– Предпочитаю не изображение, – задорно сказала Эллен.

Громов отвернулся и, стараясь скрыть смущение, склонился над пультом с приборами. Дверцу он не закрыл. Гусеницы загрохотали, танкетка стала крениться то влево, то вправо, поднималась то носом, то кормой. Макет копировал движение и положение бегущей где-то танкетки.

Эллен заглянула в приоткрытую дверцу и сразу перенеслась на полигон. Бежали назад деревья, корреспонденты, машущие руками… Она даже ощутила крутой поворот, потом яму…

– Не выношу тряски, лучше асфальт, – сказала Эллен.

Но танкетка двигалась отнюдь не по асфальту. Временами казалось, что она опрокинется. Водителя трясло и болтало, словно он в самом деле ехал по ужасной дороге.

Наконец, он, возбужденный, довольный, выбрался из танкетки.

– Как видите, «Вавилонская башня» не нужна, – торжествующе сказал он.

– Вы дотянетесь до других планет рукой? – Эллен закурила сигарету, щелкнув крохотной зажигалкой на наконечнике карандаша. – Скажите, вы боитесь лететь в Космос?

Евгений вспыхнул:

– Боюсь? Разве люди, изобретавшие механические руки, чтобы орудовать с радиоактивными веществами, были трусами? Что может быть прекраснее человека?

– Вы любите Максима Горького?

– Вы читали его? – обрадовался Евгений.

– А как вы думаете?

– Мне бы хотелось, чтобы читали. Можно вырвать собственное сердце, светить им, как факелом… но можно и напряжением мысли и сердца осветить людям далекие, недостижимые миры. Тоже во имя счастья человека.

– Но ваш брат хочет ступить на них ногой!

– Нужен ли такой риск? Ведь дальнеуправляемая танкетка способна все увидеть на другой планете, изучить, ощутить, все сделать, наконец! Ведь у нее есть такие руки-манипуляторы…

– Я не знаю, кто из вас более дерзок: вы или ваш брат, – сказала Эллен, вставая.

Евгений провожал гостью через лабораторию.

– Вы тоже опасный скромный человек, – рассмеялась Эллен и протянула руку. – Гуд бай! Может быть, увидимся.

Громов смотрел из окна, как шла Эллен по липовой аллее, маленькая и стройная, шла уверенно, ни разу не обернувшись.

Электрический поезд остановился у подмосковной платформы. Пассажиры хлынули из вагонов. Вечер был тихий и ласковый. Вдалеке лаяли собаки. Раздался низкий гудок, поезд ушел, и стало совсем тихо.

От высокой платформы до леса, скрывавшего берег реки, над землей стелился молочный туман. Пахло смолой, прелью, чуть-чуть сыростью и свежей масляной краской от пешеходного мостика, перекинутого через рельсы.

Пассажиры шли по нему вереницей, озабоченные и торопливые.

Внизу на перроне горели шары фонарей, в прозрачных облаках бежала неполная луна.

Сойдя с мостика, люди погружались по колено в туман.

Петр Сергеевич и его спутница сошли последними.

Туман, казавшийся сверху сплошным, здесь был редким и прозрачным. Но справа и слева от тропинки он густел, скрывая кусты и кочки старого болотца.

– Будто выше облаков, – сказала девушка. – Вы станете об этом вспоминать, Петр Сергеевич?

– Об этом? Конечно. Ведь такого никогда там не встретишь.

– Не говорите слова «никогда».

– Я имел в виду туман. Тут на него раздражаешься… Сырость. А там… тосковать по нему, пожалуй, буду.

– Тосковать… по туману, – вздохнула девушка.

Они вошли в березовый лесок.

– Не только по туману, – задумчиво сказал Петр Сергеевич. – Вот об этих березах… Марко Поло, проехав когда-то по нашим краям, писал, что он встретил в удивительной стране удивительные деревья, кора которых напоминала кожу женщины. – Громов рукой коснулся молодой березки. – Что-то мы встретим в чужом мире?

– Не надо! – замотала головой девушка. – Это страшно… Всегда видеть над головой ваш бесконечно далекий мир.

