Теперь у власти находился Хабиб. Это был бесстрастный маленький человек, тихо сидевший за пыльным столом. Но у него был суровый, исполненный решимости взгляд ястреба. Он спросил, что нам нужно.

Мы ответили, что нуждаемся в поддержке для обеспечения безопасности экспедиции. Мы опасались, что в случае каких-либо столкновений можем оказаться между сражающимися сторонами.

Нам сказали, чтобы мы не тревожились. Да, несколько банд сторонников али-Мира все еще действуют, но они скоро будут разбиты. В общем-то район уже безопасен. Мы можем рассчитывать на гостеприимство, так как в прошлом поддерживали хорошие отношения с племенами и не вмешивались в политику.

Новый правитель приказал своему помощнику помогать нам.

— Его зовут Мухаммед Гоффра. Он будет жить с вами, а его люди — охранять вас. Я убежден в его верности мне, а это значит, что вы будете в безопасности.

Слушая его речь, я снова почувствовал, что нахожусь в военном-лагере. Но, как ни странно, это придавало уверенность. В грубой силе была своя положительная сторона, она вполне соответствовала суровому образу жизни пограничных поселений и вызывала доверие. Все это не имело ничего общего со сложными, напоминающими паутину интригами столицы. Уже сидя в самолете, я сказал Тайебу, что чувствую себя гораздо увереннее.

— Я тоже, — ответил он.

— Ну что, будем осуществлять наш план?

— Я за.

Работа экспедиции 1976 года началась так, как и было задумано. Грей возглавил американскую группу, я же вернулся в США, чтобы закончить оставшиеся там дела. В декабре, т. е. в самом конце полевого сезона, я вновь приехал в Хадар с находками прошлого года, которые, по соглашению с эфиопскими властями, должен был им возвратить.

Мне хотелось попросить о продлении срока возврата еще на один год, но из-за политической ситуации я не рискнул сделать это. Мне нужно было любой ценой поддерживать хорошие отношения с властями. Я знал, что сбор окаменелостей на участке 333 был уже почти закончен, что он дал массу нового материала и что через несколько недель передо мной встанет проблема пересылки в США новой партии ископаемых остатков. Кроме того, на участке 333 был сделан небольшой разрез и в нем найдены новые окаменелости. Я ожидал, что систематические раскопки холма могут в следующем сезоне принести сенсационные открытия, обнаружить золотую жилу, в которой окажутся скелеты целых особей. В своих мечтах я видел другие, улучшенные копии Люси. Наконец, на противоположном берегу реки в отложениях, которые мы еще не обследовали, была найдена великолепная челюсть и зубы. Можно было только предполагать, какие открытия таит в себе это место.

Возвращать находки, с которых еще не сняты слепки и которые еще до конца не описаны, и получать новые — это все равно что ломиться во вращающиеся двери. Есть ли смысл в том, чтобы вывезти интересные остатки, подержать их немного у себя, а затем вернуть, освобождая место для других?

В этот удручающий момент я понял, что единственно разумное решение-взять с собой Билла Мак-Интоша и организовать временную мастерскую по изготовлению слепков прямо в Эфиопии. Я надеялся, что Мак-Интош успеет снять слепки хотя бы с части тех находок, которые предстояло вскоре возвратить в Национальный музей.

Между тем у Грея были свои проблемы. В этом году у него возникли большие трудности с транспортом. Экспедиция получила новый фургон, и мы планировали каждую неделю привозить из Аддис-Абебы мясо, фрукты и овощи. Но прошлогодний водитель, напуганный беспорядками, не подписал очередной контракт. Грей присмотрел нового шофера и попытался проверить его водительские таланты на улицах Аддис-Абебы. Через три квартала тот врезался в грузовик и помял фургон. Когда машину починили, Грей пригласил старого водителя и, употребив все свое красноречие, убедил его сесть за руль. Тот сделал пару рейсов и вновь отказался. Его мать, сказал он, боится, что он попадет в засаду и погибнет при переезде реки, где приходится сбавлять скорость. Тогда Грей нашел третьего шофера, у которого при виде нового фургона загорелись глаза. Он был опытным водителем, но в душе своей оказался гонщиком. На свой страх и риск он помчался так, как будто был чемпионом мира по авторалли, и вскоре свалился вверх колесами в пятиметровую канаву, разбив фургон вдребезги и поранив себе голову.

