Никогда не забыть мне короткую встречу Ульбрихта с товарищем из Бранденбурга, происшедшую в эти дни.

— Ну как там у вас с административными органами? — обратился заинтересованно Ульбрихт к товарищу, но немного сверху вниз. Товарищ коротко доложил об образовании административных органов.

— Кроме того, мы основали антифашистскую организацию, — заметил он с известной гордостью.

— Как так, что вы там натворили? — раздраженно спросил Ульбрихт.

Товарищ показал отпечатанные членские книжки «Антифашистской акции», с программными требованиями, соответствующими тем, что были в Национальном комитете. Ульбрихт взбесился.

— Кто вам это позволил? Как вам в голову пришло так поступить? Ваша антифашистская акция должна быть немедленно распущена и членские книжки уничтожены! Вы должны ждать, пока придут указания из центра!

Товарищ, испуганный горячностью Ульбрихта, пробовал оправдаться.

— Но товарищ Ульбрихт, мы совсем не хотим опережать указания центра. — Он показал на членские билеты. — Мы нарочно вписали перед нашими требованиями слово «временные». Также и членские книжки называются «временными членскими билетами».

— Временные или нет, но ваша лавочка должна быть закрыта, и притом немедленно!

Позже я узнал о подобных случаях в Тюрингии и Саксонии. В Тюрингии бывшие заключенные концентрационных лагерей основали единую социалистическую партию под названием «Партии трудящихся» (ПТ). Она также была расформирована. Когда в середине июня, партии СДПГ и КПГ были по приказу сверху созданы вновь, то в них влилась лишь половина бывших членов ПТ. Другие, даже многие из активно сотрудничавших в ПТ, остались в стороне, так как не хотели возвращаться в старые партии. В Дрездене возникла организация под названием «Антифашистский народный комитет», в которой состояло от 20000 до 30000 человек. После того, как партии были вновь основаны, в КПГ вошло 7000, а в СДПГ — 3 000 человек. Все остальные, готовые принять участие в «Антифашистском народном комитете», но не желавшие выбрать для себя ни одной из существовавших партий, разочаровавшись, ушли в личную жизнь. Наверное, и во многих других местах были подобные примеры.

Таким образом с начала мая и до середины июня всякая инициатива, проявленная снизу, была задушена в зародыше. Тогда я считал это ошибкой в частном вопросе и пытался ее оправдать, как уже раньше пытался оправдывать отрицательные стороны Советского Союза, считая их «временными ошибками».

Только после моего разрыва со сталинизмом мне стал ясен смысл тогдашних директив против стихийно нарождавшихся антифашистских комитетов: это не были ошибки в частных вопросах, это было самой сущностью политики сталинизма. Сталинизм не мог допустить, чтобы благодаря самостоятельно проявленной снизу инициативе возникали антифашистские, социалистические и коммунистические движения или организации, ибо ему всегда бы угрожала опасность, что они выйдут из‑под контроля и будут пытаться оказывать сопротивление директивам сверху. Расформирование антифашистских комитетов было не чем иным, как удушением первых зачатков возможного могущественного, самостоятельного антифашистского и социалистического движения. Это была первая победа аппарата над самостоятельным порывом антифашистских, левонастроенных слоев Германии.

К этой основной установке сталинизма прибавились еще тактические соображения. Очевидно, Ульбрихт уже во второй половине мая получил новые директивы из Москвы для подготовки восстановления Коммунистической партии Германии. Антифашистские же и народные комитеты отражали господствующее стремление антифашистов к созданию новой единой социалистической партии. Это стремление преобладало, главным образом, у тех, кто боролся нелегально или был в концентрационных лагерях.

О новых московских директивах мы узнали лишь в последующие дни.

В начале июня нормальная работа «группы Ульбрихта» была нарушена. Однажды утром перед нашим домом на Принценаллее № 80 остановилось много больших легковых машин. Прибыли партийные деятели из Москвы: Вильгельм Пик, Фред Ольснер, Пауль Вандель, Иоганн Р. Бехер, Эдвин Гёрнле, Марта Арендзее и другие, которых я близко не знал. Вместе с ними прибыло несколько человек окончивших школу «Антифа», которые в общем тоже считались уже руководящими работниками. Среди них мне особенно бросился в глаза Бернгард Бехлер, бывший майор генерального штаба (он был «перевоспитан» в Советском Союзе и считался полностью преданным режиму), который даже принимал участие в совещаниях по внутренним делам. Вскоре он стал министром внутренних дел Бранденбурга.

Времени для приветствий и частных бесед было не много; тотчас по приезде группы начались особые заседания, в которых с нашей стороны принимал участие только Ульбрихт. Для этих заседаний были отведены две комнаты.

Было нетрудно догадаться, что значение этих заседаний выходило далеко за пределы Берлина. Однажды, после приезда из Москвы руководящих работников, из Дрездена прибыли Антон Аккерман, Герман Матерн и Курт Фишер. Они принадлежали к «группе Аккермана», которая покинула Москву на следующий день после нас и была направлена а зону операций маршала Конева для выполнения тех же заданий, что стояли перед нами в Берлине.

Почти два дня продолжались заседания, после чего с нами поделились результатами:

— Единой социалистической партии не будет. Как КПГ так и СДПГ будут вновь основаны как самостоятельные партии.

Через несколько дней должна быть основана Коммунистическая партия Германии. Подготовительные работы по выпуску собственной партийной газеты должны быть начаты немедленно.

Образованию буржуазных партий надо всемерно содействовать. Они должны соответствовать прежней Демократической партии и прежнему Центру.

После этого должен быть организован антифашистский демократический блок новых партий.

Все силы должны быть брошены, прежде всего, на создание Коммунистической партии. Непосредственно после этого надо начать воспитательную работу.

Затем надо все силы бросить на подготовительные работы по земельной реформе. Ее надо начать проводить уже летом 1945 года.

Наш дом на Принценаллее №80, где и раньше жизнь била ключом, стал походить на улей. Одно совещание следовало за другим; прибывали все новые автомашины для обеспечения связи руководящих работников с активом разных населенных пунктов. Фред Ольснер уже начал диктовать — на второй день после своего приезда — учебные пособия для членов еще не созданной Коммунистической партии Германии. Тотчас после основания ее все члены партии должны быть ознакомлены с новой линией.

— Самое главное теперь — это партийная учеба, — сказал Ольснер, — мы должны этим заниматься больше, чем когда бы то ни было. Уже решено, что раз в неделю будет проводиться общее собрание членов партии, посвященное исключительно учебе. Необходимо подготовить товарищей к разрешению новых задач, совсем иных, чем стояли перед партией до 1933 года.

На следующий день состоялось совещание, в котором приняли участие наиболее активные партработники Берлина, Бранденбурга, Потсдама и других городов.

— Основной задачей является теперь подготовка создания партии. Через несколько дней выйдет приказ маршала Жукова, после чего будут разрешены антифашистско–демократические партии. До этого мы должны уже заложить фундамент. Каждый день дорог. Как только будет дано разрешение мы обратимся к общественности с Учредительным манифестом КПГ, — было объявлено на этом совещании.

Создание самостоятельных коммунистической и социал–демократической партий не только противоречило директивам, полученным нами в Москве в марте и апреле 1945 года, но находилось в прямом противоречии и с резолюцией Бернской конференции КПГ в начале 1939 года. В этой последней резолюции Центрального комитета было ясно сказано, что «должна быть создана единая революционная рабочая партия Германии». Коммунистов и социал–демократов призывали тогда: «создать общую организацию для будущей единой партии рабочего класса Германии».