— Прибавь оборотов, — подсказал Быков.

Катер, набирая скорость, как бы приподнимался, нос его задирался, все выше, а по бортам постепенно росли пенные сугробы. Они уже выровнялись с палубой. Море расступилось, образуя водяной желоб, по которому несся торпедный катер. Он уже шел на предельных оборотах. Встречный ветер бил в лицо, и напор его перехватывал дыхание, заставляя порой опускать голову для глубокого вдоха.

— Застопори машины, — приказал Быков.

Сергей перевел телеграф на «стоп». А затем, увидев; скрещенные руки Быкова, понял и дал отбой моторам. Катер еще некоторое время скользил по воде, постепенно теряя инерцию. Из кормового люка показалась фигура в комбинезоне, берет на макушке. Стрелков уже знал, что это моторист Кожин, «наш знатный маслопуп», как охарактеризовал его Ведышев.

— Эх, красота-то какая, — поразился Кожин, — скупнуться бы сейчас.

— Не время, Кожин, в другой раз, — отозвался Быков.

Берет скрылся в люке.

В заливе было не так спокойно, как в бухте. Легкий ветер гнал волну к западному берегу, и катер, стоявший бортом, или, как говорят моряки, лагом к волне, начало раскачивать.

— Не укачиваешься? — спросил Быков.

— Вроде нет, — неуверенно ответил Сергей.

Он вспомнил далекие юнговские годы, первый выход в море на учебном корабле на Каспии и шторм в районе Дербентской впадины. Тяжело перенес он тогда этот поход, приступы морской болезни измотали вконец. Но потом, сколько ни выходил в море, ни разу это не повторилось. И все же ведь было. Потому Сергей и ответил так уклончиво, но, уловив сомнение в глазах Быкова, пояснил:

— В четырнадцать лет, еще юнгой, однажды укачался. А потом миновала меня эта кара.

— Да, это действительно кара, — согласился Быков. — Но настоящий моряк не тот, кто не укачивается, а тот, кто преодолевает эту болезнь. Вот адмирал Нельсон всю жизнь укачивался, однако находил силы перебороть эту слабость.

Он немного помолчал, а потом, посмотрев на часы, вздохнул:

— Хорошо здесь, но время летит. Возвращаться надо. Оглядись вокруг. Это Петровский залив, прямо за кормой у нас пролив Восточный, за ним уходит вдаль остров Бугор, несколько левее маяк Скалистый, а правее — мыс Багровый. Вглядись, ничего не напоминает тебе очертанье скалы Багрового, ее верхняя часть?

Стрелков посмотрел в сторону, указанную Быковым, и вдруг вполне отчетливо различил в скале профиль человека во флотской фуражке.

— Вроде человек, моряк! — удивленно воскликнул он.

— Точно, — хмыкнул Быков. — Вот тебе и природа. Ну ладно, поработаем. Выполни-ка еще одну вводную. Вон, видишь, слева двадцать градусов, дистанция примерно пять кабельтовых — вешка.

— Вижу.

— Так вот, представь себе, что это не вешка, а катер и тебе в море надо подойти к нему и отработать ход таким образом, чтобы я мог перейти, перескочить на этот катер, не швартуясь к нему. Задача ясна?

Вновь взревели моторы. Катер набрал обороты и устремился к вешке. «Еще не пора, — прикидывал Сергей, когда расстояние сократилось до пятидесяти метров. — А теперь как раз».

— Стоп!

Увлекшись машинами. Стрелков не успел переложить руль вовремя, и катер прошел примерно в трех метрах от вешки.

— Разрешите второй заход? — обратился он к Быкову.

— Добро.

Но и второй заход Сергей тоже не рассчитал. Катер прошел близко, да скорость была велика. Стрелков заметил, как Ведышев пытался сам сбросить обороты, но Быков так посмотрел на него, что тот только вздохнул и убрал руку от газов.

И только с третьего захода маневр удался. Катер точно вышел на вешку. Когда расстояние сократилось до двух корпусов, Сергей дал «стоп», затем «задний ход», и катер, вздрогнув, остановился в полуметре от вешки и затем попятился назад. Боцман даже успел протянуть руку и похлопотать по ней, мол, здравствуй, это мы.

