больше, чем думать.

— А ничего, что я твоего ребёнка ношу? — предприняла последнюю попытку Наталья.

Не выдержав, Толик расхохотался, закрывая ладонями лицо. Театральные подмостки, наверное, рыдают по его любовнице.

Кое-как успокоившись, он пристально посмотрел в её глаза и чётко произнёс на резком выдохе:

— Я бесплоден.

Пожалуй, именно это признание всегда было для него самым трудным. Когда-то его невеста

сбежала, узнав такие подробности, а ведь он её любил, очень любил.

— Ты… э… я… — женщина опёрлась ладонями о стол, чтобы удержаться на ногах. — Так ты знал?

— Да.

— И всё равно… Боже! — она осела на пол и вцепилась пальцами в волосы, протяжно всхлипнув, а

потом и вовсе взвыв, как совсем недавно выл Дик.

Она боялась взглянуть на человека, который был готов принять чужого ребёнка за своего

собственного. Это невозможно. Такие люди не встречались в её жизни. А перед глазами поплыли

кадры из их жизни. Он никогда не упрекал её, отпускал, снова принимал. Да, у них не было любви, но ей хотелось думать, что есть кто-то, к кому она может вернуться, если жизнь прижмёт. Мерзко, эгоистично, но в этом мире нужно крутиться, чтобы выжить.

Последний раз ей было стыдно очень давно, когда утром, проснувшись после очередной попойки с

друзьями, она оказалась голой и потрёпанной в кровати с двумя одноклассниками. И сейчас, как и в

тот момент, ей хотелось сквозь землю провалиться. Почему он такой? Почему этот человек не умеет

быть корыстным, завистливым и подлым? И внезапно у неё появилась злость на саму себя за то, что

не удержалась и ответила на звонок бывшего, согласилась на встречу, в очередной раз поддалась

ему, поверив пустым обещаниям, а потом вернулась сюда, рассчитывая, что Щербатый верной

собакой будет ждать её у порога, зажав в зубах тапки, потому что теперь они не просто любовники, а

потенциальные супруги.

Наталья обхватила руками его ноги и уткнулась в колени, разрыдавшись.

— Красивые женщины уходят гордо, Наташ. Не ломай стереотипы, — Финогенов погладил её по

волосам. Он не злился и не осуждал её. Ему было плевать. Предел человеческого терпения рано или

поздно наступает. Если бы не было этой попытки совместного проживания, если бы она не вернулась

после встречи с другим обратно, он бы по привычке вычеркнул её из своей жизни, а потом, спустя

время, возможно, снова провёл бы с ней несколько прекрасных ночей, потому что так было всегда, но теперь слишком многое изменилось. Теперь невозможно было сделать вид, что ничего не

произошло. Может, это было удачное стечение обстоятельств, способное разорвать, наконец, замкнутый круг, в котором они оказались, и закончить то, что толком не успело начаться.

Зачем издеваться над собой, если понимаешь, что ничего хорошего не выйдет?

Погнавшись за мечтой, Толик споткнулся, упал, ободрав ладони, но всё ещё верил, что когда-

нибудь…

— Прости меня, — Наталья крепче вцепилась в него.

— Мне не за что прощать, Нат. Я просто не хочу так.

— Я изменюсь, я…

— Не надо, — мужчина продолжал успокаивающе поглаживать её по растрёпанным волосам. —

Вырасти своего ребёнка человеком. Ты сможешь, если захочешь.

— Куда я пойду?

— У тебя есть мать. Она не оставит тебя. Это твой шанс изменить что-то, Наташ. Ты сама должна

дать его себе.

Её трясло. Осознание реальности не отпускало, накрывая с головой. И некого винить, кроме себя.

Противно понимать, что ты ничтожество. И лучше бы Щербатый наорал на неё, даже ударил, но не

успокаивал, как маленькую девочку, у которой отобрали любимую куклу. Но он был таким. Он не

мог иначе.

Он привык защищать женщин, а не набрасываться на них, вымещая злость, чем не брезгуют многие

мужчины.

Поднять руку на женщину, старика или ребёнка — перестать быть мужиком. Это последнее дело.

Финогенов помог Наталье встать и осторожно обнял. За что ему злиться на неё? Она такая, какая

есть, и он всегда знал это. Просто мечта должна была остаться мечтой.

