Но пока внимание Филиппа II было поглощено более неотложными задачами. В Македонии надо было после долгой войны многое привести в порядок; прежде всего опять необходимо было усмирить соседние варварские племена на западе и севере, иллирийцев и дарданов. Для защиты пограничных областей были основаны колонии; энергично продолжалась постройка флота, начатая еще во время войны. Благодаря блестящему политическому положению, которое Филипп своими победами доставил Македонии, она начала теперь развиваться и в экономическом отношении, и доходы царской казны достигли небывалой высоты.
Еще более дела предстояло в Фессалии. Полномочие, которым Филиппу вручено было верховное начальство против Фокиды, с окончанием Священной войны утратило законную силу; теперь победитель был избран пожизненным архонтом Фессалийского союза, что обеспечивало ему руководящее влияние во внутренних делах. Сторонники Филиппа в качестве „тетрархов" стали во главе четырех провинций страны, внутренние споры в отдельных городах решались отныне царскими указами, доходы и военные силы союза находились в распоряжении Филиппа; в Феры, где еще живы были воспоминания о блеске эпохи тиранов, был поставлен царский гарнизон. Правда, несмотря на все это, Филипп отнюдь не был в Фессалии неограниченным властелином или даже только верховным правителем, каким он был в Македонии; во всех важных правительственных действиях он зависел от согласия Союзного собрания, которому принадлежало и право войны и мира. Притом, звание архонта не было наследственным: по смерти архонта преемник ему каждый раз избирался Фессалийским союзным собранием. Правда, фактически верховная власть над Фессалией отныне и до битвы при Киноскефалах оставалась соединенной с македонской короной; но, по крайней мере формально, македонские цари всегда соблюдали конституционные права страны, хотя в действительности воля царя мало-помалу приобрела в Фессалии такое же безусловное значение, как в самой Македонии.
И к югу от Фермопил Филипп успешно старался распространить свое влияние. Состоятельные классы всюду обращали теперь свои взоры к царю; они ожидали от него поддержки своим интересам, какой уже не могла оказывать Спарта. И Филипп оправдал эти надежды. В Элиде незадолго перед тем была свергнута господствующая олигархия и часть зажиточного класса принуждена была уйти в изгнание; теперь изгнанники с македонской помощью вернулись на родину и олигархия была восстановлена. После этого Элида, разумеется, вступила в тесный союз с Филиппом. Но и демократические государства Пелопоннеса, Аргос, Мегалополь, Мессена, бросились теперь в объятия Филиппа, который один в состоянии был оказывать им действительную помощь против Спарты. Едва ли кому приходило здесь в голову, что царь когда-либо может явиться в Пелопоннес; между тем ему уже теперь воздвигли бронзовую статую в Мегалополе.
Только одного Филиппу не удалось достигнуть, именно того, что было для него наиболее важно: установления добрых отношений с Афинами. Мы видели, как Демосфен, искусно пользуясь обстоятельствами, сумел тотчас после заключения мира и союза с Филиппом сделать отношения между обеими державами настолько натянутыми, что война едва не возобновилась, и самому Демосфену пришлось употребить все свое влияние, чтобы удержать народ от необдуманного шага (выше, с.361). Но кто мог поручиться, что настроение массы в ближайшую минуту снова не изменится? Поэтому Демосфен должен был позаботиться о том, чтобы не упустить благоприятного момента, пока общественное мнение еще было возбуждено против Филиппа и против тех, кто ратовал за союз с царем.
Эсхин сильно скомпрометировал себя своим донесением о дружественных намерениях Филиппа; ему и должен был достаться первый удар. При рассмотрении отчета послов Демосфен возбудил против него обвинение в том, что он, будучи подкуплен Филиппом, изменил интересам Афин. Эсхину грозила страшная опасность, потому что, хотя обвинитель не мог привести в пользу своего доноса даже тени доказательства, но при господствовавшем теперь в Афинах настроении можно было почти с уверенностью предсказать, что присяжные вынесут обвинительный приговор.
