Но если падение Лисандра имело последствием полный переворот во внутренней политике Спарты, то внешняя по­литика продолжала вестись в его духе. Здесь задачи Спарты были так ясно предначертаны, что невозможно было укло­ниться с правильного пути. Важнее всего было для нее те­перь — стать господином в собственном доме, в Пелопонне­се. И это, казалось, было нетрудно, потому что вне Пело­поннесского союза оставались здесь только два государства, правда, важнейшие — Аргос и Элида.

Спартанцы начали с более легкой задачи, с подчинения Элиды. В поводах к войне не было недостатка; Элида, как мы знаем, после Никиева мира вышла из Пелопоннесской симмахии, заключила союз с Аргосом и Афинами и в про­должение нескольких лет воевала против Спарты; даже по заключении мира со Спартой она отказалась принять уча­стие в союзной войне пелопоннесских государств против Афин. Но более всего Спарта была оскорблена тем, что элейцы в 420 г. устранили лакедемонян от участия в Олим­пийском празднестве и что позднее, во время Декелейской войны, они не позволили царю Агису принести жертву в Олимпии, на том основании, что просить у бога помощи в войне против эллинов — противно священным обычаям. Итак, Спарта потребовала теперь от элейцев освобождения подвластных им городов; и когда элейцы, полагаясь на свое несомненное право и на святость своей страны, отказались исполнить это требование, царь Агис II выступил в поход против них. Но едва он перешагнул границу Элиды, как произошло землетрясение, и ввиду такого явного проявле­ния гнева божества царь предпочел очистить страну и рас­пустить свое войско (весною 401 г.). Разумеется, элейцы те­перь меньше чем когда-нибудь думали о подчинении, и Агис все-таки должен был решиться повторить нападение летом. Между тем Элида напрасно старалась возбудить в Греции восстание против Спарты; одни только этолийцы прислали небольшой отряд, вообще же Элида осталась совершенно изолированной. Зато произошло отпадение всех периэкских городов; Агис, не встречая сопротивления, прошел в Олим­пию и дальше в собственную область Элиды, богатую рав­нину Пенея, куда уже много веков не ступала нога непри­ятеля. Здесь ему досталась несметная добыча; ему стоило только пожелать, и неукрепленный главный город страны был бы взят штурмом. Но он не хотел доводить дело до крайности, и когда восстание олигархов в городе потерпело неудачу, он приказал отступать. Для защиты отложившихся периэкских городов в Эпиталие, при устье Алфея, оставлена была часть войска, которой в то же время поручено было причинять неприятелю как можно больше ущерба опусто­шительными набегами. Эта мера действительно привела к желанному результату; ближайшей весною (400 г.) Элида запросила мира. Она принуждена была снова вступить в Пе­лопоннесский союз, выдать свои военные корабли и при­знать свободу периэкских городов. Таким образом, Элида лишилась доброй половины своих владений, областей Трифилии, Писатиды и Акрореи, и была низведена на степень мелкого государства, которое не могло уже думать о само­стоятельной политике. Впрочем, она сохранила свое древнее право руководства Олимпийскими играми; сама Олимпия находилась теперь уже не в ее владениях, но мелкие общины Писатиды не сумели бы достойным образом справиться с этой почетной обязанностью. Кроме того, от элейцев не по­требовали изменения существовавшего у них демократиче­ского строя.

Теперь Спарта могла сосредоточить свое внимание на северогреческих делах. Мессенцы, старые, непримиримые враги Спарты, поселенные афинянами в Навпакте и на о. Кефаллении, были изгнаны из своих городов; они нашли убежище в Кирене и отчасти в Сицилии. Но прежде всего нужно было водворить порядок в Фессалии. Здесь спартан­цы уже более четверти века назад создали себе твердую точ­ку опоры основанием колонии Гераклеи на Эте и захватили в свои руки Фермопильское ущелье; затем зимою 413/412 г. царь Агис предпринял поход из Декелей в подвластную фессалийцам Фтиотийскую Ахею и принудил ее города упла­тить контрибуцию и дать заложников. Но затем война с Афинами помешала Спарте довести до конца покорение Фессалии.

