Он замолчал, и на губах его мелькнула ироническая усмешка.

— Не думай, что я совсем не разбираюсь в терминологии цивилистики. Когда юрист пишет о проблеме тождества, значит, речь идет не столько о тождестве, сколько о причинности. Кстати, вопросы причинной связи в неменьшей степени интересуют и нас, криминалистов.

Харалд снова заходил по палате.

— А теперь история с галошами, — продолжил он. — Галоши связали воедино покушение на убийство Лундберга и убийство фру Хофштедтер. Убийцу, очевидно, следовало искать среди тех, кто присутствовал на следственном эксперименте. Ибо это единственное место, где он мог надеть галоши Лундберга.

Харалд немного помолчал и взглянул на меня.

— Разгадать тайну галош мне тоже помог ты.

Я сделал все, чтобы не покраснеть.

— Во вторник ты пришел в «Альму» без галош, но впопыхах, когда уходил, надел галоши Бергрена. Так, Бергрен остался без галош, а на улице была слякоть. И тогда он решил надеть галоши Лундберга, хотя они были на номер больше.

Харалд вытащил трубку и сунул ее в рот. Но зажигать не стал.

— Если исходить из предположения, что убийца решил надеть галоши Манфреда, значит, ему нужно было зачем-то войти в преподавательскую, где они стояли. Вряд ли он пошел бы в преподавательскую только за галошами, слишком велик был риск, что его увидят. Значит, в преподавательскую его привело какое-то важное дело. Такое дело могло быть только у Бергрена и Улина. Возможно, в портфеле Лундберга лежали какие-то материалы, связанные с благотворительным обществом «Бернелиус», и он мог сказать об этом Улину. Петерсен просто не успел бы зайти в преподавательскую и тут же очутиться внизу: ведь ты его поймал, когда он уже садился в машину. Я скорее подумал бы на Хофштедтера. Но у Бергрена в преподавательской явно было дело крайней важности: ему надо было изъять книгу Винцлера.

Харалд встал у окна, сунул трубку в карман и снова заложил руки за спину.

— Я отнюдь не уверен,— задумчиво рассуждал он,— что нам удалось бы изобличить его в покушении на Лундберга, если бы он не убил еще и Марту Хофштедтер. Прямых улик против него не было.

Он даже хлопнул в ладоши с досады.

— Теперь мы подошли к убийству фру Хофштедтер. Ты, наверное, помнишь, что Рамселиус и Бергрен вошли в университет вместе. И вполне естественно, что они повесили свои пальто одно возле другого. Их галоши тоже оказались рядом. Но когда Рамселиус уходил, он по рассеянности оставил галоши Лундберга Бергрену.

— Ирония судьбы, — пробурчал я.

— Вот именно, — кивнул Харалд. — Возможно, Бергрен даже не заметил, что надел совсем не те галоши, в которых пришел на следственный эксперимент. Ведь в вестибюле довольно темно.

Он прошелся по комнате и продолжал:

— Перед следственным экспериментом Бергрен заходил в «Каролину». Ему надо было отогнуть гвоздь в окне туалета, чтобы вечером беспрепятственно туда влезть. В «Каролине» он по ошибке надел галоши Карландера.

— Он уже тогда задумал убить Марту?

— Не думаю. Убийство было совершено в приступе паники. И в результате он допустил ряд ошибок.

— Например?

— Например, он приводил множество фактов, которые при проверке не подтвердились. Сначала смело признался в том, что должен был встретиться с фру Хофштедтер. Это было опасное признание, но откровенность всегда располагает к доверию. Бергрен вел себя как человек, которому нечего скрывать. Разумеется, ему не хотелось связывать эту встречу с «Каролиной», где она состоялась на самом деле, и он перенес ее в здание филологического факультета. Ведь он знал, что раньше фру Хофштедтер встречалась там с Улином. Но уже здесь у него вышла осечка.

— Хилдинг? — спросил я.

Харалд кивнул.

— Правда, Улин еще ни в чем не признался. Пока не признался. И, конечно, мы все равно узнаем, что он пытается скрыть. Но он не убийца. Данные Бюгдена снимают с него все подозрения в убийстве.

— То есть?

