закрыла лицо руками, всхлипывая.

То, чего так боялся Лёня, вырвалось наружу: больная, отчаянная, всепоглощающая любовь, которая

не знает гордости. Она прощает всё, наступая на собственное горло. Можно быть сильным, но она

всё равно склонит и раздавит.

— Кис? — Крюков по-настоящему испугался. — Киса! — он рухнул на колени рядом с ней и крепко

обнял. — Не плачь, пожалуйста!

— Жалеешь? — Ира уткнулась носом в его пуховик. — Жалей. Пусть так, только не уходи. Я не

смогу, я не сумею без тебя. Я просто умру.

— Прости, я такой идиот, — Павел, отстранившись немного, обхватил её лицо ладонями и заставил

посмотреть на него. — Я тебя люблю, Ир. Я тебя очень люблю. Пожалуйста, прости.

— Скажи ей правду, — Женя, морщась, поднялась и осторожно двинулась к выходу. Обернувшись, она добавила: — Я сегодня переночую где-нибудь. Вы нужны друг другу.

Хватит. Она сделала, что могла. Её друг, обделённый женским вниманием, на протяжении многих

лет взращивал в себе комплекс неполноценности. Как он мог так запросто поверить, что для кого-то

является всем? Да, он видел привязанность Ирины, но на подсознательном уровне его грыз жирный

червь сомнения, питающийся неуверенностью в себе. Казалось, что всё хорошо, что он верит, но…

Всегда есть это проклятое «но». Ревность вытащила наружу страхи. Тут никакие разговоры и

убеждения не помогли бы — он должен был понять это раз и навсегда, увидев воочию.

А ей здесь больше нечего делать. Мы часто жертвуем чем-то ради дорогих нам людей, и Копейкина

поняла, чем пожертвовала, лёжа там, на исцарапанном коньками льду, когда взглянула на Олега, застывшего каменным изваянием и сжимающего кулаки. Он не ждал объяснений, он просто смотрел

на неё, раскинувшуюся звездой, и на плачущую Кису. Смотрел и закрывался. Развернувшись, он

уехал к противоположному бортику, где его младший брат учился кататься под руководством Алеси.

Он сделал выводы, а доказывать что-либо Жене не позволяла гордость.

***

— Привет, ты чего без звонка? — Лёня удивлённо смотрел на племянницу, топчущуюся на пороге.

— Телефон разрядился. К тебе можно?

— Конечно, — Костенко отступил, пропуская гостью. — Что случилось?

— Ничего.

— Это ты кому-нибудь другому рассказывать будешь, — мужчина закрыл входную дверь. — У тебя

на лице всё написано.

Разувшись и сняв куртку, Женя прошла за дядей на кухню и, устроившись на высоком стуле, уставилась перед собой.

— Без ста грамм, чую, не разберёшься, — Лёнечка достал из шкафа непочатую бутылку коньяка. —

Я тебя внимательно слушаю, — плеснув тёмной пахучей жидкости в пузатый бокал, он протянул его

девушке.

— Скажи, — она сжала пальцы на прозрачной ножке, — когда любишь, простишь всё, что угодно?

— Любить по-разному можно.

— И так можно?

— И так. Только хорошего я в этом не вижу.

— Почему?

— Рано или поздно такая любовь убивает, если не находит абсолютной взаимности. К чему эти

вопросы? — Лёня нахмурился.

— Не беспокойся, я просто интересуюсь.

— Хорошо, а то я уже было подумал, что эта гадость воздушно-капельным путём передаётся, и

хотел попросить тебя не дышать в мою сторону.

— А ты знаешь кого-то, кто так влюблён?

— Киса. Жень, я это своими глазами видел.

— Блядь, — девушка опрокинула в себя содержимое бокала и поморщилась.

— Что? С ней что-то случилось? — Костенко замер.

— Расслабься, у неё полная взаимность. Знаешь, когда-то мне было очень обидно, что ты так

трясёшься над ней, — Копейкина улыбнулась. — Я жутко ревновала.

— А сейчас?

— А сейчас я понимаю, что её нельзя не оберегать. Она такая нежная, добрая, а я… Оторви и брось.