Таким образом, все усилия снабжать экспедицию из Аддис-Абебы оказались тщетными. Было сделано несколько самолетных рейсов, но и от них пришлось отказаться — опасность быть сбитым стала слишком реальной для летчика. В результате повар Кабете был вынужден обходиться местной козлятиной.

Прибыв в лагерь, я застал Грея и Кимбела в прекрасном настроении, несмотря на все эти неурядицы. Кимбел без конца болтал. Он рассказывал мне о челюсти, найденной по ту сторону реки. Ее принес в лагерь афарский мальчуган. Слушая разговоры взрослых о том, какие кости больше всего ценят «эти сумасшедшие иностранцы», он сам научился распознавать челюсти гоминид.

Мальчик нашел правую половину нижней челюсти со всеми зубами — действительно превосходный образец. Он сказал, что вторая половина осталась на том берегу; он знает, где она находится, и покажет это место Кимбелу, если его возьмут на работу помощником повара. После полудня Кимбел и Николь Паж перешли вброд реку, и через полчаса мальчик привел их ко второй половине челюсти. Сложенные вместе, обе половинки составили замечательную находку, одну из лучших в хадарской коллекции.

Другим важным результатом полевого сезона 1976–1977 года было открытие каменных орудий в Хадаре. Они были найдены одной из сотрудниц Мориса Тайеба, французским археологом Элен Рош, которая подобрала несколько таких орудий прямо на склоне глубокого оврага в трех милях от лагеря. К сожалению, ей пришлось уехать во Францию раньше, чем она успела тщательно изучить эту необычайно важную находку. Таким образом, лагерь остался без археолога — без специалиста, который мог бы исследовать орудия и судить по ним о вероятном образе жизни ранних гоминид. Поэтому я спросил Тайеба, не будет ли он возражать, если я приглашу на несколько недель другого археолога. Я имел в виду молодого новозеландца по имени Джек Харрис, очень способного археолога, который занимался анализом каменных орудий, когда работал в Кооби-Фора под руководством Айзека Глинна и Ричарда Лики. Согласие Мориса мне нужно было потому, что французы считают себя экспертами в археологии Хадара. Морис знал Харриса и высоко отзывался о нем. Поразмыслив, он решил, что присутствие в экспедиции археолога не француза может принести определенную пользу, и не стал возражать против моей идеи.

Каменные орудия играют сложную роль в истолковании ранней африканской предыстории. Их время от времени находили в Южной Африке, и не раз делались попытки соотнести их с остатками австралопитековых. Если бы это удалось, то пришлось бы признать, что орудиям не меньше миллиона, а быть может, и около двух миллионов лет. Однако эта связь никогда не была установлена — никто не мог доказать, что австралопитековые в Южной Африке пользовались орудиями. Наоборот, все большее число данных указывает на то, что австралопитековые нигде и никогда не изготовляли и не использовали каменных орудий. Находки очень древних орудий обычно ассоциируются с ископаемыми остатками Homo. Например, орудия, найденные в Южной Африке, по-видимому, созданы Homo erectus. В Олдувайском ущелье, где встречаются орудия возрастом около двух миллионов лет, находят следы Homo habilis.

Определить древность каменного орудия непросто. Изотопные методы датирования здесь неприменимы, даже если орудие сделано из вулканического материала. Дело в том, что кусок камня, взятый для обработки, вполне может быть древнее творца орудия на пятьдесят или сто миллионов лет. Орудие могли сделать в одном месте, а затем перенести в другое и бросить там. Кроме того, поверхность отколотых и разбросанных отщепов часто бывает настолько изменена, что при любой попытке определить их возраст ошибка будет слишком велика. Вот почему при оценке возраста орудия приходится учитывать его связь с геологическими слоями и ископаемыми остатками.