— Отлично, — удовлетворенно заметил Быков. — Чувство дистанции есть, маневренные качества катера уловил. На сегодня хватит. Главное — не теряйся. Катерник должен быстро соображать. Не помню точно, по какому случаю, но как-то Главком ВМФ сказал, что каждый командир должен соображать в соответствии со скоростью своего корабля. А так как торпедный катер самый быстроходный корабль, то и командир его должен соображать быстрее всех на флоте. А теперь поворачивай на сто восемьдесят градусов, наше время вышло, пора возвращаться.

Обратный путь был недолгим, и в принципе все курсы Сергею уже были известны. Тем не менее он очень волновался. Быков же был совершенно спокоен. Он даже на некоторое время оставил Сергея одного на мостике и спустился в штурманскую рубку.

— Командир звена доволен, — доверительно наклонился к Сергею Ведышев, — уж поверьте мне.

Стрелков неопределенно пожал плечами. Он был благодарен Ведышеву за участие, но не очень-то верил, что все обстоит именно так.

На подходе к Угловой гавани Стрелков приказал сбросить обороты до «малого» и на такой скорости вышел на входные створы.

— Боцман, поднять позывные, — скомандовал он. Через минуту рыжая голова мелькнула перед глазами Сергея и боцман доложил:

— Товарищ командир, дежурный дал «добро» на вход.

Сергей кивнул головой боцману и глазами отыскал свободный пирс. При швартовке, не желая рисковать, Сергей дал «стоп» явно преждевременно и катер долго полз к пирсу. Сергей досадовал на свою излишнюю осторожность, а Быков ждал молча, и только когда уже, подали швартовы и дали отбой моторам, наклонился к Сергею и подбодрил его:

— Хорошо, только смелей швартуйся. Рано «стоп» даешь.

Но это уже ничего не меняло. Главное было позади. Первый выход, первые задачи и возвращение в базу уже в качестве полноправного командира. Нет, что ни говори, а Сергей был доволен. Не сплоховал.

А Быков, сходя на пирс, протянул Сергею свисток:

— Вот, командир, дарю на память.

И это «командир» из уст самого Быкова было для Сергея высшей наградой.

Переполненный переживаниями «по самую макушку», Стрелков шагал к казарме дивизиона. Он еще долго сидел после выхода в море у начальника штаба, знакомясь с личными делами своего экипажа. Там же и поужинал. Писарь, старшина 1-й статьи Наливайко, принес из кают-компании наваристые щи и макароны по-флотски.

— Быков прислал, — пояснил он. — А то, говорит, чего доброго не доживете до вечера.

Сергей не стал отказываться. Честно говоря, несмотря на все треволнения дня, аппетит не пропал.

И вот теперь, уставший, он приближался к казарме. Из головы не выходили слова Быкова: «Вот, командир…» «Да, — командир, — ликовал Сергей. — Ну, конечно, подучу еще район плавания, устройство катера, сдам курсовые задачи и все. А начало уже положено. Правда, выход не ахти какой сложный, но ведь все-таки сразу, неожиданно, а — справился же. Нет, что ни говорите, жизнь прекрасна!»

Сергей по своей натуре был романтиком и не стеснялся этого. А сегодня все: и эта уютная бухта в кипени буйной зелени, в полукольце крутых сопок, и легкий ветерок, доносивший с оста мирное дыхание океана, и ласковое солнце, и бездонное голубое небо — все-все настраивало на романтический лад. Вот так когда-то в далеком детстве увидел он впервые гладь Финского залива, золотой купол Морского собора в Кронштадте, как бы выступающий из воды, таинственный и влекущий, и в детском сердце впервые возникло неясное чувство близости ко всей этой красоте. Было что-то колдовское в зове моря и неотвратимое, как судьба. Да, судьба. Теперь Сергей понимал это и радовался, что все в его жизни сложилось именно так.

Поднимаясь по узкой тропке в гору, он наслаждался буйной природой, гулом моря, открывавшимся сверху видом бухты, короткими командами со швартующегося к пирсу катера — всему, что отныне становилось его жизнью. Он невольно поймал себя на мысли, что идет немного вразвалку, как должны ходить бывалые моряки после долгих плаваний по морям и океанам. Это вызвало у него ироническую улыбку. «Какой я все же еще мальчишка», — подумал он, но невольно подтянулся и выровнял шаг.