В автобусе завязался разговор. Кто‑то из нашей группы сказал:

— У меня с собой есть вчерашний номер «Правды» с подробными данными о развитии советского хозяйства. Это нам очень пригодится для нашей пропагандной работы в Германии.

Ульбрихт при этом одобрительно закивал головой. Я же подумал: у немцев сейчас, наверное, совсем другие заботы. Через четверть часа наш автобус остановился перед зданием московского аэропорта. Как обычно, мы должны были задержаться перед воротами.

— Пропуск! — прозвучал резкий голос часового. Ульбрихт показал ему документ.

— В порядке, — ответил часовой, пропуская.

Нас вежливо проводили к транспортному самолету, стоявшему немного в стороне. Это был американский «Дуглас», и мы разместились в нем поудобнее. Через несколько минут самолет пошел на старт.

Никто, кроме Ульбрихта, не знал, где будет посадка. Мы знали лишь, что летим в Германию и снизимся на той части германской территории, которая находится под контролем маршала Жукова. Также и все детали нашей предстоящей работы были нам не ясны. Ясно было одно: мы будем вести политическую работу, направленную против фашизма и его наследия и преследовать цель построения новой демократической Германии.

С большинством из участников «группы Ульбрихта» я познакомился только за последние дни.

Я не знаю кем и по какому принципу были набраны эти десять партработников, которым в первую очередь разрешили вернуться в Германию. Но, когда я сегодня вспоминаю эту группу, мне кажется, что ее состав был довольно показательным. Она полностью состояла из людей типа партработников сталинских времен.

Вальтеру Ульбрихту, руководителю нашей группы, был тогда 51 год. Он родился в Лейпциге, по профессии был столяром. Сегодня он утверждает, что он в 19 лет, то есть в 1912 году, вступил в социал–демократическую партию и, начиная с 1916 года, участвовал в деятельности союз «Спартак» в Саксонии. С 1928 по 1933 год Ульбрихт был депутатом КПГ в рейхстаге, а начиная с 1919 года — районным секретарем КПГ в Берлине и Бранденбурге. В 1933 году он бежал во Францию. После 1933 года состоял членом в руководстве КПГ в эмиграции в Праге. Он был во время гражданской войны в Испании, где — как я, правда, узнал только позже — стал известным благодаря проведенной им чистке среди реакционных антисталинских борцов в рядах испанской республиканской армии. После поражения Испанской республики Ульбрихт приехал во Францию, а после поражения Франции в 1940 году бежал в Москву.

Главные качества Ульбрихта: организационный талант, феноменальная способность запоминать фамилии, способность предчувствовать любое изменение политического курса и необычайная трудоспособность. Даже после самого утомительного рабочего дня он никогда не казался уставшим. Так как он был далек от теоретических размышлений и каких‑либо эмоций — я редко видел его смеющимся и никогда не замечал у него каких бы то ни было проявлений чувства — он, насколько мне известно, всегда успешно проводил в жизнь директивы, получаемые от работников советского аппарата, проявляя при этом хитрость и беспринципность.

После 1945 года образцовый аппаратчик Ульбрихт, умевший передавать партработникам директивы, но совершенно не способный возбуждать в массах энтузиазм по отношению к каким‑либо коренным изменениям, вначале всегда стоял на втором плане, за Пиком и Гротеволем. Однако когда начали отходить на второй план такие социальные реформы, как земельное устройство, национализация промышленности, школьная реформа, для проведения которых была необходима хотя бы пассивная поддержка широких кругов населения, и когда партаппарат приобрел значение всеохватывающего орудия власти, положение Ульбрихта стало заметно укрепляться.

