— Без галош пришел я. Но, уверяю вас, я не брал галош Манфреда и ничего не сыпал ему в кофе.

— Мы все можем уверять кого угодно и в чем угодно, — возразил Хилдинг. — Но это ничего не меняет.

— Ты слишком много говоришь о своей невиновности и слишком мало о сливках, которые отдал Манфреду, — сердито заметил Йоста и залпом допил коньяк.

— Я могу рассказать о сливках, — язвительно хмыкнул Хилдинг. — И от этого мои показания не станут менее правдивыми. Но к ним относятся с недоверием.

— Потому что у тебя весьма странное представление о правде, — заметил Йоста.

— Что ты хочешь сказать? — сухо осведомился Хилдинг.

— Говорят, что ты утверждаешь, будто в четверг вечером до одиннадцати часов сидел дома.

— Ну и что? — буркнул Хилдинг.

Даже он теперь понял, что вечеринка не удалась.

— А то, что я был здесь в половине десятого и названивал вовсю, — заявил Йоста. — Но тебя не было дома.

Хилдинг совершил очередной ритуал с сигарой. Раскурив ее, он выпустил облако дыма и посмотрел на Йосту.

— Откуда ты знаешь, что меня не было дома? Возможно, я как раз спустился в погреб. Мне захотелось выпить, и нужно было принести пару бутылок.

— Звучит очень правдоподобно, — фыркнул Йоста. — Но тебе это не поможет. Во всех окнах было темно.

— Я смотрел телевизор, — ответил Хилдинг. — Мне не нужен свет, когда я сижу у телевизора.

— Одну минуточку, — вмешался Харалд. — А что передавали в четверг вечером?

Хилдинг растерянно смотрел прямо перед собой. Турин явно наслаждался этой сценой. А Йоста откинулся назад и многозначительно посматривал на присутствующих.

— Я… я не помню, — ответил наконец Хилдинг. — Я уже забыл. Телевизор был включен, но я почти не смотрел на экран. Возможно, я задремал…

Рамселиус с довольным видом повернулся к Йосте.

— Послушай, возле тебя стоит корзина для газет,— сказал он. — Поищи какую-нибудь за четверг.

Йоста с готовностью выполнил просьбу Юхана. Он перегнулся через спинку кресла и, порывшись в корзине, почти сразу выудил из нее «Упсала Ню Тидниг».

— Посмотрим, — протянул Рамселиус. — Он наклонился над столом и развернул газету. Потом перелистал несколько полос. — Нашел!

Все молча смотрели на него.

— В двадцать один тридцать — новая программа, — продолжал он. — Карло Менотти, «Консул», опера в трех актах. Оказывается, ты любишь оперу, Хилдинг?

— Нельзя сказать, чтобы «Консул» успокаивал нервы,— насмешливо заметил Йоста. — Под такую музыку не заснешь.

Юхан сложил газету и передал Йосте, а тот сунул обратно в корзину. Все смотрели на Хилдинга. Но Хилдинг молчал, только попыхивал сигарой. Настроение у всех было подавленное. Йоста торжествующе потянулся за своей чашкой. И вдруг рука его неподвижно повисла в воздухе. Лицо побагровело.

— Черт возьми!

Все посмотрели сначала на него, потом на его руку и, наконец, на чашку. В чашке плавала спичка. Йоста медленно повернул голову и взглянул на ухмыляющегося Рамселиуса. Потом встал и, не говоря ни слова, направился в прихожую. Рамселиус вскочил и поспешил за ним.

— Не сердитесь, это только небольшой эксперимент! Нужно было проверить мою догадку. И я вовсе не хотел обвинить вас в том, что вы что-то подбросили в чашку Манфреда.

Мы долго уговаривали Йосту сменить гнев на милость. В конце концов пришлось вмешаться Харалду и авторитетно заявить, что Петерсен вызывает не больше подозрений, чем все остальные. Лишь после этого нам удалось усадить Йосту за стол. Выглядел он при этом довольно хмуро.

А мы снова набросились на Хилдинга. Он, по крайней мере, не мог уйти домой. Филипп Бринкман лукаво ухмылялся — видно, приберег что-то про запас.

— Послушай, Хилдинг, — сказал он, — Эллен звонила тебе вчера без четверти десять. И ей никто не ответил. Я знаю это наверняка, потому что она спросила, удобно ли звонить так поздно. «Хилдингу — удобно», — сказал я. — Немного помолчав, он добавил: — Речь шла об обществе «Бернелиуса».

