«Как представить себе эту перестройку? — спрашивал себя Лэтимер. — Прежде всего нужно удлинить большой палец и привести его в один ряд с другими, чтобы он не торчал в сторону, как на руке. Затем надо повернуть его так, чтобы пальцевая подушечка смотрела вниз, а не в сторону других пальцев».
У Люси, рассуждал он, все это уже произошло. Означает ли это, что ее стопа была такой же, как у современного человека? В общем — да. В функциональном отношении они похожи, сходен был тип походки, сходны и отпечатки стоп. Но в строении их было небольшое отличие. У афарского австралопитека фаланги изогнутые и относительно более длинные, чем у современного человека. Их можно было ошибочно принять за кости пальцев рук. Изгиб фаланг был обусловлен той же причиной, что и сводчатая конструкция мостов: нужно было укрепить кости, чтобы они лучше могли противостоять усилиям мощных мускулов, следы прикрепления которых видны на обеих сторонах фаланг.
На основании этих данных Лэтимер сделал вывод, что Australopithecus afarensis был на редкость хорошим ходоком и что его удлиненные пальцы могли быть особенно полезны при передвижении по неровной каменистой местности или по грязи, т. е. там, где могли пригодиться остатки хватательных способностей.
Хотя у шимпанзе кости фаланг тоже изогнуты и на них имеются следы прикрепления мускулов, что связано с уменьем лазать по деревьям, Лэтимер предостерегал против поспешного вывода, будто афарский австралопитек тоже мог взбираться на деревья. Тщательное изучение суставов Australopithecus afarensis показало ошибочность такого предположения. Примыкающие к фалангам плюсневые кости расширяются на концах, значительно ограничивая тем самым подвижность фаланг. Люси, вероятно, шевелила пальцами ног ничуть не лучше современной женщины, но зато и ходила ничуть не хуже — наверное, целый день напролет, не зная усталости. Могла ли она так же быстро бегать — это спорный вопрос. Весь скелет афарского австралопитека указывает на такие качества, как крепость, сила, выносливость, но не на быстроту. По сравнению с ним скелет современного человека кажется утонченным и хрупким. Мы легче, изящнее, подвижнее, но гораздо менее сильны для своего роста и, конечно, менее выносливы.
Селати, проводник-афар, во время экспедиции 1980 года дежурит на крыше лендровера, охраняя лагерь.
В строении стопы Australopithecus afarensis. как будто бы содержался ключ к решению другой проблемы, все еще остававшейся открытой: какие изменения костей стопы были связаны с прямохождением? У человека суставные поверхности костей плюсны расширены вверху и сужены внизу. Для шимпанзе характерно обратное соотношение. Афарский австралопитек в этом смысле занимает как бы промежуточное место. Возможно, что его кости представляют собой переходную стадию и что способность манипулировать пальцами могла утрачиваться постепенно, по мере изменения формы концевых участков плюсневых костей. И вновь Лэтимер предупреждает, что этот вывод может оказаться ошибочным. Стопа шимпанзе — это одно, она предназначена для действий, которые свойственны обезьяне. Стопа человека — совсем другое: это специфическая структура, приспособленная уже для иного образа жизни. Стопа афарского австралопитека, по мнению Лэтимера, может быть чем-то третьим, и вовсе не обязательно — переходной стадией от одной эволюционной ступени к другой, более высокой. Ее можно рассматривать как оптимальную конструкцию для данного вида гоминид, ведущих определенный образ жизни в определенных местах. Мы не знаем, насколько быстро эволюционировала стопа гоминид, когда и как происходил этот процесс. Чтобы ответить на эти вопросы, говорит Лэтимер, нужны новые и притом более древние находки.
Рядом с Лэтимером за другим лабораторным столом расположился Билл Кимбел. Он целый год работал над неполным черепом подростка, одной из находок с участка 333. В 1979 году он возил его слепок в Южную Африку, чтобы сравнить с черепом «бэби из Таунга». Прежде никто этого не делал, так как ничего сопоставимого с «бэби из Таунга» не было найдено. Среди ископаемых остатков, обнаруженных в Южной и Восточной Африке после 1924 года, до сих пор нет других черепов, которые принадлежали бы детенышам австралопитеков.
