Чернов аккуратно, как великую ценность, положил в карман рибоковских штанов предмет, к которому он бы ни в кисть не прикоснулся в своём времени (СПИД, гепатит, грибок…), и огляделся но сторонам в надежде выявить ещё какие-нибудь признаки человеческого присутствия. Но теперь — без спички — пещера стала окончательно первобытной, девственной и никем не тронутой.

Ладно. Надо идти, солнце садится. По пути в Вефиль Чернов прокручивал в голове разные варианты попадания спички в пещеру — один противоречивее другого. И это здесь, где, кроме него и кучки испуганных вефильцев, нет ни одной живой души! Даже следов этих душ на дороге нет! Хотя, может, это и не так, может, завтра разведчики принесут вести о том, что всюду жизнь и кругом люди? Может, рядом есть какой-нибудь город типа Панкарбо (если не мечтать о Джексонвилле)? И в нём развитая спичечно-мебельная индустрия? Молния-мысль услужливо извлекла из глубин памяти название города: Калуга. В мире Чернова именно этот город был спичечным гигантом. Кажется, даже фабрика так называлась — «Гигант»….

Дойдя до Вефиля, Чернов сразу же зашёл в первый попавшийся дом, как ему всегда предлагал Кармель. И впрямь его визиту не удивились, а с радостью были готовы предложить помощь. Но Чернов спросил только об одном:

— Покажите мне, как вы добываете огонь.

Хозяева, немолодые муж и жена, переглянулись, муж достал два бруска и, чиркнув одним о другой, родил пучок ярких искр.

— Спасибо, — сказал обескураженный Чернов и вышел. Дурак! Что ты ожидал? Что хозяин вынет спички «Гигант» с зелёной головкой? Глупость…

Так. Стоп. Самобичеванием ты, Чернов, всегда успеешь заняться. Сейчас надо подумать о… О чём? О том, что ты со своим Вефилем попал в родное время? В двадцать первый век, самое его начало? Куда-нибудь… ну, на тот же Кавказ, к примеру. Или на Тибет. Там хватает мест, где нечасто ступает нога человека, но там нет спичек фабрики «Гигант»… Но вдруг да забросили тебя, Чернов, в родное ПВ? И что же тогда? Как поступить? Попытаться отправиться домой, в Сокольники, бросив древний Вефиль, ассимилироваться в пространстве-времени самостоятельно?.. Да чушь это, Чернов, нет здесь твоего Тибета, твоей Калуги, твоих Сокольников, а коли и есть места с такими именами, то скорее всего они не слишком похожи на те, что ты знаешь сам или «проходил» в школе. Не твоё это время, не твоё пространство. Да и было бы твоим, смог бы бросить людей, верящих в тебя?.. Не смог бы, не обольщайся… А что касается похожести на дом, на родной мир, то мало ли где ещё спички с зелёными головками водятся? Да и по логике, если она вообще во всей этой катавасии присутствует, уж коли и возвращать Чернова домой, то туда, откуда взяли, на Сокольнический вал, в Москву, а не в какие-то глухие горы, головой в снег, понимаешь, нырять. Ох, как хочется верить, что логика всё-таки хоть вполглаза, но контролирует события, в которых Чернов уже запутался. Но фиг-то! Логика в действиях Высшего Логика намеренно алогична, как ни парадоксально сие звучит. Все эти подорожные (точнее, попутные…) ПВ как один страдают отсутствием всякой человеческой логики: испанские монголы, виртуальные потребители… Эдак и фабрика «Гигант» на вершине Монблана или Эльбруса окажется виртуальной — в смысле отвечающей специально созданным условиям.

Завершив сеанс самоуспокоения, Чернов побрёл к Кармелю. Захотелось спать, да и усталость дня давала о себе знать. Но чёртова мыслишка не отпускала — а вдруг это дом? Ну вдруг? Может, тогда просто отлучиться ненадолго, сгонять в Москву, как — не важно, правдами, неправдами, всё равно. Собраться с мыслями, экипироваться наконец по-человечески и вернуться. Подождёт Вефиль, никуда не денется без Чернова в прямом смысле…

— Кармель, как ты думаешь, где мы сейчас?

Хранитель, дремавший на кушетке возле очага, открыл глаза, помолчал, произнёс:

— В Пути.

— Я понимаю, что в Пути. Но сейчас-то мы где? Как остановка называется?

— Мы в Пути, Бегун, — повторил Кармель.

