Никию приходилось ограничиваться оборонительными действиями на суше. Чтобы обеспечить себе на всякий слу­чай по крайней мере сообщение с открытым морем, он тот­час по прибытии Гилиппа укрепил мыс Племмирий, кото­рый, выдаваясь в море с юга напротив города, господствует над входом в большую гавань. Между тем положение афин­ского войска становилось с каждым днем более серьезным. Неприятель беспрестанно получал новые подкрепления. Еще осенью пришло 12 коринфских кораблей; следующею вес­ною (413 г.) Гилипп привел новые вспомогательные отряды из сицилийских городов; пелопоннесцы и беотийцы присла­ли 1600 гоплитов. Теперь сиракузцы и их союзники реши­лись помериться с неприятелем и на море; афинский флот находился в плачевном состоянии, корабли, которым прихо­дилось постоянно быть в действии, большею частью пришли в негодность, экипажи поредели вследствие болезней и по­бегов. Тем не менее первое столкновение на море окончи­лось неблагоприятно для сиракузцев; но во время морской битвы Гилипп с сухопутным войском завладел укрепления­ми на Племмирии. Это в высшей степени затруднило афиня­нам вход в большую гавань. Вскоре сиракузцы возобновили также морскую битву, и на этот раз с большим успехом; афиняне потерпели поражение в своей родной стихии и бы­ли отброшены в свой лагерь. Теперь Никий был заперт со всех сторон и обречен на гибель, не явись тотчас подкрепле­ние.

В то время как в Сицилии происходила описанная выше борьба между афинянами и пелопоннесцами, в Греции также вспыхнула открытая война между обеими державами. До сих пор противники хотя и вредили друг другу на стороне при каждом удобном случае, но воздерживались от прямого на­шествия на неприятельскую территорию. Но когда летом 414 г. лакедемонская армия вступила в Арголиду и опусто­шила эту область на большом пространстве, афиняне не могли долее оставаться безучастными зрителями. Для того, чтобы отвлечь врага от союзного города, к берегу Лаконии пристала аттическая эскадра.

Если до сих пор спартанцы не решались вторжением в Аттику нарушить священный мир, то теперь они получили свободу действий. Весною 413 г. союзное пелопоннесское войско, под предводительством царя Агиса, опять перешло границу Аттики — в первый раз после 12-летнего проме­жутка. На этот раз спартанцы не ограничились, как бывало прежде, кратковременным вторжением. Они доказали, что уроки, данные им неприятелем, не пропали даром. Опусто­шив равнину вокруг Афин, Агис построил укрепленный ла­герь на высотах Декелей, приблизительно в 20 км от столи­цы и на таком же расстоянии от беотийской границы; это была необыкновенно удобная позиция, так как она обеспе­чивала спартанцам стратегическое господство над всею се­верною частью Аттики. Здесь остался сам Агис с сильным гарнизоном, который держал Афины в постоянном страхе и заставлял граждан беспрерывно отправлять изнурительную сторожевую службу на стенах. Об обработке земли теперь, конечно, не могло быть и речи; скотоводство пришло в упа­док вследствие недостатка в корме, и рабы начали тысячами убегать из города к неприятелю.

Но несмотря на то, что неприятель стоял у самых ворот города, в Афинах не хотели и слышать о прекращении сици­лийской экспедиции. Еще зимою Никию послали в помощь по его просьбе десять кораблей; теперь снарядили вторую экспедицию, по размерам почти не уступавшую той, которая два года назад была отправлена на запад. Начальником ее был назначен Демосфен, победитель при Сфактерии, наибо­лее прославленный из афинских полководцев этого времени; вместе с ним был послан Эвримедонт, который уже в преды­дущей войне командовал войсками в Сицилии. В Италии афиняне на этот раз встретили лучший прием; Метапонт вы­ставил две триеры и 300 копейщиков; Фурии, где революция незадолго перед тем поставила у кормила правления афин­скую партию, — 700 гоплитов и тоже 300 легковооружен­ных. Около середины лета флот прибыл к Сиракузам — как раз вовремя, чтобы спасти Никия от верной гибели.

