Резкие сдвиги датировок обычно вызывают шоковый эффект. Однако на этот раз изменение возраста многое упростило. Хадарские находки, в морфологическом отношении близкие к находкам из Летоли, неожиданно оказались почти столь же древними. Что за фантастическое, ослепительно прекрасное сочетание! Хадарским челюстям, которые находились под базальтом, было около четырех миллионов лет! Люси и «первое семейство» — остатки, найденные выше базальтового слоя, — теперь датировались в 3,0–3,5 млн. лет.

Это было чудесно. Но все имеет оборотную сторону. Теперь возникла другая проблема: разрыв в построенном нами родословном древе еще больше увеличился. На протяжении почти миллиона лет — между тремя и двумя миллионами — не известно никаких достоверных находок Homo. Что же происходило в это время?

Если наша схема верна, то любые находки, относящиеся к этому длительному периоду, окажутся промежуточными этапами на пути от афарских австралопитеков либо к Homo, либо к поздним австралопитекам. Но если появится нечто совершенно иное, нам придется снова браться за карандаш и чертежную доску.

Я не думаю, что это может произойти. Слишком хорошим оказалось соответствие. Теперь у всех находок из Летоли и Хадара был именно такой возраст, какого и следовало ожидать, судя по их примитивным особенностям. Нас это вдвойне удовлетворяло. Прежде всего подчеркивалось сходство двух коллекций, автоматически устранялись соображения вроде того, что материалы из Летоли и Хадара не могут быть идентичными из-за разницы в возрасте.

Кроме того, теперь появлялось время, необходимое для эволюционирования различных популяций исходного вида в разных направлениях, определяемых экологическими факторами. Так, одна линия сможет развиться от Australopithecus afarensis, почти обезьяны, до Homo habilis, несомненного человека. У представителей другой линии тоже будет больше времени, чтобы осуществить неизбежный процесс увеличения коренных зубов при переходе к грацильным, а затем к массивным формам. Пожалуй, теперь здесь найдется место и для древнего Homo, если Ричард Лики снова захочет отодвинуть его назад в прошлое, за пределы двух миллионов лет. Я согласен признать Homo на том временном уровне, где будут найдены доказательства его существования, но — свете современных данных — только как потомка афарских австралопитеков.

В конце концов все проблемы решаются сами собой, нужно лишь уметь выждать и продолжать добросовестно трудиться. 1978 и 1979 годы были для меня и Тима довольно сумбурными. Лишенные радости открытия, которая делала предыдущие полевые сезоны такими волнующими и запоминающимися, они были наполнены однообразной лабораторной работой, бесконечными разговорами, размышлениями, улаживанием отношений и треволнениями. Мы, двое неоперившихся юнцов, замахнулись на всю палеоантропологическую систему. По какому праву мы взяли на себя смелость решать столь грандиозные задачи?

Как бы то ни было, мы с ними справились и в целом были довольны результатами. Однако оставалась одна проблема, которой мы еще не касались, самая загадочная: каким образом все это началось? Что заставило наших антропоидных предков встать на задние конечности и дало некоторым из них возможность превратиться в человека?

Эта проблема составляет основу всей истории эволюции гоминид. Разыскав ряд окаменелостей и проведя их тщательный анализ, мы внесли свою лепту в решение вопросов о том, где и когда возникло прямохождение. В будущем, располагая более древними и многочисленными находками, мы, вероятно, сумеем полнее ответить на вопрос «когда», а может быть, коснемся и того, как это происходило, если нам удастся проследить начальные стадии изменений в костях таза, нижней конечности и стопы человекообразных обезьян в самый критический момент перехода от непрямоходящей формы к прямоходящей.

Но вопрос «почему» все-таки останется в стороне. Почему из всех млекопитающих, когда-либо бродивших по Земле, только одна группа выбрала в качестве способа локомоции прямохождение? Эта величайшая из загадок ставила нас в тупик. Одна палеоантропология была не в силах разрешить ее. Она нуждалась в помощи других наук, непосредственно не связанных с ископаемыми остатками, и таких специалистов в области локомоции, как Оуэн Лавджой. Прямохождение заключает в себе момент, который не так просто объяснить: это не лучший способ передвижения в мире, полном опасностей, и все-таки наши предки, чтобы стать людьми, выбрали именно его. Почему?

«Для любого четвероногого встать на задние лапы и побежать было бы сплошным безумием, — сказал Оуэн Лавджой, специалист по локомоции. — С точки зрения чистой эффективности бегать на двух конечностях абсурдно». Так рассуждал Лавджой, когда в начале 1980 года зашел в мою лабораторию, чтобы побеседовать со студентами о принципах локомоции. Я решил, что мне полезно будет послушать их беседу.

«Я полагаю, что это совершенно нелепо, — говорил Лавджой. — Даже попытки объяснить прямохождение кажутся нелепыми.

Утверждают: человек переселился в саванну и научился вставать на ноги, чтобы смотреть поверх высокой травы. Сущая чепуха. Это могло бы помочь ему, если бы он уже умел это делать. Но научиться этому после того, как он пришел в саванну, было невозможно. Он никогда не смог бы этого сделать.

Говорят: человек пользуется орудиями — он должен был встать на задние конечности, чтобы освободить руки для манипулирования предметами. В конечном итоге — да. Но не с самого начала. Эта идея всегда казалась мне сомнительной, а находки ископаемых существ из Летоли и Хадара полностью опровергли ее. Эти существа ходили на двух ногах, но еще не употребляли орудий. Они передвигались этим способом, может быть, уже миллион лет, прежде чем их потомки начали использовать орудия.

Говорят: человек в течение какого-то времени передвигался, опираясь на согнутые пальцы рук, подобно горилле и шимпанзе, и постепенно встал на ноги. Ерунда. Сама идея о том, что способ локомоции шимпанзе представляет собой переходную стадию на пути к прямохождению, — несусветная глупость. Передвижение с опорой на фаланги пальцев — это сугубо специализированная черта, которая связана с адаптацией к определенному образу жизни и не может привести к прямохождению».

«Чтобы разобраться в способах локомоции, — продолжал Лавджой, — нужно видеть в них не просто элементы причинно-следственных связей, а часть общей стратегии, направленной на выживание вида. Палеонтологи и анатомы склонны выделять в строении животного какую-то одну характерную черту, а затем провозглашать животное ее носителем: вот это — брахиатор, а то — двуногое существо. Это очень упрощенный подход. На самом деле локомоторная система животного, так же как и его репродуктивная система, составляет часть сложного адаптационного комплекса, связанного со специфической экологией. Должна существовать целая группа адаптации, функционирующих совместно. Короче говоря, чтобы разобраться в локомоторной системе шимпанзе, нужно понять, какова общая стратегия этого животного, направленная на выживание. Но еще раньше надо иметь хотя бы некоторое представление о том, что такое руки и ноги и как они работают». По словам Лавджоя, даже преподаватели биомеханики демонстрируют в этом вопросе потрясающее невежество. Поэтому он решил начать с элементарных принципов.