— …А с платформы говорят: «Это город Ленинград», — пробормотал Чернов, поняв, что добиться от Кармеля толкового ответа будет невозможно.

Как нормальный служитель культа, он не имеет морального права говорить «не знаю», потому и отделывается туманными формулировками. Работа у него такая. А может, и знает, да не имеет права говорить о том Бегуну. Может, есть для него в Книге инструкция. Специально, чтобы Бегун не свинтил с половины маршрута…

— Что, Бегун? — Кармель не читал Маршака в подлиннике, а потому не понял, что произнёс Чернов.

— Ничего.

Он уселся на скрипнувшую табуретку, принялся стягивать с ног кроссовки. Запах, однако… Надо повесить снаружи, пусть проветрятся.

— Кармель, можно я на время возьму твои сапоги?

— На одно только время? — удивлённо спросил Кармель. — Бери на сколько хочешь, у меня две пары, носи на здоровье сколько угодно времён.

Чернов улыбнулся:

— Спасибо.

На время — для Кармеля значит на один час. Действительно, немного несуразно звучит просьба взять сапоги на час. Шаркая просторными кожаными ботами, Чернов вышел из дома во дворик с кипарисом и стал искать, куда бы повесить свои бывшие белыми рибоки, да так, чтобы их не унесло в горы, если придёт ветер.

Внезапно белая стена дома окрасилась красным, будто рядом вспыхнул и погас костёр, а через пару секунд до слуха донёсся громовой раскат. Чернов резко обернулся, а взгляд его моментально зафиксировался на тёмном склоне одной из гор. Зрелище длилось ровно полсекунды, но он понял, что это. В темноте уже затухал характерный огненный гриб, а горное эхо продолжало смаковать звук, который был вовсе не громом… Это был взрыв.

Слишком часто Главный Режиссёр или Супер-Пиротехник прибегает в своих ПВ-мизансценах к световым и шумовым эффектам. Там Огонь Небесный, здесь Огонь Небесный…

Из домов повыходили люди, удивлённо спрашивали друг друга: а что это? а где это? — вертели по сторонам головами, уважительно-вопросительно косились на Бегуна, тоже вышедшего на улицу из дворика дома Кармеля. Но у Чернова в голове сейчас было слишком много мыслей, чтобы вступать с горожанами в разговор, да ещё и пытаться объяснять очередное необъяснимое. Слишком сложно, да и несвоевременно. Завтра… Он уже точно знал, куда он пойдёт завтра. Прямо с утра. Туда, на гору. Где был взрыв. Может быть, там он найдёт ответ на загадку про спичку с обгрызенным концом. А сейчас — спать. Утро вечера мудренее — поговорка одинаково справедливая для любого ПВ.

Утром, едва рассвело, Чернов помчался в горы — туда, где вечером громыхнул взрыв. Он боялся, что не сориентируется и потеряет место взрыва — дело-то было в темноте, но утром обнаружилась хорошо различимая примета: ударной волной раскидало несколько деревьев, и теперь на зелёной шевелюре горы возникла небольшая залысинка. Лишай. На неё-то (или на него) и был взят курс.

В голове Чернова жил сумбур. Всю ночь спалось плохо, думалось о том, куда он теперь попал, что за ПВ такое — спички валяются где ни попадя, взрывы громыхают, как в каком-нибудь голливудском блокбастере… Дума о доме (аллитерация случайна) старательно отметалась, хотя и лезла настырно во все мысленные щёлки, возникала то тут, то там, посреди и поперёк какой-нибудь светлой и конструктивной версии… Хотя какая на фиг конструктивность, какой свет? Мрак сплошной непроходимый, догадки и домыслы! И нет больше ничего в твоём, Чернов, мозгу. Хотя нет, имеется ещё эмоция одна, даже не эмоция, а небольшая такая эмоцийка — испуг называется. Прозрачный, лёгкий, дымчатый испуг-испужонок а-ля «ё-моё! что ж я сделал-то?». Вернее: «Куда вляпался?» Конечно, можно Чернова упрекнуть в том, что все эти эмоции или эмоцийки его весьма однообразны, а точнее — просто одинаковы, поскольку основаны на первобытном чувстве страха, но кто б на его месте оказался ничего не страшащимся героем русских былин? То-то и оно, что перевелись герои былин, вымерли… Странно, но в том, доисторическом, средневековом мире, в том ПВ, где остался город Панкарбо, Чернов чувствовал себя морально уютнее, спокойнее…