Сестер Любви и Смерти первый крик
В один раздался миг.
Прекрасней их ни на одной планете
Нет — и нигде на свете.
Та — дарит пыл и радость,
Прельстительные столь,
Что равных им нет в море бытия.
Другая — гасит боль
Великую и беды.
Красивейшая дева,
Приятная на взгляд, но не такая,
Какой ее рисует низкий люд;
За юной вслед идет
Она Любовью часто;
Над жизнью пролетая,
Они — для сердца мудрого оплот.
Ни разу сердце не было столь мудрым,
Столь храбро мерзость жизни не презрело.
Как в миг, когда Любовь
В него вошла; к опасностям влечет
Любовь, пленяя, сердце;
Оно — твое всецело,
Любовь, рождаешь ты иль будишь вновь
В нем мужество; стремленье
К делам, а не к пустым, как прежде, снам
Приходит к человеческим сынам.
Когда любовным чувством
Наш дух еще чуть-чуть
Волнуем и томим,
Устало вместе с ним
Желанье смерти наполняет грудь:
Не знаю как, но сильной
Любви бывает первый зов таким.
Быть может, чьи-то очи
Пугает вид пустыни:
Быть может, смертный видит, что для жизни
Не годен мир отныне
Без новой, беспредельной,
Единственной услады,
Которую себе представил он;
Для сердца бурю тяжкую в зачине
Провидя этом, он покоя жаждет,
Укрыться жаждет в бухте
Пред бешеным желаньем,
Что с воем тьму несет со всех сторон.
И далее, когда
Власть грозная объемлет все вокруг
И молнией забота в сердце бьет,—
Как часто, Смерть, взывает
К тебе с мольбою страстной
Терзаемый мученьями влюбленный!
Как часто, утомленный,
В ночи иль поутру хотел бы звать
Себя блаженным, если б мог он впредь
На мрачный не смотреть
Рассвет и не вставать.
И часто, слыша похоронный звон
Иль внемля песнопенью,
Летящему с умершими к забвенью,
Испытывал средь пылких.
Из глуби сердца, вздохов
Одну лишь зависть он
К тому, кто направляется к усопшим.
И даже чернь — крестьянин,
Которому из доблестей (что знаньем
Даются) не известна ни одна;
Иль дева, что полна
Смятенья, имя Смерти с содроганьем
Ловя, — хоть шевелит ей кудри страх.
На погребальных смеет пеленах
Остановить свой взгляд Упорный.
Сталь и яд Овладевают глубиною дум,
И постигает ум
Незрелый — прелесть смерти.
Так к смерти сам закон любви склоняет.
А иногда стесняет
Столь яростно истома душу, с тыла
Напав, что гаснет сила
Природная, плоть бренную бросает —
И вот уж Смерть, смотри,
Сестру ее же властью победила.
А то — Любовь терзает изнутри,
И селянин, живущий в темноте.
Иль трепетная дева
Жестокою рукой
Себя во цвете жизни убивают.
Но их несчастью лишь смеются те,
Кому даны и счастье и покой.
Пусть душам благородным,
Горячим и счастливым
Судьбе послать угодным
Из вас одну лишь будет,
Людского рода други!
Властители желанные, вам слуги —
Все сущие вокруг, и только рок
С могуществом таким сравниться б мог.
И ты, кого с начала дней моих
Смиренно призываю,
Смерть дивная, одна
Состраждущая мукам,
Коль я тебе хоть раз воздал хвалу,
Коль я твою божественную суть
Берег (когда старалась посягнуть
Чернь на нее), преграды ставя злу,—
Не медли больше, согласись склониться
На странные мольбы И погрузи во мглу
Мой взор печальный, о времен царица.
Но, внявшая мольбе,
Расправив крылья в срок,
Меня — разящим рок
Найдешь, с открытым лбом, с мечом, в борьбе:
Бичующей рукой,
Моей невинной кровью
Залитой, к славословью
Привыкшей, восхищаться я не стану
В угоду лжи людской.
С напрасною надеждою, которой
Младенцев тешит мир,
С бессмысленной опорой
Порву я; лишь одно,
Лишь на тебя оставлю упованье,
Спокойное одно лишь ожиданье —
Припав к тебе, уснуть.
Склонив лицо на девственную грудь.
Перевод А. Наймана
Теперь ты умолкнешь навеки,
Усталое сердце. Исчез тот последний обман,
Что мнился мне вечным. Исчез. Я в раздумиях ясных
Постиг, что погасла не только
Надежда, но даже желанье обманов прекрасных.
Умолкни навеки. Довольно
Ты билось. Порывы твои
Напрасны. Земля недостойна
И вздоха. Вся жизнь —
Лишь горечь и скука. Трясина — весь мир.
Отныне наступит покой. Пусть тебя наполняют
Мученья последние. Нашему роду
Судьба умереть лишь дает. Презираю отныне.
Природа, тебя — торжество
Таинственных сил, что лишь гибель всему предлагают,
И вечную тщетность всего.
Перевод А. Ахматовой