Результаты произведенного Кимбелом сравнения очень интересовали меня и Тима. Нас задевали возражения Ричарда и Мэри Лики против предложенного названия Australopithecus afarensis, а также утверждение Лоринга Брейса, будто новый вид слишком близок к Australopithecus africanus, чтобы беспокоиться об их разграничении. Примерно в том же духе высказывался и Филип Тобайес, который в молодости был ассистентом у Дарта, а теперь стал профессором анатомии в университете Витватерсранд в Йоханнесбурге.
В детском возрасте сходство между шимпанзе, австралопитеками и людьми больше, чем во взрослом состоянии; поэтому, рассуждали мы с Тимом, если окажется, что подросток с участка 333 заметно отличается от «бэби из Таунга», то оснований для выделения нового вида Australopithecus afarensis будет значительно больше. После возвращения Кимбела мы с радостью узнали из его отчета, что между двумя формами есть очень много морфологических различий, позволяющих без труда провести разграничение.
Тем временем Оуэн Лавджой в Кентском университете продолжал анализ костей таза и нижних конечностей Люси. Лавджой очень вдумчив и наделен богатым воображением, он говорит: «Если вы проводите с окаменелостями 24 часа в сутки, то в конце концов вас начинают постоянно мучить два вопроса: что и почему?».
Таз Люси задал ему пищу для размышлений. Около года ушло на его реконструкцию. Закончив ее, Лавджой увидел, что получилось нечто необычное: пропорции и форма таза нуждались в объяснении, так как не соответствовали прежним теориям относительно строения таза, прямо-хождения и развития детенышей.
Согласно общепринятому представлению, в процессе эволюции таз у гоминид расширялся, чтобы их большеголовые детеныши могли проходить через родовые пути. Эта теория процветала до открытия Люси, таз которой по своей форме приближался скорее к человеческому, чем к обезьяньему, хотя был не очень большим и сама Люси не отличалась крупным мозгом. Однако этот таз, будучи небольшим в передне-заднем направлении, достигал значительной ширины, что придавало ему своеобразную овальную форму.
Как обычно, Лавджой подошел к решению этой проблемы, задавшись вопросом относительно механических функций, в данном случае: каковы были соотношения между тазом и мышцами, приводившими в движение нижние конечности? Для начала он изучил таз шимпанзе и отметил, что подвздошные кости (большие уплощенные кости, примыкающие с обеих сторон к нижнему отделу позвоночника, к которым прикрепляются мышцы, управляющие движениями бедра) расположены так, как это должно быть при четвероногом, а не двуногом способе передвижения. Шимпанзе может иногда выпрямиться и пройти в таком положении короткое расстояние. Однако обезьяна быстро устает, потому что мышцы, которые идут от ноги к крыльям таза, расположены не совсем так, как было бы нужно при этом типе локомоции. Чтобы эти мышцы лучше работали, подвздошная кость должна выступать не вбок, как у шимпанзе, а вперед, составляя таким образом относительно большую долю тазового пояса. Тогда мышцы станут короче и будут действовать под более выгодным углом.
Посмотрев на таз Люси, вы сразу увидите, что крылья подвздошной кости повернуты у нее именно так, как следовало бы ожидать, если бы расположение мышц было лучше приспособлено для прямохождения.
Но ничто не дается так просто. Измените форму или положение одной части — и это повлечет за собой изменения в других частях. Поворот крыльев подвздошных костей вперед привел бы к тому, что они сдавили бы весь нижний отдел живота. Поэтому, поворачиваясь, они должны были становиться шире и длиннее. Именно это мы и наблюдали у Люси, наряду со значительным увеличением ширины крестца. В результате достигается эффективная походка, достаточный объем живота и своеобразное, вытянутое тазовое кольцо, которое при таком объяснении уже не кажется странным.