— Бюгден возвращался от тебя в четверг в половине десятого вечера, — ответил Харалд. — В кабинете Улина в это время горел свет. Бюгден увидел свежие следы со специфическим узором на подошве и воткнувшейся в нее кнопкой. Они вели к подъезду, а не из подъезда. На ботинках Улина как раз такие подошвы. Он ведь не мог одновременно сидеть в канцелярии университета и убивать фру Хофштедтер в «Каролине».

Харалд приоткрыл дверь и выглянул в коридор. Очевидно, от кого-то, стоявшего за дверью, он получил отрицательный ответ.

— Итак, на чем я остановился? — спросил он. — Ах да… Улин как раз перед убийством пришел в университет, может быть, за одну-две минуты до половины десятого. Возможно, он действительно проводил Марту от здания филфака. Улин рассказал об этом Турину до того, как узнал про убийство. И, возможно, они расстались возле «Каролины», где фру Хофштедтер должна была встретиться с Бергреном.

— Значит, показания Эрика противоречат в данном случае показаниям Хилдинга?

— Да, но это еще не так страшно. Хуже, что он старается подвести под подозрение Германа Хофштедтера. Он утверждает, что чуть не наткнулся на Хофштедтера возле «Каролины» за несколько минут до половины десятого. А мы знаем совершенно точно, что Хофштедтер подошел к филологическому факультету через несколько минут после половины десятого. В тот самый момент, о котором говорит Бергрен, Хофштедтер еще сидел в автобусе или только садился в него на площади.

— Но Эрик мог просто ошибиться на несколько минут! — предположил я.

— Нет, тут не ошибка, — возразил Харалд. — Он утверждает, что из-за встречи с Хофштедтером он чуть было не опоздал на свидание, так как ему пришлось кружить по парку. Тем самым он хочет подчеркнуть, что в действительности подошел к филфаку вовремя, то есть в половине десятого. Там, по его словам, он прождал около четверти часа, что совершенно исключается. В этом случае его непременно поймал бы ревнивый Хофштедтер, который все время был начеку.

— Но, возможно, Герман тоже лжет? — возразил я.

— Ты забываешь, что показания Германа о поездке в автобусе были подтверждены пассажиром, запомнившим его.

Харалд помолчал, рассеянно тыча пальцем в букет Авроры фон Левензан.

— Итак, Бергрен лжет в обоих случаях: и когда указывает время встречи с Хофштедтером, и когда утверждает, что прождал возле филологического факультета около пятнадцати минут. И, конечно, лжет, заявляя, что должен был встретиться с фру Хофштедтер возле филологического факультета. Но в одном пункте он не лжет, и это очень важно.

Я вопросительно посмотрел на Харалда.

— Бергрен утверждает, что он в тот вечер действительно видел Хофштедтера, — объяснил Харалд. — И он даже выразился еще яснее: чуть было не попал к нему в лапы.

— Почему же ты думаешь, что тут он говорит правду?

— Очень просто, дорогой Эрнст, — хмыкнул Харалд. — Предположим, Бергрен не видел Хофштедтера, но утверждает обратное. В этом случае он идет на большой риск, ведь Хофштедтер может доказать свое алиби. Совсем не исключено, что Хофштедтер провел этот вечер у кого-нибудь в гостях.

Пришлось признать, что доводы Харалда меня убедили.

— На самом деле, — продолжал он, — Бергрен увидел Хофштедтера только после убийства, когда в панике бежал по Английскому парку мимо химфака к Виллавейен. Вот тогда-то он едва не попал в лапы к Хофштедтеру. Подозревая жену в неверности, Хофштедтер, естественно, обшарил комнату за комнатой весь филфак. На это ушло немало времени. И хотя в большинстве комнат было темно, это вовсе не означало, что там никого нет. Хофштедтер искал влюбленную парочку, а они прекрасно обходились и без света.

— Значит, по парку бежал Эрик?

Харалд остановился и стал медленно раскачиваться взад-вперед. Потом он улыбнулся.

— Это самый простой и логичный вывод, — сказал он. — Дело это и без того слишком запутанное, чтобы запутывать его еще больше. Из вас всех Бергрен самый сильный и самый тренированный. И ему ничего не стоило пробежаться по глубокому рыхлому снегу.