Благодаря своей педантичности партработник Рихард Гиптнер, уроженец Гамбурга, стал для него ценным сотрудником. Недостаток энергии с самого начала определил его дальнейшую карьеру как партийного чиновника, а не ответственного партработника. Гиптнер лишен всякого чувства юмора. Его выдающимися качествами являются педантичность в работе и аккуратность в одежде. Кажется, что он неспособен ни на какие эмоции. Я никогда не видел его ни восторженным, ни возмущенным. Таким образом ему было легко принимать и передавать дальше решения, связанные с очередными изменениями партийного курса, так как для него это было таким же простым делом, как добросовестное подшивание соответствующих канцелярских бумаг.

Он мало рассказывал о себе, но нам было известно, он в течение многих лет участвовал в руководстве Коммунистического Интернационала Молодежи, что он в Москве долгое время работал в аппарате Коминтерна, а потом в институте №205. В 1946 году Рихард Гиптнер стал секретарем Центрального секретариата СЕПГ, после этого он получил довольно высокое назначение в народной полиции, а в настоящее время, он руководит главным отделом «Капиталистическое окружение» в министерстве иностранных дел ГДР.

Отто Винцер, который в Москве был известен под кличкой Лоренц, в некотором отношении похож на Рихарда Гиптнера. Отличается он от него своим более развитым интеллектом, благодаря которому он не только передает директивы дальше, но и защищает их резко и агрессивно, проводит их в жизнь, ни на кого не обращая внимания, и иногда их идеологически обосновывает, хотя и не очень глубоко. Больше, чем все другие участники группы Ульбрихта, Винцер олицетворял тип холодного, безжалостного сталинского партработника, беспрекословно проводящего в жизнь любые директивы, который, благодаря своей долголетней деятельности в партаппарате, потерял всякую связь с настоящим рабочим движением и идеалами социализма и братства народов.

После 1945 года Винцер достиг вершины карьеры коммуниста. В мае 1945 года он перенял руководство отделом культуры и народного образования при магистрате города Берлина. С 1946 по 1950 год он был начальником отдела прессы и радио при Центральном секретариате СЕПГ и, кроме того, временами замещал главного редактора газеты «Нейес Дейчланд» («Neues Deutschland»). В октябре 1949 года он стал начальником личной канцелярии президента ГДР Вильгельма Пика.

В отличие от вышеупомянутых лиц, Ганс Мале, которому тогда было 33 года, сохранил еще живость характера и непосредственность, несмотря на то, что он уже давно работал в партаппарате. Он еще умел смеяться, быть веселым, разговаривать с «рядовыми людьми» и пользоваться не только партийным жаргоном, так что было видно, что он еще не разучился думать и чувствовать по–своему.

Из всех участников нашей группы он мне нравился больше всех, потому что он еще не закостенел в работе и не утратил своей естественности. На события или людей он реагировал по–своему, и поэтому, оставаясь, разумеется, в рамках дозволенного, был способен к личной инициативе и самостоятельному мышлению. Летом 1945 года он был назначен директором восточноберлинской радиостанции, а позже — главным директором всех радиостанций советской оккупационной зоны. В начале 1951 года его карьера внезапно оборвалась, и только позже он снова появился на поверхности, занимая незначительный пост главного редактора газеты «Шверинер фольксцейтунг».

Густав Гунделах — также уроженец Гамбурга. Ему было 58 лет, и он был самым старшим из нашей группы. Он производил впечатление честного рабочего–партийца, который с трудом приобрел какое‑то образование. По характеру он не был таким веселым, как Ганс Мале. Он был приветливым, но замкнутым человеком. Его спокойствие не было похоже на флегматичность и педантизм Гиптнера или на недружелюбную холодность Винцера. Он был прилежным работягой и положительным человеком. Летом 1945 года Гунделах был назначен председателем Центрального управления по делам труда и социального страхования в советской оккупационной зоне, а в апреле 1946 года был переброшен в свой родной город Гамбург для укрепления компартии Западной Германии. Вскоре он стал депутатом в городском парламенте, а через некоторое время занял руководящее место в западногерманской компартии. 14 августа 1949 года он был избран коммунистическим делегатом в первый, послевоенный бундестаг (германский парламент).