Эта пиар-кампания отнюдь не загасила общественное негодование. За две недели объем продаж Coca-Cola упал более чем на 30 процентов. Заключительный удар корпорации нанес Объединенный парламентский комитет, который признал исследования CSE «точными относительно присутствия пестицидов в... брендованных продуктах Coca-Cola». Корпорация срочно поменяла курс и начала перераспределять ответственность.
Теперь Coca-Cola уже не отрицала присутствия пестицидов в своих напитках, зато утверждала, что это отнюдь не ее вина, поскольку всякого рода опасные химикаты чрезвычайно часто попадают в местную пищу и питьевую воду. Как может корпорация соблюдать экологические стандарты, если эти правила не в силах осуществить на деле само правительство? Coca-Cola, мол, попала под удар исключительно по политическим мотивам: для CSE решающим оказался тот факт, что это иностранная компания, и на это же повелось общественное мнение.
Кушал Ядав из CSE опроверг утверждение, будто «пестициды присутствуют во всем». По его словам, пробы фруктов, овощей и сахара крайне редко обнаруживали в них пестициды, а значит, опасные примеси попадают в напитки из грунтовых вод, которые корпорация не удосужилась очистить — и это при том, что она выставляет напоказ на своем заводе в Мехдигандже очистительную систему, оборудованную по последнему слову техники.
Какова бы ни была причина попадания пестицидов в колу, эта новость за неделю спровоцировала больше направленных против компании публикаций, чем год борьбы из-за оскудения грунтовых вод и загрязнения окружающей среды. Самое ценное достояние Coca-Cola — ее бренд — оказалось в буквальном и переносном смысле замарано, репутация компании поставлена под вопрос. Общественность довольно равнодушно восприняла проблему, угрожавшую жизни обездоленных и отчаявшихся крестьян, но все мгновенно очнулись, когда речь зашла о любимом напитке среднего класса. С другой стороны, если б не скандал с пестицидами, едва ли крестьяне, осаждавшие завод в Керале, привлекли бы к себе общенациональный — а там и международный — интерес.
История с пестицидами, по словам Ядава, «вскрыла и прочие нарывы; оскудение грунтовых вод, их загрязнение — все сделалось предметом обсуждения». Летом 2003 года обвинения зазвучали и на родине корпорации, ситуация в Индии привлекала к себе все более пристальное внимание американской прессы, главным образом благодаря одному американцу индийского происхождения, который не жалел усилий, чтобы подогреть этот интерес.
Амит Сривастава родился в Соединенных Штатах, когда его отец, преподаватель бизнес-менеджмента, проходил стажировку в университете Иллинойса. Сам профессор и его жена были родом из индийского штата Бихар, что примерно в 500 километрах от Варанаси. Прежде чем вернуться в Иллинойс, чтобы получить там высшее образование, Сривастава провел детство в Танзании и в Индии, так что о бедности местных крестьян он знал не понаслышке. Он начал учиться на специалиста по компьютерам, но в нем росло желание оставить учебу и перейти к активным действиям. «Я скоро понял, что университет не для меня», — сказал он, когда мы ехали в такси по сельскому предместью Варанаси.
Необычное происхождение и воспитание способствовали тому, что эксплуатация — природы или человека — вызывали у Амита яростный протест. Он бросил учебу и начал путешествовать по Соединенным Штатам, поднимая студентов на борьбу за экологическую сознательность. При этом он часто вступал в бой с большими корпорациями, на которые главным образом возлагал вину за эксплуатацию и загрязнение окружающей среды.
