интересного разговора.

Почему все вокруг пытаются наладить его личную жизнь? А самое странное, что близкие ему люди

сошлись во мнении, решив, что Татьяна послана ему свыше: Сизов, Копейкина, теперь и

собственный сын — они с ума посходили?

Нет, конечно, он стал чаще думать об Антоновой, возможно, чересчур часто, но это ведь ничего не

значит. Да, ему неприятно, что Олег проявляет к ней повышенное внимание, что Костя не давал

прохода до недавнего времени, что Артамасов периодически объявляется с телефонными звонками, но это же не… А что это?

Это не ревность.

Самоубеждение — сила.

Если постараться, можно убедить себя в чём угодно. А надо ли?

И что ему делать? Нервы совсем расшатались, он стал чаще срываться, и Татьяна пару раз попадала

под эти срывы, поэтому идти сейчас к ней с нелепыми признаниями нельзя. Как она отреагирует?

Вероятно, посоветует ему хорошего психиатра.

И вообще, может, он ей омерзителен, и она терпит их общение из-за детей.

Сомнения — один из наших главных врагов. Мы опасаемся всего, накручиваем себя, придумываем

отговорки и тратим понапрасну драгоценное время на никчёмное самокопание.

Если бы жизнь Романа сложилась иначе, если бы в ней не было столько разочарований, он бы, не

раздумывая, взял желаемое. Правда, осталось разобраться с тем, чего конкретно он хочет.

Хочет, очень хочет, но боится признаться самому себе, что его нынешние желания слишком

отличаются от привычных.

Смирнов никогда не был трусом, но почему-то сейчас терялся, как малолетний пацан.

И, кажется, его сын и ненормальная подружка решили разобраться со всеми этими страхами, опасениями и заморочками. Это даже интересно.

Глава 24

Дмитрий смотрел на проносящиеся мимо деревья из окна электрички. Народу было мало, что не

могло не радовать. Повернувшись к пытающемуся не уснуть Толику, он спросил:

— А на машине нельзя было?

— Я после смены за руль не сажусь, если к матери ехать нужно. Да и в воскресенье на обратке мы

бы в пробках увязли.

— И сколько нам ещё тащиться?

— Два часа, потом полтора на автобусе.

— Я уже жалею, что согласился.

— А ничего, что ты сам напросился со мной? Тебя насильно не волокли.

— Не злись, Толь.

— Я не злюсь. Это нормально, что ты на малого всё оставил?

— За один день Костя вряд ли развалит компанию, — Сизов усмехнулся. — К тому же ему полезно

отвлечься. Он заморочен ещё больше, чем раньше, когда он преследовал Татьяну.

— Ему нужно время. Не у всех же любовь, как у некоторых, — Щербатый недовольно поморщился.

— Чем тебе Пашка не нравится? По-моему, у них с Кисой всё прекрасно.

— Ага. Вроде неделя прошла, а я до сих пор никак не отойду от этой новости. Я ничего против

Крюкова никогда не имел, но уж точно не рассчитывал породниться с ним.

— А тебе обязательно нужно, чтобы рядом с ней был двухметровый амбал?

— Нет, достаточно того, чтобы он хоть немного на мужика походил и мог заступиться за неё.

— Пашка любого интеллектом задавит!

— Как бы ему этот интеллект не отшибли при случае.

— Ты строг к нему. Я вот думал, что Лёнечка наш немощный. Нет, он, конечно, не тянет на

изнеженного павлина, но я всё равно не ожидал, что он способен махать кулаками.

— Он был на Крюкова похож, когда к нам в часть прибыл. Такой же суповой набор. Его ведь отец

служить отправил, заявив, что армия из него мужика сделает. Он с катушек слетел, как узнал, что

сынок не на сиськи, а на члены онанирует.

— И как, сделала армия из Костенко мужика?

— Он в первый же месяц службы с прапором снюхался, а потом ко мне прицепился. Не знаю, что

там было после моего дембеля, но он армейку с восторгом вспоминает до сих пор, — Финогенов

старался говорить тихо. — Наверное, это единственное, за что Лёня отцу благодарен. Он же для них

пятном позора стал. Вся семья отвернулась, даже сестра, которую он всегда обожал, губы кривит, когда видит его. Они если и пересекались, то только из-за Женьки, потому что она характер

проявила, как только понимать ситуацию начала. Соплячкой ещё была, но упёрлась, что с дядькой

общаться будет и точка.

