— А что, это очень правильное решение, — сказала Лилия Максимовна. — Она волнуется за партнера по съемкам, ведь всякое может быть: и травмы, и даже худшее. А когда не видит съемок, разумеется, сыграет… Молодец режиссер… как его там?

Стернин долго молчал, наморщив лоб, пытаясь понять смысл происходящего.

— Так, значит, она не была сегодня на съемках? — наконец спросил он. — А что же делала весь день?

— Попросила меня сопровождать ее, и мы долго ездили по центру, заходили в магазины, накупили и продуктов, и всяких безделушек Марише.

— А Валера сказал, что звонил, ему ответили — не знаем…

— Врет, — уверенно сказала Мария Петровна. — Значит, следил за нами. На студии все прекрасно знали, что Марина сегодня не должна быть на съемках.

— Ну, Валера, не ожидал от тебя… — пробормотал Стернин. — Мог бы позвонить…

— Что с цветами делать, Иван Тимофеевич?

— Что хотите, — сердито сказал Стернин.

Мария Петровна встала со стула, сунула букет в мусорную корзину. Стернин посмотрел на нее с удивлением, но ничего не сказал.

Шестеро актеров третий раз вышли на бис, поклонились неистовой публике, и, поскольку большинство из зрителей были женщины, которые кричали и визжали: «Игорь! Игорь!» — к рампе подошел Муравьев.

— Спасибо, друзья, — усталым голосом сказал он. — Спасибо, что вы с нами. Это, честное слово, здорово. Но время позднее, а у нас у каждого, как поется в песне: «Есть еще дома дела». Настало время расставания. Приходите к нам еще, обещаю, мы оправдаем ваши ожидания. Приходите, и мы вместе погрузимся в прекрасное состояние, которое именуется — театр! Удачи вам!

Он помахал зрителям рукой и решительно пошел в гримерку, провожаемый громом аплодисментов. Другие актеры пошли вслед за ним, и, как только сцена опустела, смолкли аплодисменты в зале, зрители потянулись к выходу.

В гримерке, которую Муравьев делил со своим давним другом и партнером по спектаклю Славой Котовичем, он смыл грим, переоделся в свое, закурил, сидя перед зеркалом.

— Классно сегодня играл, Игорь, — сказал Котович, натягивая джинсы.

— Да нормально, — сказал Муравьев. — Но приятно, что народ все еще хлопает, значит, есть порох в пороховницах, а, Славка? Пока они хлопают, мы живем!

Котович, высокий, мускулистый брюнет, сосредоточенно засопел, обул туфли, встал, надел кожаную куртку.

— Знаешь, Игорь, мы сегодня все классно сыграли, ты, понятное дело, первый, говорю это искренне, ничуть не ревную.

Спектакль второй месяц идет с аншлагом, и что? Тебя знают по сериалам, меня, кроме театралов, не знают вообще. А какие-то телепупсики — звезды, известные всей стране! Торчат в «ящике», с умным видом поддакивают всяким там гостям, которые лезут к ним за бабки, и — звезды?! Такие же, как Раневская, Грибов, Крючков, Леонов? Караченцов, Абдулов, Гурченко? Такие же, как Муравьев? Ты сегодня орал, бесился, катался по сцене, и все по-настоящему. Да и я не раз вспотел. А они? Даже на массовиков-затейников толковых не тянут. Сидят, как у себя на кухне, болтают о каких-то идиотских проблемах…

— Ты еще певичек бездарных вспомни, — лениво сказал Муравьев. — Пошли, посидим часок в нашем кабаке, завтра у меня съемка. Ты тоже готовься, с пятой серии подключишься, я этот вопрос решил с Таней.

— Да нет, ну прикинь: поставить в любое шоу нашего осветителя, знаешь, какой он юморист, так будет лучше в десять раз! Или нашу гримершу Светку! Умная баба! — не на шутку разбушевался Котович.

— Угомонись, Славик. Ну смотрят люди, значит, им нужно это.

— Смотрят потому, что им показывают это ничтожество. А если бы шоу вел Олег Янковский, или Семен Фарада, или Борис Щербаков — оно стало бы хуже? Да лучше в сто раз! Нет, нужно разобраться с этими теленачальниками. Наши великие актеры, взять того же Евгения Леонова, не могут позволить себе операцию, умирают в бедности, а какие-то телеговнюки на иномарках раскатывают!

