Через полтора часа мы увидели вдалеке маленькое, занесенное снегом, село. Было половина пятого утра.

— Надо поспешить добраться туда до пяти часов, чтобы нас никто не увидел.

Когда мы подошли поближе, то услышали лай собак. Проводник подал мне знак, но я уже бросился на землю.

— Это вон там, — прошептал он мне, показывая на маленький деревянный домик на краю села. Теперь мы пошли снова так же осторожно, как у чехословацкой границы.

— Никого не видно. Вперед!

Поспешно зашагал он к дому. Я следовал на некотором расстоянии за ним, услышал стук в дверь и с облегчением увидел, что она отворилась.

Итак, первая цель достигнута! Хозяйка дома и ее дочь по–дружески поздоровались с моим проводником на немецком языке. Наша мокрая одежда была развешена для просушки, а нам предложили горячего чая.

Мой проводник собирался уже через несколько часов возвращаться.

— А вы? — спросила меня хозяйка. Я молчал, но он ответил за меня:

— Его надо доставить в Подмокли. Там его ждет друг, который будет ему помогать дальше.

— Когда вам надо быть в Подмокли?

— Между двенадцатью и двумя часами дня.

— Это вряд ли возможно, так как на этих днях прервано автобусное сообщение с Подмокли.

Это было для меня тяжелым ударом. Все мои мысли были направлены только на то, чтобы благополучно добраться до Подмокли.

— Разве нет никакой другой возможности? Хозяйка задумалась.

— Тут один из местного комитета Народного фронта собирается ехать на санях в Теплице. Может быть, удастся устроить, чтобы он вас взял. Оттуда вы могли бы поездом доехать до Подмокли.

Перспектива была не из приятных, к тому же очень рискованная, но другого выбора не было. Вдруг в дверь постучали.

— Сюда, — прошептала она. Прежде, чем я понял, в чем дело, мы стояли в маленькой кладовой.

Посетитель вошел в комнату и стоял совсем близко от двери, за которой мы скрылись. Опять потянулись мучительные минуты. Наконец он ушел.

— Я должен попасть в Подмокли, — повторял я все время. Дочь хозяйки ушла, чтобы разузнать о возможностях поездки.

Наконец через час она вернулась.

— Человек из Народного фронта согласен подвезти до Теплиц мою мать и знакомого, который гостит у нас. Это вы, — обратилась она ко мне, улыбаясь.

Я думал о предстоящей поездке со смешанным чувством, тем более, что я ни слова не говорил по–чешски. Но хозяйка меня успокоила:

— Не бойтесь, это очень молчаливый человек, он ничего не будет спрашивать. Вы должны только с ним поздороваться, а потом попрощаться.

Следующий час я занимался тем, что учил наизусть двадцать важнейших чешских слов. Через час это мне, наконец, удалось.

— Это правильно, — «насхледаноу»?

— Прекрасно! Вы уже говорите, как настоящий чех.

Когда сани подъехали, я поздоровался с местным партийцем по–чешски. Это прошло удачно, он ничего не заподозрил.

Через час мы были в Теплице.

— Насхледаноу! — сказал я на прощанье так уверенно, как будто всю жизнь иначе не прощался.

Через несколько минут поезд уже шел на Подмокли. Счастье, казалось, улыбалось мне. Скоро я встречу знакомого: он должен ждать меня справа от выхода из вокзала. Тогда все пойдет легче.

На перроне было написано большими буквами: «Подмокли».

С хозяйкой, все еще меня сопровождавшей, я поспешно вышел из вокзала.

Моего знакомого не было!

Я посмотрел на часы. Половина шестого. Почти четыре часа прошло после условленного срока.

— Может быть он ушел на минуту и скоро вернется, — успокаивала меня моя спутница. Полтора часа мы ходили по городу, все время возвращаясь к вокзалу.

Моего знакомого не было. Что делать теперь?

— Я поеду назад, — сказала моя спутница. Она выполнила свое задание и привезла меня в Подмокли. Я не обижался на нее за то, что она меня покидала.

Я обменял у нее немного денег и теперь у меня было достаточное количество чешских крон, чтобы чувствовать себя до некоторой степени уверенно.

