Вельт скрипел от ярости зубами.

– Кажется, я понимаю, почему он явился сюда не один. – Вельт подошел к полицейскому чиновнику и тихо сказал: – Вы… Я дам вам акцию спасения! Только убирайтесь отсюда вместе с этим нахалом!

Датчанин вынул трубку изо рта, улыбнулся и неторопливо ответил:

– О нет, господин Вельт! Я бедный человек, я не смогу купить вашу акцию.

– Дурак! Я дам вам даром! – прошипел Вельт. Датчанин поклонился:

– Благодарю, но у меня большая семья и много друзей, с которыми вместе я много лет боролся за мир и которых мне не хотелось бы покидать.

– Вы торгуетесь? Это безбожно!

– О нет, господин Вельт. Я просто предпочитаю надеяться на коммунистические страны. Для многих они всегда были надеждой…

– Здесь все с ума сошли! – закричал Вельт. – Ганс, что же это такое?

Ганс недоумевающе вращал глазами. Вельт запустил портсигаром в лампу-рефлектор, но промахнулся.

По пустыне бежал человек. Оставляя за собой цепочку следов, он бежал ровно и легко, словно ноги не увязали в сыпучем песке, словно солнце не жгло так, что воздух плясал горячими струями.

Спортивные трусы и майка, мускулистые длинные ноги и тренированное дыхание помогли бы узнать в нем спортсмена, если бы не полосатая рейка, которую он нес на плече.

Ящерица зарылась в песок. Следы бегуна пересекли тонкую полоску, будто оставшуюся от протянутой веревки.

Навстречу бегуну по склону струился «пересыпаемый в часах вечности» песок. Это движение выдавало пустыню. Ее застывшие волны на самом деле двигались, дымясь песком. Человек поднялся на гриву бархана, поставил рейку вертикально и оглянулся, ладонью прикрывая глаза от солнца.

На вершине соседнего холма появился вездеход. Сошедшие с него люди расставили треногу.

Бегун, повинуясь их жестам, стал переставлять полосатую рейку. Когда место для нее было найдено, бегун воткнул в песок колышек, взятый из походной сумки, взвалил рейку на плечо и огромными, похожими на скачки шагами побежал вниз по склону.

На гребне впереди себя он видел высокую фигуру человека, его четкий силуэт на эмалевой сини неба.

Бегун вошел в ритм бега. Рейка на его плече не колебалась. Горизонтальная, она плыла над землей, как рога северного оленя, которые не дрогнут при самой бешеной скачке.

Человек на бархане был в военной форме. Высокий, жилистый, он сам чем-то напоминал бегуна.

Бегун, добежав до гребня бархана, опустил рейку на песок и отрапортовал, не переводя дыхания:

– Геодезическая группа строительства движется строго по расписанию, товарищ полковник!

Полковник посмотрел на ручной хронометр, потом на голые загорелые ноги спортсмена. Он узнал знаменитого бегуна. Тот понял его взгляд.

– Слово дал, товарищ Молния, пробежать через всю пустыню. Мечта такая была, – и оглянулся на оставленный им бархан, где на вершине появилась машина и люди с треногой.

– Своим бегом вы задаете темп всей наступающей армии, – сухо сказал Молния. – Задержка связана, товарищ Зыбко, не с проигрышем состязания в комплексном беге, а со срывом графика движения, в котором соразмерены все элементы.

– Разрешите просить, товарищ начальник строительства. Если собьюсь с ноги, проиграю хоть секунду, – сажайте с позором в автомобиль. И не сдержит тогда Зыбко комсомольского слова!

Молния мог бы запретить это необыкновенное испытание выносливости, но он сам был спортсменом, и, кроме того, ему знакома была мечта.

Строго смотря на Зыбко, Молния спросил:

– С комсомольцами пришли на Аренидстрой? Зыбко кивнул, взвалил на плечо рейку и легко побежал вниз по склону.

Молния с удовольствием отметил великолепную технику бега. Впрочем, он сам держал бы корпус чуть прямее, хотя, быть может, так легче нести рейку.

Молния подошел к ожидавшему его автомобилю и поехал навстречу наступающей технической армии.

Рядом с цепочкой следов бегуна пролегла колея от резиновых гусениц.