С торчащим из-под бейсболки «хвостиком» он все еще выглядит студентом, хотя ему уже сравнялось сорок два. В 1980-х и 1990-х ему пришлось столкнуться с полным непониманием значения экологических идей, которые он отстаивал. Тогда защитники окружающей среды по большей части спасали китов и джунгли Амазонки, а не выявляли зоны повышенной заболеваемости раком в районе Батон-Руж. Однако одинокий боец продолжал борьбу, он ездил в Норвегию и Японию, чтобы и там пробудить в людях экологическую сознательность. Когда в 1990-х Индия начала либерализацию экономики, Амита, естественно, потянуло на историческую родину. «Корпорации еще только внедри дись в страну, — вспоминает он. — Я видел, что экологическое движение в Индии могло бы опереться на опыт других стран, в том числе Соединенных Штатов, где уже принимались важные решения». В 2002 году Амит открыл Центр индийских ресурсов с годовым бюджетом 60 тысяч долларов (большую часть денег дала основательница Body Shop Анита Роддик — она-то искренне верила в социальную ответственность предпринимателей и незадолго до того посетила Плачимаду и осталась возмущена хищническим поведением Coca-Cola в этой местности). На следующий год в тех же местах побывал и Сривастава и понял, что борьбе с этим противником стоит посвятить все свое время. «Я готов посвятить этому жизнь, если придется, — говорит он. — Почему бы и нет?»
Плачимада привлекала к себе все большее внимание международной прессы, но жители Кералы не очень-то радовались участию международных некоммерческих организаций, опасаясь, что те используют их проблемы в собственных политических интересах. Сривастава же предложил этим организациям не сочувствовать Керале издали, а открыть второй фронт на родине Coca-Cola, в Соединенных Штатах. «Не поддерживать борьбу, но принять в ней участие — вот что требуется, — говорит Биджой. — Одним из первых это понял Амит».
Как и Рэй Роджерс, Сривастава быстро сообразил, что ахиллесова пята Coca-Cola — это ее бренд.
Весной 2004 года он заглянул в Нью-Йорк к Роджерсу и получил от него задание: «вышел с двумя коробками пропагандистских материалов» и начал работу в кампусах. С этого момента всякий раз, когда SINALTRAINAL обращался к студентам, профсоюз упоминал не только о бедах Колумбии, но и об Индии, и, когда Сривастава появлялся в очередном университете, он говорил не только об Индии, но и о разгроме профсоюза в Колумбии. Хотя даже по мнению Сриваставы ситуация в Индии не столь вопиющая, как в Колумбии, где дошло до убийств, она вместе с тем и более прозрачная, поскольку разливочные заводы Индии принадлежат головной компании, а не местному франшизополучателю, и тем очевиднее ответственность корпорации. Кроме того, гражданская война в Колумбии — чудовищное, но локальное зло, а воду Coca-Cola забирает и портит по всему миру.
Движение в Плачимаде и Мехдигандже набирало обороты, применялась все более жесткая тактика прямого давления на корпорацию. Репортаж ВВС об оказавшемся ядовитым «удобрении» еще более распалил общину Мехдиганджа, которая все настойчивее обращалась к местному совету по экологическому контролю с требованием провести анализ. Однако Варанаси находится в штате Уттар-Прадеш, а это отнюдь не Керала — этот штат в политике и культуре все еще сохраняет кастовое деление, в деревнях живут шудра и далиты (неприкасаемые), отделенные высоким барьером от браминов и кшатриев, в чьих руках находятся промышленность и финансы. Кроме того, Уттар-Прадеш слывет одним из самых коррумпированных штатов страны. В 2009 году, за несколько месяцев до той выпускной церемонии в Лок Самити, что мы наблюдали, был арестован глава Государственного совета экологического контроля в Варанаси — тот самый человек, который обязан был следить за действиями завода в Мехдигандже. Его обвинили в получении взятки от некоего промышленника в обмен на сертификат, устанавливающий соответствие его предприятия экологическим нормам. Экологический совет в свое время отказался проводить анализы осадка с заводов Coca-Cola и напрочь отрицал сам факт, что этот осадок выдавался фермерам в качестве удобрения. «Экологический совет заявил, что была проведена инспекция в деревнях и фактов выдачи осадка крестьянам не выявлено», — повествует Нандхал. Обозлившись, Нандхал и его товарищи в один прекрасный день явились в офис совета с полным мешком осадка и выложили его на стол перед служащими. «Мы их вроде как в заложники взяли», — говорит он. Несколько десятков активистов перекрыли выход и не уходили до тех пор, пока чиновники не взяли вещество на исследование.
