер сразу догадается, кто записал разговор в то время, когда я отсутствовал.

Элиза ждала меня в беседке у фонтана в том самом парке, где меня впервые увидел Тернер. Она издали, завидев меня, от нетерпения едва не выскочила навстречу. Я жестом остановил ее.

— Ну что, взял билеты?

— Да, на воскресенье, как и говорили. Вот они. — Я протянул ей два билета. Она взяла их и радостно рассмеялась.

— Знаешь, Дик, я десятки раз летала в самолетах, и ни разу не смотрела на билеты. А теперь смотрю и от счастья едва не плачу. Неужели в воскресенье закончится весь этот кошмар и мы сможем с тобой быть вдвоем сколько угодно, никого не опасаясь?

— Конечно, я еще успею тебе надоесть.

— Дурак, вечно со своими шутками. Это тоже входит в твои профессиональные обязанности во время оказания помощи на дорогах одиноким женщинам?

— Конечно, это мой прямой долг, как и целовать тех, кому я оказываю помощь бесплатно. — Я поцеловал Элизу, но она вырвалась и закричала:

— Ах ты несчастный лгун, сам же говорил, что целуешься только со старыми женщинами, а молодые говорят тебе «спасибо!» Так или нет?!

Ей явно хотелось поозорничать, она теребила мой пиджак, трогала мое лицо, руки и была возбуждена до крайней степени. Это меня отрезвило.

— Элиза, слушай меня внимательно, рано радоваться, сейчас очень ответственный момент и любое неверное слово может стать для нас губительным. Если ты в таком виде покажешься перед Тернером, он сразу поймет, что мы виделись, и тогда нам обоим конец.

— Фу, какой ты скучный. Скажи, твой отец случайно не был пасторов?

— Нет, мой отец был обыкновенным авантюристом.

— Как прикажете понимать — обыкновенный?

— Ну так, среднего полета.

— Ах вот как, ну, конечно, куда ему до собственного сына, которому ничего не стоит между двумя авантюрами соблазнить молодую женщину! Теперь я понимаю, в кого ты такой уродился, это у тебя наследственное! Наверняка твой отец был тоже незаурядным авантюристом. Постой, постой, хорошо, что мы с тобой заговорили на эту тему, я тоже сыграю с Тернером одну шутку. Не только же ему играть в опасные игры!

— Какую еще шутку?

— Пока я ничего не скажу тебе, это будет моей маленькой тайной.

— Лучше скажи, я боюсь, что ты затеяла нечто рискованное и сама не понимаешь всей степени опасности.

— Нет, не скажу, это моя личная месть. Я ведь тоже немного авантюристка.