Фессалия как раз в это время начала пробуждаться от своей долгой летаргии. Дворянство с увлечением принялось изучать новые софистические системы, сам Горгий оседло поселился в Ларисе и нашел здесь многочисленных учени­ков. Другие корифеи софистического движения, как напри­мер Фрасимах, также поддерживали тесные отношения с Фессалией, и когда Сократ был обвинен в Афинах, ему предложили убежище в Фессалии. Все это не могло не по­влиять благотворным образом на политическое и социальное положение страны. Как и следовало ожидать, движение в пользу реформ началось в Ферах, которые через посредство своего портового города Пагас связывали Фессалийскую равнину с остальным греческим миром; вследствие этого здесь должно было образоваться сильное среднее сословие и идеи нового времени должны были распространиться легче, чем где-либо. В конце Пелопоннесской войны Прометей и Ликофрон свергли в Ферах владычество знати и затем обра­тились с воззванием к крепостным крестьянам соседних об­щин, приглашая их к освобождению и борьбе против их гос­под, которые так долго властвовали в стране и грабили ее. Для демократии Феры, однако, еще не созрели; кроме того, борьба с дворянством требовала сосредоточения власти, и вот Ликофрон объявил себя диктатором. Осенью 404 г. он в кровопролитном сражении победил армию Алевада Медия, который господствовал в Ларисе, и его союзников, фессалийских аристократов. После этого в самой Ларисе вспых­нуло междоусобие: Аристипп, член господствующей знат­ной фамилии Алевадов, восстал против Медия и нашел под­держку в Фарсале, самом значительном после Ларисы горо­де внутри Фессалии. Медий оказался в очень затруднитель­ном положении, и ему ничего другого не оставалось, как броситься в объятия своего могущественного северного со­седа.

В Македонии в 413 г. умер царь ПердиккаП, оставив несовершеннолетнего сына; опекуном последнего сделался его старший сводный брат Архелай, сын Пердикки от неза­конной связи. Законный наследник престола вскоре затем умер, — говорили, что его устранил с пути Архелай, — а последний сам в качестве царя вступил на македонский трон. Брат Пердикки Алкет и его сын Александр, которых узурпатор мог опасаться как претендентов, также были уби­ты; отложившаяся Пидна, важнейший портовый город госу­дарства, была покорена с помощью афинян (410 г.). Архелай и позднее поддерживал дружественные отношения с Афи­нами, не принимая, однако, никакого участия в войне с пелопоннесцами. Архелай обратил свою деятельность главным образом на развитие внутренних сил своего государства; в этом отношении он, по мнению Фукидида, сделал больше, чем все его предшественники вместе взятые. Он построил шоссейные дороги, основал целый ряд крепостей, преобра­зовал армию, создав регулярную тяжеловооруженную пехо­ту. Духовные интересы также составляли предмет его усерд­ных забот. Уже Пердикка привлекал к своему двору поэтов и ученых, как, например, знаменитого сочинителя дифирамбов Меланиппида и великого врача Гиппократа Косского. Архе­лай пошел дальше по этому пути; в его царствование Маке­дония сделалась одним из центров умственной жизни нации. В священной области Диона в Пиерии, у подошвы Олимпа, в любимом местопребывании муз и месте погребения Орфея, были организованы гимнастические в музыкальные состяза­ния по образцу великих эллинских национальных празд­неств. Реформатор музыки, Тимофей Милетский, эпический поэт Херил Самосский, трагик Агафон Афинский согласи­лись переселиться в Пеллу на продолжительный срок. Даже престарелый царь поэтов Еврипид провел последние годы своей жизни при дворе Архелая; здесь он в честь своего цар­ственного хозяина написал „Архелая"; „Вакханки" также написаны для театра Пеллы или Диона. Точно так же поощ­рялись и образовательные искусства; фрески, которыми Зевксис украсил царский дворец, составляли одну из наиболее прославленных достопримечательностей македонской сто­лицы.

Так Македония начала вступать в круг греческих куль­турных государств; этого было достаточно, чтобы и в поли­тическом отношении страна могла занять то положение, на которое она имела право ввиду своей обширности, своего сильного и воинственного народонаселения, своих громад­ных естественных богатств. Если царь Пердикка направлял еще все свои усилия на то, чтоб сохранить своему государ­ству независимость и освободиться от гнета Афинской дер­жавы, сжимавшей его, как тисками, со стороны моря, то Ар­хелай под конец своего царствования мог уже думать о про­явлении своего влияния вовне. Поводом к этому послужила смута в Фессалии; македонское войско двинулось в Фесса­лию, завладело некоторыми укрепленными пунктами стра­ны, и даже Лариса должна была признать верховную власть царя. Этим македонской политике указан был путь, который спустя полвека должен был привести Македонию к главен­ству над Элладой.