— О’кей, — сказал он. — Давай попробуем. Но ты понимаешь, сколько важных людей будут недовольны нами?

— Я не боюсь их, а ты?

— С тобой я вообще ничего не боюсь, — решительно сказал Муравьев. Вспомнил слова Котовича — многие люди поддержат его, если нужно будет, да и Марина была уверена в том, что съемочная группа поймет их и не осудит. Ну так что же осторожничать?

Такая девчонка любит его, может, это и есть счастье?

Марина осторожно обняла его, стараясь не тревожить травмированное плечо, страстно припала губами к его губам.

Сушина сидела в своем тесном кабинете, жадно затягивалась дымом тонкой коричневой сигареты. Вот уж не думала, что это будет так неприятно, да просто омерзительно! Смотреть на воркование двух голубков. А этот придурок Стернин ни мычит ни телится! Давно уже должен был топнуть ножкой, вякнуть на Селиванова, чтобы приструнил лихого ловеласа, — ничего подобного. А он ведь крутой мужик, все про это говорят. Нет, молчит… А если у них все будет замечательно и Стернин будет умиленно лыбиться, ожидая внука или внучку? Зачем тогда она оторвала от себя Муравьева? Что выиграла при этом? Ничего! Так не должно быть и не будет!

Вспомнилась Ольга… Горохина она была, не стала менять фамилию после замужества. Дура невероятная, даже в этом… Ну зачем тебе фамилия нищего доцента? Так нет, осталась Горохиной, очень «симпатичная» фамилия! Объяснила это так: «Не хочу, чтобы меня связывали с тобой, известной личностью в светском обществе, хочу быть сама по себе». Гонору у нее было много, а ума — не очень, несмотря на то что была кандидатом наук, преподавала в МГУ.

— Таня, он позвонил, сказал, что хочет встретиться в кабаке «Без мазы», я даже не знаю, где это!

— Успокойся, Оля, это в центре. Кстати, элитный ночной клуб, туда посторонних не пускают.

— Он сказал, мне будет заказан столик, нужно предъявить паспорт, но говорил так… так!..

— Успокойся, не реви. Как он говорил?

— Как будто… хотел откупиться о-от меня-а…

— Ну и ладно, раз откупиться — проси больше, бери бабки и впредь будь умней.

— Заткнись ты, корова! Что ты знаешь о нем?!

— Оль, я понимаю, что ты расстроена, но все же — выбирай выражения.

— Да пошла ты, дура несчастная! Вот послал Бог сестру! Я сама разберусь, сама решу, что мне делать, поняла?! И не нужны мне твои идиотские советы!

— Да успокойся ты. Оль, все нормально, ты посмотри на себя — женщина симпатичная, не дура. У тебя все впереди. О дочке подумай, в конце концов.

— Не твое дело, поняла?!

Сушина погасила окурок в пепельнице, закурила по новой.

Вот так они виделись последний раз. И поссорились. Сестра убежала, даже не попрощавшись. Исчезла навсегда… И с тех пор живут в душе вина и желание отомстить подлецу, который довел ее сестру до скотского состояния, до того, что умная женщина, кандидат наук, не могла слушать вразумительные речи даже родной сестры, тем более что она была для нее больше, чем сестра, — второй матерью, по сути.

Презрительная усмешка исказила сухие губы, резко обозначились морщины в их уголках. Он должен быть наказан. И она сделает для этого все! Начало положено, крючок с наживкой проглочен, дело за малым — дернуть его в нужный момент!

И она дернет его. Что бы там ни думал, ни соображал суровый банкир Стернин, а скоро он будет в ярости от того, что его дочурка спит с Муравьевым! Уж об этом-то она позаботится, кто бы сомневался!

Черная «хонда» Муравьева остановилась у подъезда двенадцатиэтажного дома на Филевском бульваре.

— Подождешь? — спросил Марину Муравьев, открывая дверцу.

— Конечно. Но ты недолго, Игорь?

— Нет, постараюсь быстро решить вопрос. Тут главная проблема — дома Надежда или нет.

— Ладно. Я буду ждать. Правда, мне очень хочется познакомиться с твоим сыном.

— А мне хочется поцеловать тебя.

Муравьев обнял Марину, их поцелуй был таким долгим и страстным, что оба поняли — после свидания с сыном Муравьева они поедут на Ярцевскую.

