Преподаватели и руководители факультетов Высшей партийной школы все покраснели, как раки. Заявление, что Сталин является автором истории ВКП(б), сделало ситуацию еще более затруднительной.
Я знал, однако, что это заявление было ложью. Уже несколько недель до собрания, когда я в первый раз услышал об этом, мне неясно припомнилось, что в Москве во время чисток появилось письмо Сталина к авторам «Краткого курса». Я начал искать и нашел это письмо. Оно было опубликовано в «Правде» от 6 мая 1937 года. Покачивая головой, я прочел «Письмо товарища Сталина авторам истории ВКП(б)». Не оставалось никаких сомнений: Сталин не был ее автором! Я, конечно, не сообщил никому о моем открытии и не сделал намека об этом на собрании.
Первый вечер критики и самокритики преподавателей Высшей партийной школы имени Карла Маркса начался. Рудольф Линдау сделал затравку и многое в происходившей затем дискуссии показалось мне подготовленным и организованным. Точно по словам Линдау, сначала взяли на мушку преподавателей из социал–демократической партии. Они никогда не переживали еще ничего подобного, сидели все красные и, казалось, не понимали, что происходит. Не привыкшие к сталинской системе критики и самокритики, они пытались оправдаться, а один из них даже осмелился заявить, что надо смотреть на вещи объективно. Мне было жаль их — они и понятия не имели, что означает критика и самокритика…
Советизация пошла семимильными шагами. После того, как была осуждена теория особого пути к социализму, а «История ВКП(6)» положена в основу всех учебных планов и были введены собрания критики и самокритики по советскому образцу — в середине октября 1948 года «открыли» немецкого Стаханова. 13 октября Адольф Геннеке в одной из штолен шахты имени Карла Либкнехта в угольном районе Цвикау превысил дневную норму на 380 процентов. Это было сразу же сделано — так же, как в 1935 году после появления Стаханова в Советском Союзе — отправной точкой для развернутого «движения». Я очень хорошо помню, как мы в советской школе долбили стахановский рекорд от 31 августа 1935 года в шахте Ирминской в Сталино: Стаханов выполнил норму на 1400 процентов. С Геннеке все‑таки вышло поскромнее. Он выполнил норму не на 1400, а «только» на 380 процентов. В остальном все было так же.
В Советском Союзе я постепенно узнал некоторые закулисные подробности о стахановском движении: сколько времени подготавливается какая‑либо рабочая область, как создаются особо благоприятные условия труда, как целые бригады производят все подсобные работы, чтобы дать возможность поставить «рекорд». У меня не оставалось никаких иллюзий, и все‑таки я был удивлен, с какой трезвой откровенностью Рудольф Линдау информировал нас на внутренней треподавательской конференции о начавшемся «движении Геннеке»:
— Мы будем говорить здесь совершенно откровенно. Сейчас наступило время, когда сделался необходимым путь создания особого движения, чтобы достичь нового отношения к работе, нового огромного подъема производительности труда. Такие вещи сами по себе не делаются. Их надо тщательно планировать и организовывать. Уже два месяца назад началась подготовка. Сначала надо было выяснить, в какой части нашей зоны лучше всего начать такое движение.
После долгих дискуссий решено было начать движение в Саксонии.
Затем было вынесено решение, в какой отрасли промышленности должно зародиться движение. Как и в Советском Союзе угольная промышленность казалась самой подходящей. Далее, следовало ли выбрать для исполнения этой функции молодого или пожилого рабочего? В Советском Союзе решено было остановиться на комсомольце. У нас в зоне дело обстоит иначе. Молодое поколение легче привлечь к такому роду движения ударников. Главный вопрос заключался в том, чтобы поднять энтузиазм старшего поколения промышленных и квалифицированных рабочих. Поэтому было решено выбрать рабочего из старшего поколения.
Наконец, необходимо было выяснить еще один вопрос: следует ли поручить дело беспартийному или члену партии? После обстоятельного совещания решено было выбрать члена СЕПГ, чтобы подчеркнуть роль партии в этом важном вопросе.