— Мне отвезти тебя или вызвать такси?

— Отвези.

— Хорошо.

— Ты простишь меня когда-нибудь?

— Я уже говорил, что мне не за что прощать тебя.

— Нельзя быть таким добрым.

— А я не добрый, Нат, я не святой. Я, может, один из худших людей.

— Нет, Толь, ты просто не знаешь, чего стоишь.

Она собирала вещи в сумку и с горечью думала о том, что ждёт её впереди. Как сложится жизнь? В

любом случае она будет благодарна этому человеку до последнего вздоха.

Мы все ошибаемся, ища свой путь, гонимся за призрачными иллюзиями и порой не видим

очевидных вещей. Идеальных людей нет. Кто-то найдёт свою дорогу, а кто-то так и будет до конца

блуждать по тропинкам, ведущим в противоположном направлении от цели.

У нас нет определённого маршрута, карты и компаса. Это жизнь, и она постоянно встряхивает нас, пинает, ломает, и только сильные продолжают бороться, а слабаки покоряются.

Мы не знаем заранее, что нас ждёт, строим какие-то планы, мечтаем, фантазируем, но лишь

единицы способны реализовать все свои задумки, пойдя наперекор всему.

Наталья застегнула визжащую молнию на сумке, села на кровать и огляделась, зачем-то запоминая

место, которое покидает навсегда. То, что это навсегда, она уже не сомневалась. Толик попрощался с

ней, отпустил, но не вышвырнул, а дал шанс найти себя. Просто ей больше не было места в его

жизни, и она понимала это. Когда кусаешь руку, которая тебя кормит, не стоит ждать чего-то иного.

— Ты готова? — он заглянул в комнату.

— Да.

— Едем?

— Конечно.

Женщина потрепала притихшего Дика, лежащего в коридоре на мягкой подстилке.

Она одевалась молча, механически, глядя в одну точку перед собой.

Оглядевшись в последний раз, Наталья вышла из квартиры и встала возле лифта, дожидаясь пока

Щербатый закроет дверь.

Подхватив её сумку, он вызвал лифт, хотя предпочёл бы спуститься пешком.

Между ними повисла тишина, не гнетущая, не болезненная, а пустая. Кажется, уже всё было

сказано.

Финогенов забросил сумку на заднее сиденье своей старенькой «девятки», открыл переднюю дверцу

для бывшей любовницы и, обойдя машину, сел за руль.

Наталья сама включила музыку, чтобы не слушать тишину, которая немного пугала её. Сейчас ей не

был противен шансон, который обожал Толик и так ненавидела она. В самом деле, какая разница, что играет, заглушая тишину?

Хлопья снега летели навстречу, ударяясь о лобовое стекло, тая и сползая по нему каплями.

Скрипучие дворники, подобно маятнику, двигались перед глазами в едином монотонном ритме.

Ей всегда нравился ночной город, но сегодня он почему-то был омерзителен и казался виновником

всех человеческих бед. Города — места встреч и расставаний миллионов людей. Города —

безжалостные убийцы, коверкающие и ломающие жизни. Города — каменные глыбы, сдавливающие

своими толстыми стенами. Города — пристанища разврата и похоти. Города — топи, затягивающие

и не позволяющие вырваться. Города — слишком манящие, чтобы не полететь мотыльком на их

свет.

— Мы приехали, — Финогенов коснулся плеча Натальи.

— Спасибо, что подвёз, — она выжала из себя улыбку.

— Ерунда. Помочь с сумкой?

— Не нужно. Давай расстанемся здесь и сейчас.

— Прощай, Ната.

— Будь счастлив.

Глава 31

— Сколько можно ждать? — Женя буквально втащила Олега в квартиру, вцепившись в воротник

его куртки.

— Извини, свалил, как только смог.

— Что Ромке сказал?

— Что школьные праздники не для меня, и я лучше зависну с друзьями.

— Отличная версия, — Копейкина кивнула. — Раздевайся.

— Так сразу? — усмехнулся старшеклассник, снимая куртку.

— Меньше слов, больше дела.

— Мне нравится твой настрой.

— Жду в спальне, — девушка подмигнула Смирнову и, покачивая узкими бёдрами, удалилась.