— Как заиграли волосы! — сказала она. — Очень красиво.

И только Би Баклунд не проронила ни звука. Она застыла, словно манекен, возле шелковой шторы, уставившись на что-то на полу.

— Там… там пиджак Жака, — проговорила она наконец резким срывающимся фальцетом.— И в нем… в нем кто-то есть. Но он… он лежит неподвижно. Он наверное… заболел. Ведь он же не может быть мертв?

Потом все происходило очень быстро. Мария приводила в чувство Би, которую вырвало, Аста принялась пичкать остолбеневшую Ивонну успокоительным и звонить в полицию. Через десять минут Кристер Вик со своими парнями прибыл на место преступления.

Оглядев тело и переговорив с Би, он отправил ее и большинство портних домой. Затем попросил оставшихся собраться в одной из комнат и, поскольку салон с красными драпировками по стенам на этот раз исключался, выбрал просторную и аккуратно прибранную комнату швей с тремя высокими окнами на ратушу и Шелегатан.

Там, среди швейных машинок, гладильных досок и недошитых платьев, они его и ждали — молчаливые, застывшие, потрясенные.

Четыре хорошо одетые, ухоженные женщины, объединенные совместной работой и интересом к моде. Но каковы они под этой внешней оболочкой?

Аста Арман. Строгий черный джемпер и кардиган. Жемчуга на шее, золотые браслеты на запястьях. Способная деловая женщина, уравновешенная и привлекательная.

Гунборг Юнг, неестественно прямо сидящая за своей швейной машинкой. Вся в сером, седая, недоступная.

Мария Меландер, тоже в сером, растрепанные русые волосы, бледные впалые щеки. Видел ли он когда-нибудь, как она смеется?

Ивонна Карстен была не в состоянии переодеться. В полной прострации она застыла на высоком табурете в шикарном вечернем наряде. Пустые синие глаза были обращены на инспектора Дэвидсена, но, кажется, она его не узнавала.

Палле, стоявший в дверях, разглядывал ее почти с недоумением. Где он видел такие волосы — странного желтовато-красного оттенка? Он растерянно почесал в затылке и пробормотал:

— Здесь херр Турен, он как раз был в управлении полиции. А еще тут появился какой-то тип, который говорит, что он…

Но тут и Палле Дэвидсен, и Хенрик Турен буквально отлетели в сторону, и в комнату ворвался запыхавшийся Ульф.

— Это правда? Мама! Комиссар! Скажите, что все это неправда! Я встретил Эббу Экстрем, и она… она сказала, что их отпустили, потому что тут убили еще кого-то — уже после Вероники. И она… она утверждала, что это… Жак!

— Ульф, — строго одернула сына Гунборг Юнг, — не надо так нервничать. Жак действительно мертв, но он не оживет от того, что ты хлопнешься в обморок. И кроме того, здесь не то место, куда можно врываться без приглашения, так что извинись, пожалуйста, и уходи.

— Нет,— вмешался Кристер,— раз уж вы все равно пришли, то оставайтесь. Садитесь, пожалуйста.

Пока Палле включал магнитофон, Хенрик Турен, не дожидаясь приглашения, пристроился к Марии. В черном траурном костюме он казался совсем бледным, зеленые глаза смотрели встревоженно.

— Еще одно убийство! Здесь, в ателье?

— Да.

— Как это случилось?

— Его задушили полоской ткани — такие лоскутки тут валяются в любой корзине.

— Но… разве полоска ткани для этого годится? Наверное, нужно было затянуть ее невероятно туго, чтобы задушить человека?

— Полоска плотного шелка может быть жесткой, как веревка, так что не требуется особой силы, чтобы пережать те артерии, которые питают мозг. При этом нарушается снабжение кислородом, а мозг к этому очень чувствителен. Возможно, через пару минут все уже было кончено.

— Когда это произошло?

— Этого мы пока не знаем. Видимо, вчера вечером.

— После семи, — пробормотал Ульф. — Я расстался с ним около семи.

— Где?

— Здесь,— он сглотнул слезы,— на чердаке. То есть… я хотел сказать — на лестнице.

Возможно, Кристер и не был блестящим психологом и наблюдателем, но и сын Гунборг Юнг не был ловким вруном. Менее чем за четверть часа Кристеру удалось выжать из него всю историю.

Тайная квартира. Склад наркотиков. Жак боялся полиции.