После того, как были разрешены эти важнейшие вопросы, можно было приступить к поискам отвечающего этим требованиям лица. Несколько ответственных товарищей поехали в саксонский горнопромышленный район и доверительно посоветовались с местными секретарями партийных организаций и директорами предприятий, чтобы выискать подходящего рабочего — члена партии.
Так был найден Адольф Геннеке, который вполне соответствовал поставленным требованиям. Ему теперь 43 года, уже более двадцати лет он работает в горной промышленности, состоит в партии и даже посещал партийную школу СЕПГ.
Но неожиданно возникла одна трудность: Адольф Геннеке отказался. Он боялся, что его товарищи по работе рассердятся на него, если он согласится на эту роль. Только после того, как ему было разъяснено политическое значение этого мероприятия, а также показаны открывающиеся возможности его собственной карьеры, он взял на себя эту задачу. 13 октября он поставил свой рекорд и мы, таким образом, стоим у истоков движения ударников.
Несколько дней спустя появилось письмо Центрального секретариата об Адольфе Геннеке во всех газетах советской зоны. В письме говорилось о его «подвиге, указывающем путь», о его «революционном успехе при выполнении плана, который является уничтожающим ответом на политику Маршалл–плана на Западе». Поскольку я знал, как всё это было практически сделано, мне стало невыносимо стыдно, когда я читал это письмо:
«Отсюда с полной ясностью вытекает, что твой подвиг является результатом проснувшейся в тебе революционной традиции немецкого рабочего движения, жившей в Карле Либкнехте, имя которого носит твоя шахта. Этот подвиг — результат социального сознания, ответственности и высшего чувства долга по отношению к твоей партии, твоему классу и нашему народу».
МАТЕРИАЛ О ТИТО В ВЫСШЕЙ ПАРТИЙНОЙ ШКОЛЕ
22 ноября 1948 года меня постигла неожиданная неприятность. В вестибюле главного здания Высшей партийной школы был вывешен новый номер стенгазеты. В ней я увидел статью под крупным заголовком «Югославия и товарищ Леонгард». Я подошел ближе и прочел следующие строки, подписанные Рудольфом Фриче:
«При участии преподавателей и курсантов в нашей школе были основательно продискутированы ошибки Коммунистической партии Югославии, была внесена ясность в недостаточно четкое или ложное отношение к этим вопросам и таким образом достигнут единый взгляд на проблему.
Основой нашей дискуссии послужила резолюция Информационного бюро, а также резолюция Центрального секретариата СЕПГ.
Можно было бы считать дело законченным, если бы при всех обсуждениях здесь в школе, не только мною лично, но и другими товарищами не было замечено отсутствие соответствующего заявления со стороны товарища Леонгарда.
Я вспоминаю один из докладов товарища Леонгарда, в котором он, на основании своего богатого опыта и хороших знаний, обрисовывал положение в Югославии. В убедительных выражениях он рисовал нам достижения югославского народа и Тито. Работу Коммунистической партии Югославии представлял он как некий шедевр. Югославия двигалась по пути к социализму впереди всех стран народной демократии. Но достаточно. Я перечисляю все это не затем, чтобы вытаскивать на свет давно позабытое. Однако для нас всех, в том числе и для товарища Леонгарда, было бы весьма ценным, если бы мы услышали из его уст ясное и недвусмысленное самокритическое мнение, отсутствие которого до сих пор мы так болезненно ощущаем».
Мне стало сразу ясно, что курсант Рудольф Фриче с факультета экономики написал эту статью не по собственному почину. Это был предупредительный «холостой» выстрел сверху. Тенденция его была совершенно ясна. Я должен был заняться самокритикой. Что мне было делать? Я неустанно об этом думал. Целыми днями эта проблема сверлила мой ум.
В конце концов я сочинил ответ, — лишь в несколько строк, — в котором я указывал, что югославская проблема слишком сложна, чтобы разбирать ее в краткой статье в стенгазете. Я готов, однако, говорить на эту тему перед интересующимися товарищами.
