— Ничего не имею против, но не знаю, заплатят ли тебе сверхурочные. И смотри, какие у него намерения…

— Шуточки у тебя не из лучших, — отрезал Ольсон. — Что нового с розысками?

— Насколько мне известно, ничего. Разумеется, непрерывно звонят всякие идиоты, видевшие таинственные автомобили с детьми и молодыми женщинами, но ничего достойного внимания.

— И что вы делаете?

— Роемся в картотеках.

— Что-нибудь нашли?

— Да толком ничего. Хотя откуда мне знать? Помнишь того парня, который вчера вечером сторожил Форса?

— Ну и что с ним?

— Он из леваков. И очень активных.

— А как вы об этом узнали?

— Кто-то позвонил, — неясно буркнул Йохансон. — Но дежурить он будет и впредь. У нас все еще считают, что это может пойти на пользу, хотя я этого мнения не разделяю.

— Да, действительно новостей немного.

— Но ты держи ухо востро. И будь готов ко всему.

— Да, пока.

Во время этого разговора Сундлин осмотрел номер, состоявший из двух комнат.

— Все в порядке?

— Да, без проблем.

— Какие новости?

— Ничего существенного. Поступает множество информации, но нужно время, чтобы ее проверить. Вряд ли им удастся скрыться надолго, это было бы просто удивительно.

— Я тоже так думаю,— Сундлин вздохнул.— Но почему они не дают о себе знать? Такое ожидание действует на нервы. Я привык к трудным ситуациям, но не такого рода.

Тут Сундлин заметил на кровати свою собственную пижаму. В ванной были его туалетные принадлежности.

— Неплохо сработано,— похвалил он.— А каково, собственно, работать в САПО, Ольсон? Как тебя зовут, кстати?

— Ян. Полагаю, как и на любой другой службе. Жалованье, разумеется, маленькое, но мне еще повезло — не нужно содержать семью. Тогда было бы хуже.

— Я, собственно, очень мало знаю о вашей службе. Это сфера министра внутренних дел. Я никогда не вмешиваюсь. Разве что время от времени получаю рапорт для ознакомления.

— Мне кажется, мы справляемся. Кто-то же должен заниматься грязной работой.

Сундлин прищурился и провел рукой по волосам.

— Интересно, какой толщины у вас мое досье.

— Если и есть, вряд ли оно слишком толстое.

— Оставим это. В ратуше мы остались без грога. Закажем что-нибудь выпить?

— Пива, пожалуй.

— Мне нужно что-то покрепче. Позвони. Бутылку виски мне и пару пива себе.

Ольсон выполнил поручение. Через десять минут в дверь постучали и появился официант с подносом. Ольсон оглядел его с головы до ног и показал на стол.

— Поставьте туда.

Официант с любопытством озирался. Бегающий взгляд остановился на закрытых дверях в глубине. Сундлин как раз переодевался в соседней комнате.

— Никогда не был наверху, — пояснил официант.

— Наверняка,— ласково подтвердил Ольсон.— Из тебя официант, как из меня Утенок Дональд.

— Что ты имеешь в виду?

Официант был явно возбужден, щеки его пылали, он потирал руки.

— Убирайся!— потребовал Ольсон. — Я тебя узнаю, ты журналист. Ловкий парень. Только как тебе удалось убедить дежурную смену? Сколько тебе это стоило? Сотню?

— Пять, — лаконично ответил официант и показал на дверь в спальню. — Он там?

— Кого ты имеешь в виду? Я тут один.

— Да ладно тебе, кончай, я знаю, что Сундлин здесь.

— Тогда ты знаешь больше меня. Можешь идти.

Журналист средних лет работал в провинциальной газете, имевшей филиал редакции в Стокгольме. Он стал протестовать, но это не помогло— Ольсон его вышвырнул.

— Много там еще таких, как ты? — спросил он, запирая дверь.

— Еще нет, — ответил журналист. — Но твое присутствие можно считать подтверждением, что Сундлин в отеле.

— Не знаю, о чем ты, — холодно повторил Ольсон и запер дверь на ключ.

Потом постучал в спальню и сообщил Сундлину, что заказ доставили.