Слушатели были потрясены его рассказом. Даже если он и не знал разгадки, все разом почувствовали, как отдельные кусочки мозаики становятся на свои места.

— Деньги! — воскликнул Палле. — Огромные доходы, не облагаемые налогом. Значит, он не врал. Это у меня вата вместо мозгов. И потом, эта квартира. Вот откуда он пришел в то утро, когда шел дождь, а он был сухой, как чучело в музее.

— Да, — вздохнула Мария. — Я до смерти перепугалась, когда кто-то приоткрыл дверь там наверху. А это, оказывается, был всего-навсего Жак.

Она поздно поняла, что проговорилась. Ей пришлось изложить этот маленький эпизод, а затем выслушать упреки за то, что молчала.

Между тем Ивонна Карстен тоже начала потихоньку приходить в себя.

— Я знала. Я знала, что тут что-то нечисто. Он говорил, что я слишком любопытна, что я сую нос не в свое дело. Я недоумевала, откуда у него такая уйма денег, почему он все время ходит по барам с артистками и кинозвездами. А оказывается, он подбирал потенциальных клиентов — людей с расстроенными нервами, которые все время переживают стрессы и ищут спасение в наркотиках. И поэтому он побоялся и дальше водиться с маленькой любопытной Ивонной и без всяких объяснений дал мне отставку.

— А может быть, — задумчиво проговорила Гунборг, — он не хотел, чтобы ты была замешана. Ведь это было очень опасно. Он любил тебя и хотел оградить…

— Вот именно! — почти беззвучно выдохнул Ульф. — Он всегда обожал тебя, я точно знаю. Потому он и не хотел…

— Чего он не хотел?

Он уставился на нее, как будто она была кровавой леди Макбет, персонажем из его эссе по истории театра.

— Не хотел говорить комиссару, что видел на прошлой неделе. Когда убили Веронику!

— Ты ведь сам только что сказал, что он боялся полиции, поскольку у него у самого рыльце было в пушку из-за этой дурацкой квартиры.

— Да-да, конечно, он боялся. Но я думаю… я уверен, что он не хотел, чтобы убийцу поймали. Потому что… потому что это ты.

— Ты спятил! С какой стати, черт возьми, я стала бы убивать Веронику Турен?

Ее рыжая грива сверкала, она нервно царапала острыми ногтями черную шелковую юбку. Палле с восхищением наблюдал всю эту сцену, однако был начеку, готовясь перехватить ее руку, когда она решит закатить глупому Уффе звонкую пощечину. Но Кристер Вик неожиданно направлил ее гнев в иную сторону.

— Я могу назвать три причины,— вяло протянул он.— Во-первых, среди всех собравшихся фрекен Карстен обладает наиболее неустойчивым и огнеопасным темпераментом, который как раз и приводит к необдуманным поступкам и всплескам агрессии. Во-вторых, вы не только завидовали фру Турен, но и ревновали к ней. И в-третьих, вы ее всегда откровенно недолюбливали. Настолько, что с подловатой наивностью подростка нафантазировали целую историю о том, как она утопила бедного Фольке Фростелля, чтобы унаследовать его миллионы. Ведь это были просто ваши фантазии, верно? И вы выдавали их нам маленькими порциями, хотя все это исходило от вас, а не от вашей матушки, как вы пытались нам внушить.

— Они были одни там в Мальме, — упрямо буркнула Ивонна. — И вполне могло произойти именно так.

Однако ее большие красивые глаза беспокойно забегали:

— Где вы находились вчера вечером? — спросил Кристер. — После семи часов?

Возникла гнетущая пауза. Ивонна закусила накрашенную губу, попыталась ответить небрежно, однако голос ее звучал испуганно и напряженно:

— Я была… так, в разных местах. В городе. В парикмахерской. В метро. После девяти я была у мамы с папой, мы смотрели по телевизору на Фабиолу и пили чай, а потом я осталась у них ночевать.

— Стало быть, у вас нет и намека на алиби с семи до девяти вечера?

— Не-ет.

— И у вас есть ключ от ателье.

— Да, он у меня валяется в какой-то сумочке. Но я бы не… вы же понимаете, что я никогда… Я не могла убить Жака!

Внезапно слезы потекли из глаз, растворяя тушь на ресницах, и, прочертив глубокие борозды в слое пудры на лице, закапали тяжелыми мутными каплями на безумно дорогое платье. Хенрик Турен смущенно протянул ей платок, а Кристер Вйк, не сказав больше ни слова, перешел к проверке остальных алиби.