— Да, она с характером, сразу видно, — кивнул Дмитрий. — Если уж она на Ромыча способна

влиять, то удивляться нечему.

— Я слышал, что они вместе.

— Слухи?

— Да.

— Я тоже слышал эти бредни, но заметил, что открытого обсуждения нет. Такое ощущение, что

Смирнова с Копейкиной боятся. Пока это не несёт каких-то проблем, я держусь в стороне.

— Думаю, они в состоянии заткнуть глотки тем, кто решит сунуться куда не следует.

— В этом я не сомневаюсь, — Сизов повернул голову, с интересом наблюдая за цепочкой людей, проходящих мимо них в следующий вагон. Он перевёл взгляд на Толика: — Куда все идут?

— От контролёров, — широко улыбнулся Щербатый. — Сам когда-то зайцем скакал, было время.

— Не хочешь вспомнить молодость?

— Как-нибудь обойдусь.

— Нет в тебе духа авантюризма! А я пойду, — пожав плечами, Дмитрий поднялся. — Хочу

развлечься.

— Удачи.

Толик смотрел в спину удаляющемуся любовнику. Ненормальный. Определённо.

То, что происходило между ними, было странным и непривычным. Нет, ему нравился Сизов, просто

хотелось обычной жизни с какой-нибудь хозяйственной бабёнкой. Он привык так, он считал это

правильным.

Без сомнения, им обоим было хорошо, порой даже слишком хорошо, но разве это значит что-то, когда задумываешься о создании семьи?

Одно дело — спать с мужчинами, удовлетворяя свои потребности, совсем другое — строить с ними

отношения. Может, его принципы были эгоистичны и мерзки, но время не меняло их.

Лёня продержался рядом с Финогеновым столько лет, потому что никогда не пытался перейти

черту, ни на что не претендовал и оставался доволен негласными правилами.

Иногда люди требуют от нас слишком многого, не понимая, что мы не можем дать им желаемое.

Тогда они уходят, громко заявив о себе напоследок и оставив гадливый осадок.

Именно поэтому Толик не давал обещаний, за выполнение которых не мог поручиться. Зачем?

Возможно, он не думал бы сейчас обо всём этом, если бы не внезапный звонок его бывшей. Наталья

просила о встрече, а она умела быть настойчивой, и Щербатый согласился.

Без сомнения, Дмитрий был хорош в постели: он самозабвенно отдавался и нетерпеливо брал, не

забивая голову лишними условностями. Он мог провести вечер перед телевизором, смотря футбол и

глуша пиво, или вытащить Щербатого на улицу, разглагольствуя о пользе свежего воздуха. Он был

разным: серьёзным на работе, весёлым в компании приятелей и друзей, упрямым и убедительным, отстаивая своё мнение, смешным, наступив в ведро с клеем для обоев, злым, ругаясь с любопытной

бабкой, живущей двумя этажами ниже, забавным, изображая официанта и ставя на стол тарелку с

подгоревшими котлетами — он был настоящим. Только вот женщиной Сизов не являлся, и это

перечёркивало малейшую возможность на серьёзные отношения с Финогеновым.

Толик посмотрел в окно на бегущую по платформе толпу, в центре которой нёсся его любовник, широко улыбаясь и волоча на буксире молодую девушку, спотыкающуюся на каждом шагу. Да, чем

бы дитя ни тешилось, как говорится… От этого зрелища Щербатого отвлёк контролёр, настойчиво

требующий показать билет.

На своё место Дмитрий вернулся с такой счастливой улыбкой, будто госпожа Удача раздвинула

перед ним ноги:

— Это было круто!

— Ребёнок.

В ответ мужчина поморщился и показал язык, вызвав у Щербатого смех.

Всё-таки с Сизовым было комфортно, будто всё так, как и должно быть.

Антонина Ивановна стояла на крыльце, пристально глядя на тропинку, ведущую к их дому. Сын

предупредил её о приезде, и она, не удержавшись, вышла на улицу, едва заметив в окно автобус.