— Я слышал обрывки вашего разговора, — сказал премьер. — Кто это был?

— Парень из «Абендпост». Специалист по влезанию в игольное ушко без мыла. К счастью, некоторых из них я уже знаю.

— Он только делает своё дело.

— Я тоже, — коротко ответил Ольсон.

— Извини, я не собирался тебя критиковать. Пиджак не снимешь?

Ольсон усмехнулся, вспомнив намек Йохансона на ночь с Сундлином. А если тот был прав? Однако пиджак он снял и, как обычно, почувствовал себя чрезвычайно глупо, потому что теперь оружие торчало на виду. Сундлин пригляделся к пистолету, но удержался от комментариев и хлебнул виски.

— Тебе что-нибудь известно о такого рода политических похищениях? Щадят ли похитители свои жертвы?

Ольсон почувствовал беспокойство в голосе премьера.

— В их собственных интересах, чтобы похищенный остался в живых. Иначе пропадет предмет переговоров.

— Чарлзу Линдбергу это не помогло.

— Нет, но там было похищение не политическое. Речь шла о деньгах.

Сундлин не ответил, но выпил все до дна и налил снова. На этот раз намного больше.

«Он явно дошел до предела выносливости и близок к тому, чтобы сломаться», — подумал Ольсон.

— Может, поискать снотворное? — осторожно спросил он, опасаясь, что Сундлин обидится, но нет, он даже растрогался.

— Спасибо за заботу, но как-нибудь обойдусь. Вот только все время заставляю себя не думать о Кристине, а это нелегко. У меня никого больше нет.

Ольсон заметил слезы в глазах премьера и смутился. Он встал, взял с подноса бутылку пива…

Датское…

Весь вечер и всю ночь звонили телефоны у пятерых сотрудников полиции, сидевших на раздельных аппаратах, чтобы принимать сообщения от населения, когда-то названного Великим Детективом.

— Я видел автомобиль, проезжавший по мосту, — сообщал чиновник их Хэссельби.

— Когда это было?

— В четыре утра.

— Успели заметить номер?

— Нет, но это было «вольво».

— И почему вы его заподозрили?

— Я отчетливо видел что-то на заднем сиденье.

Какая-то дама из Хагсэтра задыхаясь сообщила, что ее сосед так странно последние дни себя ведет и все что-то пилит и приколачивает…

— Но что тут общего…

— Как вы не понимаете? Строит звуконепроницаемую комнату, чтобы держать там эту бедную малышку.

Хозяйка пансиона в Ваастаден поделилась подозрениями в отношении одного из своих жильцов.

— А что он натворил?

— Он анархист.

— Ну, это не преступление.

— Да, но он себя так странно ведет…

— Как?

— Все время только смотрит на меня, и все.

Полицейский вынужден был записать фамилию и адрес странного жильца.

И так час за часом. В четверг в два тридцать была записана информация номер 344. Звучала она так:

— Алло, это полиция?

— Да, моя фамилия Свенсон.

— А я Густав Энберг. У меня магазин игрушек на Тулегатан.

— И что вы хотите сообщить?

— Пару дней назад одна женщина купила у меня три маски.

— Очень интересно, — иронически протянул полицейский.

— Мне это показалось странным. Зачем взрослой женщине три маски: Утенка Дональда, Пса Плуто и Поросенка?

— Действительно, это повод для размышлений. А вам не пришло в голову, что она может устраивать маскарад?

— Конечно, может. Но мне это показалось очень странным.

— Понимаю, — протянул полицейский, ничего не понимая. — Запишем. Вы ее знаете?

— Нет, но на вид ей лет двадцать пять. Довольно элегантная.

Если бы владелец магазина игрушек говорил всю правду, если бы сказал, что знает девушку очень хорошо, поскольку часто навещает ее частный бордельчик, возможно, полицейский бы и заинтересовался. Но поскольку Энберг был женат — жена наслаждалась отпуском на Скэрэрден, он не хотел афишировать такие контакты. Он счел, что совесть у него чиста, но все же продолжал гадать, зачем Инге Мари понадобились маски.

Настало утро, прошли сутки с момента исчезновения Кристины Сундлин и Анни Богрен, а полиция все еще не нащупала ниточку.