Демосфен и Эвримедонт привели с собою 73 триеры с пятью тыс. гоплитов и большим количеством легковоору­женных. Это сразу изменило положение дел, афиняне снова стали более сильной стороною, и Демосфен на этом основа­нии требовал немедленного перехода к энергичному наступ­лению. Все зависело от обладания Эпиполами, и так как от­крытые нападения на сиракузские укрепления не увенчались успехом, то решено было штурмовать их ночью. Сначала все шло отлично; при свете луны афиняне взобрались на гору, напали с тыла на неприятельские сооружения и обратили в бегство гарнизон. Но во время дальнейшего передвижения по направлению к городу афинское войско пришло в рас­стройство; неприятель, оправившись от первого испуга, сно­ва выстроился в боевом порядке, и афиняне в свою очередь были отбиты. Среди суматохи ночной битвы все войско тот­час рассыпалось в беспорядочном бегстве; наконец, афиняне с большим уроном спустились с крутых высот в свой лагерь (начало августа 413 г.).

Теперь Демосфен справедливо считал дальнейшее про­должение осады бесполезным. Никий сначала противился этому; он боялся ответственности за неудачу экспедиции и все еще питал нелепую надежду с помощью своих связей в Сиракузах овладеть городом. Наконец, потеряв напрасно несколько недель, он также дал свое согласие. Вечером 27 августа флот был готов отплыть с войском, как вдруг на­ступило лунное затмение. Войска сочли это за дурное пред­знаменование, и Никий, который сам был не менее суеверен, чем его моряки, и которому, кроме того, отсрочка была очень на руку, воспротивился отплытию и заявил, что оста­ется до новолуния. Это замедление решило участь войска, так как сиракузцы поставили себе теперь целью отрезать осаждающим отступление и уничтожить их перед стенами своего города. Они снова предложили неприятелю морское сражение, от которого тот не мог отказаться, если не хотел быть отрезанным от моря. Но при малых размерах гавани афиняне не могли воспользоваться своею ловкостью в ма­неврировании; притом их корабли в прочности постройки далеко уступали пелопоннесским и сиракузским триерам. Таким образом, несмотря на численное превосходство афи­нян, день окончился их полным поражением; стратег Эври­медонт пал, 18 кораблей из находившихся на берегу были взяты в плен. Теперь гавань была в руках сиракузцев, и они поспешили закрыть вход в нее. Правда, афиняне сделали еще последнюю отчаянную попытку прорвать блокаду. Они спустили на воду все сколько-нибудь годные к плаванию суда своего флота, числом 110, и повели их против непри­ятеля, который имел в своем распоряжении только 76 триер. Но и теперь все их усилия были напрасны; потеряв 50 ко­раблей, афиняне принуждены были возвратиться в свой ла­герь.

Армия была совершенно деморализована; о новой мор­ской битве нечего было думать. Оставаться дольше в лагере тоже было невозможно, так как припасы приходили к концу; не оставалось ничего другого, как вернуться сухим путем. Весь багаж, всех больных и раненых пришлось бросить, флот сделался добычею неприятеля. Ближайшим дружест­венным городом была Катана; но прямой путь к ней был прегражден неприятельскими укреплениями на Эпиполах, и попытка афинян проложить себе дорогу вдоль Анапа вверх по направлению к Акрам была отбита сиракузцами. Таким образом, оставалась только побережная дорога, которая вела от Сиракуз в юго-западном направлении через Гелор в Камарину. Афиняне все еще располагали армиею тысяч в 20—25, состоявшей, впрочем, большею частью из негодных для су­хопутной войны моряков. При разумном руководстве такое войско все-таки, вероятно, могло бы быть спасено; но его-то именно недоставало армии, как недоставало ей и необходи­мой дисциплины. Вожди не позаботились даже о том, чтобы войско не разбилось на части. Никий, командовавший аван­гардом, шел вперед, не обращая внимания на Демосфена, который вел арьергард и вследствие постоянных нападений преследовавших его сиракузцев принужден был подвигаться медленнее. Поэтому между обеими частями афинской армии оказалось большое расстояние, и неприятель мог со всей своей силою ударить на Демосфена, который после мужест­венного сопротивления должен был сдаться. 6000 человек сложили оружие.