— Глупышка моя, — Лёня обогнул стол и обнял племянницу. — Воробушек, ты сама не

представляешь, что сделала для меня. Я ведь почти сломался, когда вся семья в мою сторону

кривиться начала, а ты, совсем ещё ребёнок, приняла меня таким, какой я есть, наплевав на мнение

других. Я до сих пор помню, как у тебя глазищи сверкали, когда ты матери сказала, что я лучше, чем

любой из них. Мне жить захотелось, Женька. Я понял, что не один, что у меня есть ты.

— Лёнечка, как я могла отказаться от тебя? — Женя попыталась улыбнуться. Когда она была

маленькой, именно дядя мазал ей разбитые колени зелёнкой и дул на ранки, чтобы не щипало. Он

подарил ей первый велосипед, на котором сам же учил её ездить, он водил её по выходным в парк, катался с ней на аттракционах и покупал сладкую вату. Он всегда был рядом. Как она могла

отвернуться от человека, который читал ей сказки, усадив к себе на колени и ласково называя

воробушком? Да она от родителей такого внимания и ласки не получала! И когда ей сказали, что она

не должна общаться с дядей, потому что он мерзкий и Бог его накажет, она готова была защищать

его ото всех: от бабушки с дедушкой, от матери с отцом и от злого Бога, который хочет наказать

такого хорошего Лёнечку. Никто не смог отобрать у неё его.

— Ты очень сильная, малышка, — Костенко поцеловал девушку в растрёпанную макушку. — Я

знаю, что ты со всем справишься, если захочешь, поэтому и не лезу к тебе со своей опекой. Таких, как ты, нельзя душить и сковывать. Тебе летать нужно, а не в клетке сидеть.

— Ты единственный, кто всегда понимал это.

— Потому что я такой же.

— Я люблю тебя, Лёнь.

— Всё так плохо?

— С чего ты взял?

— Ты не любишь показывать свои чувства. Что случилось?

— Ерунда, — Копейкина отстранилась и, взяв бутылку, налила ещё немного коньяка в бокал.

— Да нет, что-то явно случилось, — цокнул языком мужчина, глядя, как племянница махом

выпивает обжигающую жидкость. — Ты же вроде ездила куда-то на несколько дней?

— В Питер.

— Плохо отдохнула?

— Наоборот, отлично.

— Тогда в чём дело?

— Скажи, а что сильнее, любовь или гордость?

— Так вот куда тебя понесло… Воробушек, я никогда не любил. Наверное, я не имею права

отвечать на такие вопросы, но всё-таки отвечу, — Лёня присел на соседний стул. — Не позволяй

никому топтать свою гордость. Ты потом саму себя презирать будешь. Любовь, если это

действительно любовь, не исчезнет. Не знаток я в этом, прости.

— Всё нормально. Я тоже считаю, что нельзя давать кому-то вытирать об тебя ноги.

— Ты влюбилась?

— Быть может, только показалось, — Женя снова потянулась за бутылкой, но дядя перехватил её

руку.

— Если ты задаёшь мне подобные вопросы, значит, не показалось. Не те мы люди, чтобы впустую

говорить об этом.

— Лёнечка, а если я потеряю себя? — «бегающие» глаза шарили по его лицу.

— Ты? Шутишь?! Женька, ты в детстве смогла пойти против всех ради того, во что верила! Ты себя

никогда не потеряешь.

— Только ты в меня и веришь, — нагнувшись, Копейкина положила голову на чужие колени и

зажмурилась. — Прости, что так редко прихожу.

— Главное, что ты не забываешь своего старого ворчливого дядьку.

— И не забуду.

— Расскажешь, кто тот счастливчик, на которого ты обратила внимание?

— Тебе правда интересно?

— Конечно, — Костенко гладил девушку по волосам.

— Ромкин сын.

— Олег? Неожиданно. Я бы не удивился, если бы сам Роман, а тут даже не знаю, что сказать. Хотя

парень он видный.

— Угу.

— Ты совсем раскисла. У вас взаимно?

— Вроде.

— А почему в голосе неуверенность?

— А я сейчас ни в чём не уверена, — Женя обхватила ноги дяди руками и устроилась поудобнее. —

Можно я останусь у тебя?

— Это даже не обсуждается, могла бы не спрашивать. Мне скоро на работу. На случай, если я не

приеду к утру, дубликат ключей в прихожей возле зеркала.

— Я помню.

— Развеяться не хочешь?

— Нет.

— Воробушек, кажется, ты по-настоящему влюбилась.