Он поднялся на третий этаж, позвонил в дверь. Она открылась через минуту, на пороге возник мрачный мужик в тренировочных штанах и застиранной футболке.

— Чё надо? — грубо спросил он.

Муравьеву не понравился ни вид нынешнего мужа Надежды, ни его тон.

— Тебя не надо, — жестко сказал он. — Позови моего сына, Артема, я хочу с ним погулять.

— A-а, Муравьев… Артист наш знаменитый… Давненько ты не вспоминал о своем сыне. Да и он о тебе тоже.

— Ты свои суждения оставь при себе и позови Артема, — сказал Муравьев, чувствуя, что теряет контроль над собой.

— А что будет? — с ухмылкой спросил мужик. — Учти, хоть ты и знаменитый артист, а в морду можешь получить запросто. Так что вали отсюда!

— Ты мне угрожаешь?

— Я тебя посылаю! Не понял, да?

Муравьев мгновенно имитировал удар в лицо, мужик вскинул кулаки, прикрываясь, но настоящий удар пришелся в солнечное сплетение здоровяка, от которого он утробно охнул и согнулся.

И тогда Муравьев ударил кулаками, правым и тут же левым, снизу по челюсти. Мужик свалился на вытертый коврик в прихожей. Из комнаты выбежал шестилетний мальчик, склонился над поверженным.

— Дядя Гена… — пробормотал он. — Дядя Гена, что с вами? — Потом поднял ненавидящие глаза на Муравьева, крикнул: — Ты бандит самый настоящий! Уходи отсюда!

— Артем, я твой папа, ты что, не узнаешь меня? Артем… — пробормотал Муравьев, отступая под ненавидящим взглядом мальчишки.

— Уходи отсюда, уходи! — с плачем кричал мальчик. — Я не хочу тебя видеть, понял?

— Хорошо-хорошо, Артем, я ухожу. Зайду как-нибудь в другой раз, когда мама будет дома.

Муравьев изобразил улыбку и пошел вниз по лестнице. Получил то, что заслужил… Сын не хочет его видеть… Да, наверное, он прав. Столько лет не виделись, даже день рождения своего первенца иногда забывал, а если и помнил, присылал в подарок игрушку… А парню, наверное, хотелось поговорить с отцом, тем более известным актером, потом друзьям рассказать об этом. Но скорее всего приходилось скрывать, что актер, которого часто показывают по телевизору, — его отец. Гордый парень растет, он в детстве был таким же…

Надежда, понятное дело, хороших слов об отце Артему не говорила, дела ее шли не блестяще, судя по квартире и по очередному мужу, человеку, явно далекому от мира искусства.

Но черт возьми! Пять лет назад, когда он активно снимался, много зарабатывал и уже был известным актером, у Нади появился богатый «покровитель». Она тоже снималась, играла в театре и была замечена людьми с большими деньгами. Он долго не придавал значения слухам, которые так или иначе достигали его ушей, а потом сорвался. Выяснение отношений было бурным и, наверное, совершенно безобразным, если смотреть со стороны. Надежда не оправдывалась, она сама обвиняла его в изменах, в том, что он мало внимания уделяет семье, жмот невероятный… Даже сейчас, когда прошло столько лет, горькая усмешка исказила его губы.

Тогда он не изменял жене, много работал, купил двухкомнатную квартиру, хотелось обставить ее красиво, естественно, приходилось серьезно ограничивать собственные расходы. Но жена, сама актриса, уже возомнила себя звездой и хотела жить не хуже, чем Джулия Робертс…

Он просто собрал свои вещи и ушел. Полгода жил у тестя Котовича на даче, а потом купил квартиру на Ярцевской. Надежда запретила встречаться с Артемом, сказала, что не хочет травмировать психику ребенка. Честно говоря, он обиделся на них обоих. Дураку понятно, что малыш тут ни при чем, он его сын, но… ребенок жил с Надеждой, в квартире, которую он так любил — первая своя квартира в Москве, честно заработанная… Если откровенно — все, что связано с тем миром, им построенным, из которого его вынудили уйти, было противно. Теперь понятно, что был не прав, нужно было чаще встречаться с сыном, но… тогда он был молод, горяч и не умел прощать. А теперь здесь живет чужой мужик, наверное, что-то делает для его сына, но сама квартира… Ну что ж, можно только аплодировать гению Пушкина, написавшего «Сказку о рыбаке и рыбке». Актуальнейшее произведение!