— Все, Славик, — со вздохом сказал Муравьев. — Пошли, немного расслабимся. Хрен с ними, теле… всякими. В принципе они умные люди и делают свои бабки, как могут и пока могут. Все так живут, а справедливости в этом мире никогда не было.

Котович достал мобильник, предупредил жену, что задержится с Игорем на час, от силы — на пару часов, пусть не волнуется.

Муравьев отвернулся, чтобы скрыть ироничную усмешку. Столько лет вместе, а воркуют как новобрачные!

В подвале дома, где на первом этаже располагался театр-студия известного актера и режиссера Марка Вебера, было кафе, предназначенное в основном для актеров. Посторонние могли попасть туда, купив абонемент на весь театральный сезон за немыслимые деньги. При том, что он не давал никаких преимуществ в кафе и за все нужно было платить наличными. Но ведь покупали, и таких посетителей было немало.

Вот и сейчас, войдя в кафе, Муравьев понял, что здесь человек двадцать посторонних, в основном женщины. Они тут же забыли о выпивке и закусках, которые были, к слову сказать, здесь всегда отличными, потянулись к своему кумиру. Пришлось Муравьеву снова держать слово.

— Друзья, — усталым голосом сказал он, — завтра у меня съемка в сериале, кстати, классный будет сериал, через полгода выйдет на экраны, смотрите. А сейчас, извините, я просто хочу немного отдышаться. Кончится съемка — мы с вами обязательно пообщаемся более серьезно. Извините, пожалуйста.

— Славик, а ты? Иди к нашему столику… — зазвучали томные голоса.

Охрана оттеснила страстных барышень.

Муравьев и Котович быстро прошли к своему кабинету, где уже был накрыт стол — горячие шашлыки, водка, салаты, зелень. А что еще нужно усталому актеру? У кабинета остался дежурить массивный охранник.

Тут все просто и понятно — увидели своего кумира после спектакля, ну и радуйтесь. Сегодня он устал — назад, дамы. А завтра, может, поговорит с вами, может, и присядет за ваш столик — за то и платили бешеные бабки. Да они для вас и не такие уж бешеные. Нормальный москвич и не подумает покупать столь дорогой абонемент.

— Марку надо молиться на тебя, Игорь, — сказал Котович, усаживаясь за стол.

— Перестань, Славик. Он классный мужик и талантливый режиссер. А ресторан… так он же всех нас и кормит. Марк считает, что мы — команда, и я с ним полностью согласен.

— Я тоже. Но ты… Да, ладно.

Они выпили водки, принялись закусывать аппетитными шашлыками из парной телятины. Хорошо пошло и то и другое.

— Славик, у меня проблемы возникли с женщиной, — сказал Муравьев.

— Когда у тебя не было проблем с женщинами? Что-то не упомню такого.

— Да нет, тут совсем другое дело. Понимаешь, у меня есть девушка… в самом прямом смысле этого слова. Кажется, она меня любит, и я ее тоже.

— Ну так в чем дело? — сказал Котович, разрывая зубами сочное мясо.

— В том, что она дочка серьезного банкира. Более того, человека, приближенного к нынешней власти, понимаешь?

Котович поперхнулся, долго откашливался, потом плеснул себе водки, залпом выпил и посмотрел на друга.

— Игорек, тебе мало одного раза, да? Обжегся сам, до смерти меня напугал, слава Богу, моя Лизка оказалась надежной бабой. Но ты-то сам куда опять лезешь?

— Твоя Лиза — классная жена, хоть и дочь бизнесмена. Но у меня тут… Понимаешь, девушка — умница, талантливая актриса, несмотря на то что фильм снимается на бабки ее папаши. Я нутром чувствую — она то, что мне нужно.

— Тогда в чем проблема?

— Папаша меня всерьез не воспринимает, там есть какой-то жених с большим кошельком, а я для него — просто бабник.

— Можно подумать, кто-то считает иначе, — пробурчал Котович. — Сам виноват, Игорек. У тебя же их…

— Славик, я хочу только ее. И она этого хочет. Но если пойдем на рожон, это завалит весь проект, много людей останутся не у дел, понимаешь?

Котович по новой наполнил свою рюмку, вспомнил о том, что и у Муравьева есть рюмка, наполнил ее, поставил бутылку на стол, пристально посмотрел на друга.