Хилдинг устало посмотрел на него, как бы вспоминая, что еще произошло в тот злополучный вечер.

— Странно, не мог же я так долго пробыть в погребе. Должно быть, я был еще где-нибудь. Возможно, в туалете… Или… Может быть, Эллен так спешила, что неправильно набрала номер? Такие вещи случаются.

Он уцепился за эту возможность, как утопающий за соломинку.

— Студент Турин нам сказал, — вмешался Харалд, — что секретарь факультета встречался в тот вечер с фру Хофштедтер. Очевидно, после следственного эксперимента.

Хилдинг быстро взглянул на Турина. Турин и бровью не повел.

— Об этом я уже говорил раньше, — коротко ответил Хилдинг.

Но Харалд как ни в чем не бывало продолжал:

— По словам Петерсена, после следственного эксперимента он довез фру Хофштедтер до здания филологического факультета. У нас есть данные, подтверждающие этот факт. Кроме того, мы беседовали с профессором Карландером. Он сказал, что пришел на факультет около девяти, точнее — в двадцать один десять. В гардеробе он увидел дамскую шляпу и дамское пальто. Профессор обратил на это внимание по двум причинам. Во-первых, он собирался поработать в факультетской библиотеке, полагая, что будет там один, и был весьма раздосадован присутствием еще кого-то. А во-вторых, пальто висело на вешалке, которую профессор по многим соображениям считал исключительно своей. Потом он перевесил дамское пальто на другую вешалку, а на первую повесил свое пальто. Он специально постарался запомнить, как выглядит это пальто, чтобы при первом же удобном случае дать понять его хозяйке, что не стоит посягать на его вешалку. Профессор Карландер опознал это пальто: оно принадлежало фру Хофштедтер.

— Ну и что с того?

— Если Турин говорит правду, — продолжал Харалд, — секретарь факультета действительно провожал вчера вечером фру Хофштедтер. Во всяком случае от здания филфака после двадцати одного десяти. Марту Хофштедтер убили в «Каролине» между двадцатью одним тридцатью и двадцатью одним сорока. В результате вскрытия нам удалось установить момент смерти с большой точностью, и, вероятно, именно эти десять минут были роковыми. Два человека независимо друг от друга утверждают, что вас не было дома примерно между двадцатью одним тридцатью и двадцатью одним сорока пятью. Вы по-прежнему утверждаете, что в указанное время были дома?

Хилдинг вдруг резко переменил тон. Он очень твердо посмотрел Харалду в глаза, улыбнулся и сказал:

— По-моему, прокурор забыл, что здесь не полицейский участок. И у нас не допрос, а вечер, посвященный памяти Марты. И прокурору пора отведать грога. Равно как и прочим гостям…

Обстановка немного разрядилась, гости столпились вокруг стола, где был приготовлен грог. Я решил не торопиться, Эрик Бергрен тоже остался на месте.

— Почему ты ничего не пьешь? — спросил я.

— Мне нельзя, — ответил Эрик, — я на машине. Кроме того, я сегодня не в форме. Что-то неважно себя чувствую.

— Желудок?

Он кивнул. Действительно он был какой-то вялый.

— Мне все здесь не по душе, — раздраженно буркнул Эрик. — Даже поговорить не о чем.

— Выпей все же немного, — посоветовал я. — Иногда помогает.

— Вряд ли… Мне просто не надо было приходить.

— Не один ты так думаешь, — заметил я.

Бринкман и Рамселиус со стаканами вернулись к нашему столу. Тогда я тоже направился за выпивкой. Себе я налил виски с содовой. В углу стояли Петерсен и Харалд. Я подошел поближе.

— С какой просьбой вы обращалиеь к фру Хофштедтер? — спросил Харалд. Он ни на секунду не забывал о работе.

— С какой просьбой? — повторил Йоста. — Я что-то не понимаю…

— В записной книжке фру Хофштедтер множество всяких пометок. Большая их часть не имеет для нас никакого значения. Это всякие там мелочи: купить молока и тому подобное. Но есть и такая запись: «Не забыть о просьбе Йосты!»

— О какой просьбе? — подумал вслух Йоста.— Что это могло быть?

Он замолчал и задумчиво потягивал грог.

— Возможно, речь идет об Италии — это единственное, что мне приходит в голову, — сказал он после долгого раздумья. — Я попросил Марту дать мне адреса нескольких отелей, хороших и недорогих. Конечно, она не могла их все держать в памяти. Но это было давным-давно. У этой записи есть какая-то дата?