– Что ж делать! Провожали ведь людей в Арктику или Африку времен Левингстона. Тех путешественников нельзя было увидеть ни в какой телескоп…

– Телескоп! – повторила девушка. – Можно заметить предмет высотой полтора метра… С Земли будут видны ваши движущиеся тени…

– И вы помашете отсюда нам рукой.

Девушка остановилась.

– Я уже сейчас помашу вам рукой, Петр Сергеевич, – грустно сказала она.

– Что вы, Наташа! Разве вы не зайдете к нам на дачу?

Девушка горько усмехнулась:

– Нет, зачем же? Вы там будете своей семьей. А я…

– Наташа! – с укором воскликнул Громов. – Вы у нас как родная!.. И вместе с Женей мне ножку подставляете, – пошутил он.

– Как вам не стыдно? Ведь вы такой… Я знаю, кого могут послать туда. – Она взглянула на Луну и, зябко поведя плечами, накинула косынку.

– Милая Наташа… Давно я хотел сказать. Для вас я только полотно, на котором вы рисуете невесть что…

– Я не рисую, а вижу. И все еще чего-то жду…

Громов нахмурился и с усилием произнес:

– Не надо ждать.

Наташа отвернулась. Скомкав косынку, она прижала ее к лицу. Потом молча побежала вниз по тропинке.

Громов стоял, борясь с желанием вернуть ее. Наташа скрылась за поворотом. Под березкой что-то синело. Он поднял косынку…

Он знал Наташу еще в Ленинграде, школьницей, когда она приходила к Жене готовить уроки. Петр приезжал из Пулковской обсерватории, отсыпался после «звездной ночи» и, выходя в столовую, заставал «зубрилок» за учебниками, разложенными на обеденном столе.

Они вместе окончили школу и поступили в Ленинградский политехнический институт. Очень трудно уловить момент, когда девочка превращается в девушку, когда отношение к ней вдруг становится иным… Если бы не 1957 год, все сложилось бы не так для Петра Громова и Наташи.

В этом году советская ракета вынесла на орбиту первый искусственный спутник Земли, и межпланетные путешествия стали близкой реальностью. Петр Громов стал работать над проектом лунной экспедиции и перебрался в Москву, в Космический институт.

Евгений, под влиянием старшего брата увлекшийся Луной, еще на третьем курсе института задумал управляемую с Земли танкетку, проект которой решил разработать в дипломной работе.

Евгений и Наташа два года спустя закончили институт. Наташу направили в какую-то лабораторию, а Евгений оказался, как это ни странно, в киностудии… Именно там для научно-фантастического фильма о полете на Луну потребовалась спроектированная им танкетка. Он построил свою танкетку, ее видели с экрана миллионы зрителей, но мало кто из них мог предположить, что это подлинная модель будущего лунного вездехода.

Братья дружили и летние месяцы проводили вместе в альпинистских походах. Петр был мастером альпинизма, впрочем также и мастером-десятиборцем; Евгений уступал ему в легкой атлетике, но трудности горных походов они делили поровну.

Наташу с собой не брали…

Евгений принадлежал к числу людей «одержимых». Он выработал для себя труднейшую программу жизни: работал трактористом на целинных землях, крановщиком в ленинградском порту, был членом автоклуба и даже прославился как автогонщик. Он устанавливал на машинах изобретенные им приспособления, чтобы механизм не сразу, а спустя две-три секунды выполнял его приказы, и все для того, чтобы выработать в себе способность управлять лунной танкеткой, отстоящей на таком расстоянии, при котором электромагнитная волна на путь в два конца затрачивает три секунды. Ведь за него учесть опоздание не только его команды, но и видимого им изображения не могли никакие приборы, как нельзя скорректировать изображение видимых звезд, какими были они, по существу говоря, миллионы лет назад. Два раза Евгений попадал в тяжелые аварии, но приобрел удивительные навыки, заменявшие «принципиальное бессилие» приборов.

Студенческая работа Евгения, к которой Петр относился с легкой иронией, и дальнейшее его «самосовершенствование» не остались незамеченными. Руководство Космического института организовывало лабораторию дальнеуправления, чтобы освоить новое чудо техники – «лунный вездеход», созданный для реальных целей упорным совместным трудом многих научно-исследовательских институтов и заводов. Это поразительное творение, по своему техническому совершенству достойное современных космических ракет, в основных чертах напоминало наивную танкетку Евгения.