Полчаса ходил я еще перед вокзалом взад и вперед, раздумывая и не зная, что предпринять.

После этого я решил ехать в Прагу самостоятельно. Когда я стоял перед указателями на чешском языке и довольно беспомощно старался разобраться в них, ко мне подошел железнодорожник и заговорил по–чешски.

— Я не говорю по–чешски и хотел бы вас попросить помочь мне. Я хотел бы купить билет на Прагу, — сказал я бегло по–русски.

Железнодорожник вежливо поклонился, показал мне дорогу к кассе и заказал там для меня билет.

— Поезд отходит через три минуты.

Так же вежливо проводил он меня на перрон. Поезд почти сразу отошел. Через несколько минут я погрузился в глубокий сон, впервые за эти, богатые событиями, сутки.

— Прага, — толкнул меня один из пассажиров.

Я вышел вместе со всеми. Было половина одиннадцатого вечера.

Сейчас в моей голове было только одно: название улицы и номер дома. Это был пражский адрес на тот случай, если встреча в Подмокли не состоится. Я был немного знаком с городом по моей поездке в 1947 году. Найти улицу было не трудно.

Чем ближе я подходил к дому, тем больше росли мои надежды. Еще несколько минут и я свяжусь с друзьями, которые мне помогут добраться до Белграда.

Вот она! Спасительная квартира!

Я постучал. — Ответа нет.

Еще раз. — Никакого ответа.

Стучу снова и снова. Напрасно.

Теперь мое положение стало совсем серьезным. Я был Праге совсем один. Чешских денег у меня было сравнительно мало, у меня не было никого, к кому я мог обратиться и, самое главное, время близилось к полночи.

Что делать?

Идти в отель? Невозможно. Я не говорил по–чешски и у меня не было чешских документов. О внезапном появлении иностранца немедленно сообщили бы «куда следует».

Ходить целую ночь по городу? Очень опасно. Особенно после двенадцати часов ночи на меня могли легко обратить внимание и потребовать документы.

Поехать в пригород и там переночевать у крестьянина? Для этого было уже слишком поздно.

Я судорожно пытался вспомнить все инструкции, которые мы получали в школе Коминтерна, проходя предмет «Нелегальная работа». Но инструкции, что ты должен делать во время побега в одиннадцать часов ночи, без денег, без документов, в столице страны, языка которой ты не знаешь, — такой инструкции мы тогда не получали.

Через несколько минут я принял решение. Сначала надо было выйти из безлюдных кварталов, туда, где много людей. Там я должен найти, даже с риском, место для ночевки.

Лучше всего идти еще раз на вокзал. Когда я туда прибыл, то было уже без четверти двенадцать. Здесь я чувствовал себя уже увереннее. Я не был одинок.

Только что начала меня эта мысль успокаивать, как я, взглянув случайно в зал ожидания, увидел, что два чехословацких милиционера проверяют документы.

Мои нервы напряглись до предела. Спокойствие! Спокойствие, только не показывать, что волнуешься! Совсем медленно я направился в уборную и заперся там. Конечно, я знал, что и там я не в безопасности. Но я мог быстро просмотреть мои карманы и уничтожить все, что могло бы вызвать подозрение во время возможного контроля.

В дверь постучали. Голос что‑то крикнул по–чешски. Открыв, я увидел, что, к счастью, это был не милиционер, а железнодорожник. Я взялся за голову и инстинктивно заговорил по–русски:

— Извините, мне стало дурно. Наверно выпил лишнего. — Железнодорожник ухмыльнулся и проводил меня к выходу.

Я ушел от проверки. Но сколько их еще будет этой ночью?

На ступеньках, ведущих в здание вокзала, я закурил. Рядом со мной стоял человек средних лет. Я молча протянул ему сигарету. Он взял и что‑то сказал по–чешски.

— К сожалению, я не говорю по–чешски, а только по–русски и по–немецки, — произнес я на обоих языках.

Он предпочел немецкий язык.

— А вы откуда?

— Из Берлина.

Я был просто не в состоянии, после всего пережитого, выдумывать еще одну историю.

Может быть, он мог бы мне помочь устроиться на ночевку. Я начал осторожно.