Первой машиной, встретившейся полковнику, был вездеход геодезистов. Сидевшие в открытом кузове, они почтительно приветствовали начальника. Полковник взял под козырек.

Когда автомобиль Молнии въехал на следующий гребень, стали видны машины. Они двигались одна за другой параллельными нитями.

Ближние из них не поднимались на песчаный холм. Держа равнение на вехи, оставленные геодезистами, они вгрызались в него. В обе стороны разлетались тяжелые фонтаны песчаных туч. В нескольких десятках метров песок ложился вытянутыми ровными грядами по обочинам гладкого проспекта.

Немного позади звенели рельсы. Заблаговременно свинченные со шпалами, они взлетали вверх, напоминая огромные лестницы. Готовый кусок железной дороги точно ложился на свое место. Рабочие электрическими ключами завертывали гайки, соединяли его с рельсами уже уложенного пути, на котором стоял железнодорожный путевой комбайн. Вскоре он передвинулся, неся по воздуху новую лесенку со ступеньками шпал.

Позади путевого комбайна к далекому горизонту уходили серебристые полосы. Вдали по ним двигались поезда, груженные рельсами, шпалами и другими материалами. За подножку путевого комбайна уцепилась девушка. Из-под платочка выбились непокорные колечки светлых волос, румянец пробивался через загар.

Увидев автомобиль начальника стройки, она соскочила на песок и побежала наперерез вездеходу. Молния остановил машину.

– Здравствуйте, товарищ Молния! Я Надя Садовская. Сестра Марины… Но сейчас не об этом. Я комсорг механического звена. Понимаете, нам не хватает рельсов и шпал. Мы могли бы двигаться быстрее. Отработали движения как часы…

– Простите, – холодно сказал Молния. – Армия обладает совершенной организацией, потому она исполнительна, предельно точка и быстра. В ней все подчинено дисциплине и единой логике. Уклониться от точности выполнения нельзя.

– Даже вперед? – запальчиво спросила Надя, вскочив на ходу в открытую машину полковника.

– Даже вперед, – подтвердил Молния.

– Ну нет! Ребята с вами не согласятся!

– Строители, «ребята» и «не ребята», – солдаты наступающей армии. Их умение, энтузиазм, порыв должны служить делу выполнения общего плана. Один опрометчивый солдат мог бы погубить план наступления. Вы предлагаете ускорить движение? – Молния холодно говорил это, а сам думал, почему он так любуется этой девушкой и почему она попалась ему на пути?

– Конечно! – воскликнула Надя. – Агрегат может двигаться быстрее! Мы убедились в этом. Мы еще догоним Зыбко, которого вы встретили! – И она улыбнулась Молнии.

Молния все же продолжал в прежнем сухом тоне:

– Двигаться быстрее – внести сумятицу во все связанные с путевым комбайном звенья. Запоздает подвозка шпал и рельсов. Внесена будет нервозность в работу обслуживающих механизмов и поездов. Техническая армия – это армия четко работающих машин. Нельзя заставить одну зубчатку вращаться быстрее.

– Пусть все зубчатки завертятся!

– Хронометр – идеальный механизм. Он станет одинаково негодным, будет ли отставать или уходить вперед.

Глаза Нади сузились.

– Рычаги, колеса!.. А мы, а люди?

– Люди обслуживают машины.

– Неправда! Машины помогают нам! Молния пожал плечами.

– Тогда уж лучше доставлять детали орудий на самолетах, а не прокладывать в пустыне пути! – с вызовом сказала Надя.

– Нет, – решительно возразил Молния и сразу оживился. – Напротив! Именно сейчас выгодно проложить через пески пути. Мы можем сделать это, пока заводы изготовляют детали орудий и сверхаккумуляторы. Я всегда мечтал пройти живым конвейером через пустыню.

– Живым конвейером? – растерянно переспросила Надя. – Мечтали?

– О новом городе, который вырастет на месте, с которого мы произведем залп. Разве это плохая мечта?

Надя смутилась.

– Остановитесь, пожалуйста. Я соскочу.

– Подождите, – сказал Молния.

И Надя с удивлением услышала новую нотку в его голосе. Сердце у нее екнуло, и она почему-то жалобно попросила, чтобы машина сейчас же остановилась.