Но Эсхин знал, как отразить удар. Демосфен внес свое обвинение совместно с одним из своих единомышленников, влиятельным политическим деятелем Тимархом из Сфетта, который более тридцати лет подвизался на политическом поприще и занимал всевозможные должности. Когда-то он был красавцем и пользовался большим успехом в обществе, тем более что охотно принимал поклонение своих почитателей и был неравнодушен к подаркам. Но человек, который вел такой образ жизни, был по афинскому праву политически обесчещен, не мог занимать никакой общественной должности, ни выступать перед судом в качестве обвинителя или защитника. И вот Эсхин ответил на обвинение Демосфена и Тимарха встречным обвинением, в котором доказывал, что Тимарх, ввиду своего грязного прошлого, не имеет права защищать перед судом интересы государства, и потому подписанное им обвинение недействительно. Пришлось предварительно рассмотреть этот вопрос; процесс против Эсхина был покуда приостановлен, и хотя можно было предвидеть, что Демосфен во всяком случае проведет свое обвинение, но и выигрыш во времени был уже важным шансом.
Теперь разыгрался скандальный процесс самого пикантного свойства; отовсюду стекались любопытные на судебные разбирательства. Действительно, ожидания публики не были обмануты; речь Эсхина была образцовым ораторским произведением, а его разоблачения отрезали обвиняемому все пути к оправданию. Сам Демосфен не решился ни единым словом защитить своего друга, и Тимарх беспрекословно подчинился приговору судей, в силу которого он лишался всех политических прав. Эсхин был спасен, Демосфен тяжело скомпрометирован во мнении общества (зимою 346/345 г.).
Филипп признал эту минуту удобною для попытки установить более дружественные отношения с Афинами, и вскоре он нашел случай на деле доказать афинянам свое расположение. Граждане Делоса всегда тяготились афинским господством; теперь они надеялись, что Филипп освободит их, и представили свое дело на рассмотрение Совета амфиктионов в Дельфах, в котором, как мы знаем, царь безусловно располагал большинством голосов. В Афинах не осмеливались оспаривать компетентность этого судилища и доводить дело до священной войны. Представителем афинских интересов сначала предполагалось послать в Дельфы Эсхина, но Ареопаг вмешался и назначил вместо Эсхина Гиперида, лучшего адвоката, какого имели тогда Афины, но вместе с тем политического противника Филиппа. Однако царь, как искусный дипломат, был гибок; приговором амфиктионов права Афин на господство над Делосом были признаны законными.
Однако эта предупредительность не принесла пользы Филиппу; Демосфен по-прежнему сохранял руководящее влияние в Афинах и пользовался им для того, чтобы всячески противодействовать Филиппу. Прежде всего необходимо было вывести Афины из того изолированного положения, в которое они попали благодаря своей политике в Фокейской войне. С этой целью Демосфен отправился послом в Пелопоннес, чтобы привлечь на сторону Афин Мессену, Аргос и Мегалополь (344 г.). Восемь лет назад Мегалополь сам предложил свой союз Афинам, и Демосфен тщетно старался тогда склонить своих сограждан принять это предложение (выше, с.341—342 и след.); то, что тогда было упущено, следовало теперь вернуть. Но за эти годы положение дел совершенно изменилось. Враждебные Спарте государства нашли могущественного защитника в лице Филиппа, и Афины ничего не могли предложить им взамен этой опоры; они не были даже готовы к тому, чтобы порвать свой союз со Спартою. Тщетно Демосфен пускал в ход всю мощь своего красноречия; его слова пропадали даром или, вернее, достигли лишь того, что Филипп и находившиеся в союзе с ним пелопоннесские государства стали жаловаться на оскорбительный язык афинских послов и на беспрестанно оказываемую Афинами Спарте поддержку. Афиняне со своей стороны потребовали, чтобы мирный договор был в некоторых пунктах исправлен, и Филипп не отклонил этого требования; так, он изъявил готовность передать афинянам небольшой остров Галоннес к северу от Эвбеи, отнятый им у шайки морских разбойников. Но Демосфен резко отверг это предложение; не уступить, говорил он, а вернуть должен царь этот остров, на который Афины имеют старые права. Напрасно Филипп предлагал передать спорные пункты на третейский суд нейтрального государства; Демосфен не хотел слышать о соглашении, и переговоры были, наконец, прерваны.